Кровь и пепел - Наталья Павлищева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ничего, я как боец невидимого фронта, мне не нужно прилюдных наград, достаточно сознания, что это я спасла Русь. Чувствуя, как на глазах бронзовею или вообще превращаюсь в свою гранитную копию, я поспешила за теткой, которая, кажется, думала совсем о другом, потому что она вдруг усмехнулась:
– А ты Роману глянулась… ох, глянулась… Мог бы и жениться.
Глаза тетки лукаво блестели. Я растерялась:
– Как… жениться?
– И он тебе тоже понравился, сердечко-то забилось. – Анея вздохнула. – Если выживем, я тебя за Романа сосватаю.
– Я уже сосватана.
– Пустое. Андрей все поймет. Только пока молчи, Настя, перед остальными молчи. Рано им бояться. И дай бог, чтобы ты ошиблась.
Я только вздохнула. Куда ни кинь, всюду клин, если я ошиблась, то князь будет смотреть на меня как на дуру, а если все же права, то ему не до сердечных дел. Видно, поняв мои страдания, тетка строго посоветовала:
– Не помирай раньше того, как в гроб положили. Ты свое сказала, теперь дело за Романом. – И вдруг она широко улыбнулась, чего я не видела никогда. Анея с улыбкой на лице оказалась невозможной красавицей! – А я хочу, чтобы Роман все изменил и тебя за себя взял. Ох и красивая пара будет!
Сказала и поспешила к воротам Степанова дома, оставив меня посреди улицы разевать рот, как рыбу, вытащенную на берег. Если честно, то мои мысли текли совсем в другом направлении, как ни понравился мне Роман Ингваревич, но думала-то я о Руси… Будущий колокольный набат в моих ушах как-то притих, и звон мечей собиравшейся рати тоже. Ничего себе, я им твержу о страшной напасти, которая вот-вот грянет, а они думают о чем-то другом! Стало тоскливо, может, отец прав, и все всё знают без меня? Нет, князь Роман явно не знал. Но он коломенский, это от Рязани и Батыя все же далековато…
И вот теперь я не могла понять, нравится мне результат этого дня или нет. С одной стороны, Анея сказала, что князь, в которого я, как дура, влюбилась, ко мне тоже неравнодушен, с другой – мои-то мысли совсем не о том. Лишаться своего, пусть и безвестно, героического будущего было как-то жалко.
От тягучих мыслей мне помогла отвлечься, как всегда, сестрица.
Дома Лушка развлекалась, демонстрируя математические фокусы. Когда-то я показала ей, как умножать на девять при помощи пальцев двух рук, а еще самый простой фокус с загадыванием чисел. И вот теперь эта новоявленная математичка, неимоверно довольная собой, демонстрировала умения.
– Ну, ладно, давайте последний раз! Загадали числа? Прибавьте восемь, теперь отнимите пять, прибавьте семь, отнимите то число, какое задумали, разделите на два, прибавьте четыре. Получилось девять!
– У меня восемь! – возразил Никола.
– Считал неверно, – уверенно махнула рукой Лушка. – Какое у тебя было число?
– Три.
– Проверяй. Прибавил восемь, получилось одиннадцать, отнял пять, осталось шесть, прибавил семь, получил тринадцать, отнял свои три, получил десять, разделил на два, это пять и прибавил четыре – девять!
Никола сокрушенно покачал головой:
– В пятый раз проверяем, все сходится. Причем ведь кто бы что ни задумал, ответ у всех один!
Я невольно рассмеялась:
– Никола, хочешь понять, в чем дело?
Тот кивнул. Пришлось объяснять фокус. Поняв, что по ходу ему пришлось отнять задуманное число, отчего оно просто исчезло из подсчетов, Никола расхохотался:
– Ай и ловкие девки! Кто придумал-то?
Лушка шмыгнула носом, сознаваться в том, что просто воспользовалась моим опытом, не хотелось. Я милостиво сообщила:
– Это мы вместе.
Анею заинтересовал другой участник интеллектуальных развлечений, она сразу заметила внимательно прислушивающегося к Лушкиным разглагольствованиям деда:
– Ефрем, ты ли?
– Я, Анея Евсеевна, кому же еще?
– Откуда ты у Николы?
– Здеся живу. Ну, не совсем живу, а так вот, бываю…
По усмешке Авдотьи я поняла, что бывает почти круглосуточно. Но общее отношение к деду было явно благожелательным. Это заставило и меня приглядеться внимательней. Седенький, невысокого росточка, видно, давно потерявший большинство зубов во рту, он был весьма разговорчив, обо всем имел собственное суждение и явно любил рассуждать. Особенно, как выяснилось, о себе и своей нелегкой, но такой интересной жизни. Нелегкой жизнь оказалась только по его собственному мнению, да и интересной тоже, но слушать рассуждения деда Ефрема любили, похоже, все.
Анея неожиданно обратилась к Николе:
– Никола, я свой терем князю Ингварю подарила, о том слышал?
– Дык… как не слышать? Вся Рязань о том шумит. А Маштака-то куда?
– А в его собственный, пусть не ленится, а подновит после пожара свой. Но я не о том. Я ведь теперь своего жилья в городе не имею. Не продашь ли мне старый дом?
– Тебе? – вытаращил почему-то глаза на тетку Ефрем, словно продавать предстояло ему, а не Николе. – Да ведь у него не княжий терем, а простой дом. Был.
– То мое дело. Так продашь или нет? Хорошую цену дам.
– Новый на его месте ставить будешь?
– Да нет, оставлю этот стоять, только что подновлю. Чтоб было куда приезжать.
– А чего ж терем не оставила? – снова влез Ефрем. Удивительно, но никто не противился вот таким его «встреваниям».
– На терем Маштак всю жизнь зарился бы, такова его гнилая натура. А так – терем княжий, не подступишься, а мне жить где-то надо.
– Ну, продам.
Через минуту они уже сговорились о цене, причем дед Ефрем даже по ляжкам себя шлепнул, сокрушенно качая головой и переводя взгляд с Николы на Анею и обратно. Я пыталась сообразить, продешевил Никола или нет. Анея рассмеялась:
– Ефрем, ты чего маешься, знаю, что двойную цену плачу, но хочу, чтоб Никола приглядывал за моим домом, пока меня нет. А еще хочу, чтобы ты в нем жил, а не в своей землянке, печи топил исправно, чтоб гниль не заводилась, и пауков по углам гонял. Пойдешь ли ко мне в услужение? Платить хорошо стану, на жизнь хватит.
Ефрем неожиданно прослезился:
– Дык как же это? Анеюшка, как же?
О, еще один Анеюшкой зовет. И это тетку, всего пару часов назад разыгрывавшую из себя королеву Елизавету перед Маштаком. Анея отнеслась к такой фамильярности спокойно, собственно, я другого и не ожидала, уже было понятно, что если Ефрем так называет, значит, знает, что сойдет.
– Ну, так пойдешь?
– А то как же?
Уже немного погодя Ефрем ругал наших девок за нерадивость, выговаривая за обнаруженную паутину. Досталось и холопам, а вот указать что-то Трофиму, самому чувствующему себя хозяином, не получилось, он зыкнул на Ефрема так, словно тот влез к нему в тарелку руками.
Тетка вдруг попросила:
– Настя, накинь что потеплее, выйдем на двор…
Лушка тревожно проводила нас взглядом, но промолчала. Вообще, после нашего дурацкого побега сестрица словно повзрослела лет на пять, стала сдержанней и не распускала язык по любому поводу. Конечно, все искоренить мигом ей не удалось, да и надо ли, но без толку языком не молола и ненужными вопросами не сыпала.