Rucciя - Шамиль Идиатуллин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немногочисленные мужики, который, как Мишу, спозаранку занесло в бабью кучу, мрачно слушали окружающий мир, сплевывали под ноги и не спеша уходили к мосту через речушку Пычырашку. За мостом хорошо если не с рассвета дежурил чумазый уазик-«буханка», в котором бизнесмены районного значения Пимуковы возили по деревням паленую водку. Через Пычырашку Пимуковы не переезжали, чтобы не нарушать тройственную конвенцию, заключенную торговцами самопалом, милицией и сельским начальством. Конвенция исходила из того, что бутлегеры имеют право жить и работать при соблюдении двух условий. Согласно первому, властям отдавался твердый процент с выручки. Согласно второму, на территории деревень торговля запрещалась – только на ничьей земле. Нарушителей второго пункта запросто могли покалечить – на месте и без разбору. Шалости с первым пунктом оборачивались совсем серьезными неприятностями.
Петька Васильев, комбайнер и дурак, уже форсировал Пычырашку и теперь возвращался с самым сосредоточенным выражением лица. Из кармана его двадцатилетнего пиджака торчало голое горлышко с красной винтовой пробкой (согласно местным легендам, красноголовка была самым безопасным самопалом, выгодно отличавшимся даже от казенного товара, продававшегося в продмагах и тем более в комках). Поравнявшись с Купряевым, Васильев предложил ему устроить маленький сабантуй по случаю отъезда надоедливого и драчливого начальства – пока, как говорится, война не началась. Миша коротко отказался – Васильева он не переносил в принципе, а на этот день у Купряева имелся резервный план. Миша собирался, пользуясь занятостью соседей, начать вторую косовицу на спорном участке луга. Основные конкуренты, насколько он разглядел, упороли за водкой – так что можно было спокойно и без скандалов запастись лучшим в округе сеном.
Дома намерения Купряева резко изменились. Само собой, с тяжелой руки Надьки. Та встретила мужа так, словно последние два-три именно к этому и готовилась: примеривала позы и писала речь. Из речи Михаил узнал, что он неумеха и паршивый механизатор, впервые в жизни согласившийся исполнить просьбу жены, которая пашет как эта, потому что муж семью содержать не может. Так вот, этот никчемный человек свою несчастную жену обманул, никуда не поехал, оставил супругу и сына без денег, а викторию угробил, так что зря бедная Надя ползала раком по грядкам весь вечер как проклятая.
Миша, как всегда молча, отнес корзины в погреб и направился в сарай за косами. Надежда останавливаться не собиралась. Она сообщила, что ее пустоголовый муженек, конечно же, теперь наплюет на семью и вместо того, чтобы хотя бы сена накосить, раз уж он на большее не способен, отправится с придурками-дружками водку пить. Купряев, вышедший во двор с косой и оселком, остановился, посмотрел на жену, потом на косу, потом снова на жену – она наконец заткнулась, – выругался, швырнул оселок наземь, поднял его и отнес вместе с косой обратно в сарай. Надька, трусливо замолчав, присела на скамейку и наблюдала за развитием событий тоскливыми, как у породистого пса, глазами. Миша вышел из сарая со свернутой клетчатой сумкой и туповатым ножиком, с незапамятных времен торчавшим из щели одного из стояков сарая. Надя впилась пальцами в скамью и плаксиво приоткрыла рот, не отводя глаз от ножика. Миша молча прошел мимо жены к калитке в воротах. В это время на крыльцо вышел заспанный и щурящийся на яркое солнце Колька.
– Ну че, блин, с утра завелись, а? – осведомился он унылым басом.
Миша развернулся к нему, хотел что-то сказать, но передумал. Он просто отвесил сыну земной поклон, немного полюбовался на его кривую усмешку и ушел, хлопнув калиткой.
В лесу не сразу, но отпустило. Тяжелый воздух, липкая паутина, кидающаяся в лицо, и скользкие сучья под слоем павшей хвои быстро выметали и вымывали из башки любые заботы – в том числе и по поводу грибов, которых почему-то почти не было. Видно, не сезон, совсем как Штирлиц подумал Купряев на втором часу своих блужданий. Он выпрямился, разминая затекшие плечи и шею – и тут его сшибло с ног и крепко ударило спиной о ближайший корявый ствол. В голове звенело, а глаза занесло колючей крошкой и разноцветными кругами. Миша принялся прочищать глаза и охнул от сильного пинка в бок. Брызнувшие слезы махом вернули зрение.
Миша обнаружил, что перед ним стоят два здоровых парня в камуфляже. Лиц в полосатом свете, протекавшем сквозь ельник, было не разглядеть – они тоже были камуфлированными, точнее, измазанными зеленоватой грязью. В руках у каждого был короткий автомат, и еще куча всякого оружия висела на груди, на поясе, под коленями – и вообще по всему комбинезону. На рукаве была эмблема со скорпионом. Миша догадался, что перед ним десантники 31-й бригады ВДВ, стоявшей где-то под Ульяновском. Часть считалась элитной, называлась «Скорпион» и одно время часто проводила учения на территории Дрожжановского района. «Войска дяди Васи» отрабатывали освобождение республики от взбунтовавшихся экстремистов-националов. Учения прекратились после того, как два научившиеся всему десантника сбежали из казармы и отправились в Казань, убивая на ходу каждого встречного.
Купряев скребанул ногами, пытаясь куда-нибудь уползти, и уперся спиной в ствол.
– Не дергайся, мужик, – сказал тот, что был чуть пониже (но все равно на голову выше Купряева). – Отвечай, и все нормально будет. Понял?
Миша с готовностью закивал.
– Молодец, – одобрил низкий. – Татары поблизости есть?
– Теперь есть, – сказал второй и заржал.
– Да брось ты, видишь, у него крест, – сказал первый.
– Братишка, ты русский? – спросил высокий и снова заржал.
Купряев понял, что тот цитирует фильм «Бригада», но поддержать игру не решился – очень уж опасным выглядел смеющийся солдат.
– Зема, ты не молчи, – посоветовал низкий. – Вот скажи, как звать тебя?
– Михаил, – сглотнув, сказал Купряев.
– Я ж говорю, русский, – объяснил низкий высокому.
– Чуваши мы. Тут все чуваши, – решился уточнить Миша, но сразу пожалел об этом – а заодно ужаснулся собственному усилившемуся акценту.
– И что? – зло спросил страшный парень. – Тоже азатлык?
Купряев почувствовал, как поры по всему телу одновременно выстрелили фонтанчиками ледяного пота. Надо было что-то сказать, но сил для этого не осталось.
– Саня, кончай, – сказал второй десантник.
– Щас кончу, Рома, так щас кончу, лопнут все. Да не ссы, нормально все.
– Ребята, у меня трое детей, – сумел выговорить Михаил, сам не поняв, зачем соврал.
– Ладно, не трясись, – презрительно сказал высокий. – Не тронем. Где тут у вас татары?
– Да везде, – подумав, ответил Купряев. – Вон туда только если, там Сердеево, удмуртская деревня, а так вокруг – в основном татарские, мишарские то есть: Мунчалы, Аксу…
– Ты что, чуваш, издеваешься? – страшно спросил высокий и даже нагнулся, чтобы рассмотреть, издевается ли Михаил. Лицо у десантника было мокрым, запах от него шел медный, как страх. Купряев перестал дышать.
– Саня, айда без гонева, – сказал второй. – Помрет же колхозник щас.
– Не боись, Рома, без нас не помрет, – сказал Саня, на секунду отвернувшись от Миши. Миша быстро перекрестился. Высокий снова повернулся к нему:
– Ща нам чуваш ваще все расскажет. Да, чуваш, ты же правильный мужик, да?
– Саня, ты за-е-бал, – сказал Рома.
– Ты ссать хотел? Ну ссы. Иди и ссы, работать не мешай.
Рома сплюнул и ушел в сторону.
Купряев вжался в ствол сосны, стиснул густую перину опавшей хвои, сразу переставшей колоть ладони, и беспомощно повторил:
– Ребята. Не надо. У меня дети.
– Завидую. А у меня нет, – ответил Саня, опустил автомат на хвою, и в руке у него откуда-то взялся широкий нож. – Ну что, чувашин, скажешь, где стратегические боеголовки?
Миша вжался спиной в ель и зажмурился, молясь, чтобы все быстрее кончилось. Боли не было. Раздался тихий шелест, стон, и хвоя под Купряевым дернулась, словно рядом наземь бросили что-то тяжелое. Миша неохотно приоткрыл глаза и обнаружил, что Саня неудобно скорчился в метре от него, а бритый затылок десантника странно играет мелкими бликами. Сморгнув, Миша понял, что череп Сани разворочен, и из раны густо стекает кровь. Купряев заерзал взглядом вокруг. Между деревьев мелькнул силуэт – к Мише осторожно приближался кто-то в камуфляже, но вроде не Рома. Человек смотрел на Купряева сквозь прицел прижатого к плечу автомата. Миша решил снова зажмуриться, но краем глаза уловил новую тень, мелькнувшую слева в просветах еловых лап. Он дернул головой, человек с автоматом мгновенно присел и развернулся. Слева хлопнула пробка от шампанского. Незнакомец отлетел назад и пропал из виду. Тень оказалась Ромой – он крался к сраженному противнику, словно обтекая еловые стволы и ветки, и небрежно держал у пояса очень длинный пистолет. Ветки справа от него мотнулись, Рома вскинул пистолет, и с другой стороны на него тут же бросилась еще одна крупная фигура в камуфляже. Оба повалились в желтую хвою, тяжело дыша и что-то жуткое делая друг с другом.