Вторая Отечественная - Даниил Сергеевич Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— За мной братцы! Врежем австриякам!
— Ура-а-а-а…
— Hoh!!!
Жиденькому кличу моего отделения отвечают бодрые крики австрияков, уже спрыгивающих в окопы и бегущим нам навстречу. Жестом руки приказываю бойцам остановиться — и указываю на ход сообщения, ведущий ко второй линии траншей, расположенной за нашими спинами:
— Вдоль него становитесь, братцы, в пяти шагах друг от друга! Стреляйте во всех гансов, кто по земле к нам бежит!
Бойцы послушно занимают позиции по ходу сообщения, прикрыв справа отделение Мальцева от зашедших к нам во фланг немцев. Сам же я замираю у поворота основной траншеи, ожидая приближающихся зольдат — и спешно готовя более тяжелую (а значит, и имеющую большее фугасное действие и эффективную дальность поражения осколками) РГ-12. Прихватил с собой пару штук, отдав третью одному из бойцов…
Чересчур поспешные выстрелы моих солдатиков оставляют желать лучшего в плане их меткости. Но все же австрийцев очень много и они неудержимо прут плотными цепями вперед, вдоль извилистых ходов сообщений (да и по ним тоже) ко второй линии обороны полка. Так что едва ли не каждая пуля моих бойцов находит свою цель… Таким образом, мое отделение ведет по наступающему врагу настоящий фланкирующий огонь — особенно когда бойцы промахиваются по зольдатам, спешащим атаковать уже непосредственно нас…
Несколько радостных криков вторят особо удачным выстрелам, кто-то из бойцов кидает гранаты в наступающего на нас врага. А потом я слышу отчаянный вопль боли солдата, упавшего на дно окопа — и прижимающего руки к ране на голове… Но прийти ему на помощь я уже не могу: шаги бодро бегущих в мою сторону австрияков раздаются уже за поворотом траншеи. Освободив рычаг на ручке РГ-12 от предохранительного кольца, я выжидаю секунду, спешно проговорив про себя «двадцать два, двадцать два!» — после чего, коротко размахнувшись, бросаю ручную бомбу за угол, к приблизившемуся врагу.
— Granate!!!
Испуганный вскрик раздается совсем близко, быть может, шагах в пяти — а следом за ним приглушенный хлопок взрыва, да отчаянный визг раненого человека… Откинуть от себя брошенную с задержкой во времени эргэшку Рдутловского никто из немцев не успел — и воспользовавшись мгновением неразберихи и паники после ее взрыва, я буквально выкатился по дну хода сообщения в траншею, сжимая в руках верный, самовзводный наган…
И тут же, поймав на мушку фигуру ближнего ко мне австрияка в кепи и кителе цвета «гехтграу» (серого с сильным синим оттенком), сжимающего в руках винтовку Манлихера с чрезвычайно длинным клинковым штыком, я нажал на тугой спусковой крючок.
Выстрел! И вражеский зольдат со стоном завалился на спину, не успев прицелиться в распластавшегося на земле русскому офицеру — и выстрелить в ответ. А вот высунулся бы я в траншею в рост, с неудобного для стрельбы левого бока — и кто знает, как бы повернуло? Лишнее мгновение мне на прицеливание — и наоборот, врагу потребовалось бы на мгновение меньше, чтобы поймать меня на мушку… Между тем, я нажимаю на тугой спуск револьвера снова и снова, в считанные секунды опустошая барабан — и очищая траншею от австрияков по всей ее протяженности до очередного изгиба.
Рывок в сторону — и я вновь оказываюсь в ходе сообщения, надеясь успеть перезарядить наган. Но только я освободил шомпол и выбил им из каморы барабана первую чуть вздутую гильзу, как шаги атакующих по земле немцев и мадьяр раздаются уже над самой головой… Несколько выстрелов стучат в упор с обеих сторон — и мое отделение сокращается сразу на трех нерасторопных бойцов, в горячке боя не успевших перезарядить трехлинейки… Ближний ко мне солдат, Прохор Семенов, умело всадил штык в живот замершего над ходом сообщения врага, ударив снизу-вверх — но еще два австрийца успели спрыгнуть в окоп, отделив меня от Семенова.
Понимая, что времени не осталось, я пружинисто вскочил на ноги — и с шагом вперед обрушил рукоять нагана на голову развернутого боком ко мне врага. Мне повезло — противник (как и большинство австро-венгерских солдат) оказался без шлема, и удар в висок отправил его в тяжелый нокаут (если я и вовсе не убил им зольдата)… Второй австрияк в упор выстрелил в дернувшегося в сторону Семенова — после чего попытался добить его штыком. Но раненый в бок Прохор, крепкий, жилистый мужик с горящей в глазах ненавистью к пытающемуся убить его врагу, умело парировал выпад противника ударом по стволу винтовки, после чего коротко, практически без замаха вогнал граненый штык в живот врага:
— Жри, су…
Ударившая в спину пуля добила моего бойца, оборвав конец его крика. В свою очередь я схватил Манлихер оглушенного мной австрияка, отчаянно надеясь, что его винтовка заряжена — и прямо с колена выстрелил в убийцу Прохора, уже передернувшего затвор винтовки и ловящего меня на прицел… Мне повезло — патрон был в стволе; а вот моему противнику не хватило опыта и стрелковой подготовки.
Но, несмотря на мой краткий успех, отчаянная, скоротечная окопная схватка кончилась не в нашу пользу. Бойцов отделения, не дрогнувших и не побежавших, перебили в считанные мгновения выстрелами в упор, задавив славян числом в окопах — и я уже ничем не смог помешать врагу… Собственно, я даже не успел передернуть рукоять затвора трофейного винтаря, как над головой послышался шум приближающихся шагов — и тут же в окоп позади меня кто-то спрыгнул. Я попытался было встать и развернуться навстречу — но успел обернуться лишь вполоборота и увидеть смазанное движение стремительно приближающегося к голове приклада.
После чего свет в моих глазах померк…
Глава 19
Пришел в себя я от шума прибоя — и довольно-таки резкого, бодрящего запаха йода и соли. А, открыв глаза и увидев перед собой безоблачное, голубое небо, я также ощутил, что мне прям зябковато от сырости и морской свежести…
Стоп.
Морской свежести?!
— Очнулся?
Я подскочил на месте — точнее на прибрежных камнях, крупной отшлифованной накатывающими волнами гальке. Одной секунды мне хватило, чтобы понять, что нахожусь я на берегу шхеры —
