Страж. Тетралогия - Алексей Пехов

— Да, ведьма. Верю. И ты бы поверила, если бы увидела, на что он способен! Этот чертов ублюдок без труда расправился с верхушкой Ордена, как только они перешли ему дорогу!

Повисла тяжелая тишина.

— Землетрясение в Солезино — его рук дело? — спросил я, не веря в собственную догадку.

— Маркграф Валентин подтвердил это. Сказал, что законники хотели остановить Ивойю, когда поняли, что тот может устроить. Но в итоге он остановил их. С тех пор я не в Ордене, а из кожи лезу, чтобы угодить ему. И есть еще несколько человек.

Не знаю, замечала ли Гера, но за время нашей беседы Руджеролло довольно сильно сместился на кровати, добравшись до изголовья. Я видел, что матрас в этом месте чуть выше, и подозревал еще один спрятанный нож. Так что я теперь больше следил за его руками, чем слушал.

— Сколько темных клинков ему осталось создать?

— Не знаю.

— Ты врешь.

— Один, — неохотно процедил он. — Ему не хватает только камня. Он ищет его уже год. Поэтому он обязательно придет, чтобы закончить дело.

— Один? — не поверил я. — Для девяти других требуется много клинков стражей. У Братства столько не пропадало и за сто лет!

— Александр сказал, что у Ивойи уже имелось какое-то количество, когда они… познакомились. Он ездил за ними в горы, на юг Литавии. После возвращения кузнец сделал один, у него был материал, но кинжал не работал. Не знаю уж почему.

— Для ковки вы давали ему материал — наши клинки, которые следовало уничтожать.

— Я здесь ни при чем. Занимался вообще другими делами.

Гертруда сделала шаг к нему, и пес повторил это движение, не спуская с Руджеролло глаз.

— Ты был в этом замешан по уши. От кого получал наши клинки?

Он помялся, размышляя, говорить или нет.

— От Джонаса де Смета. Он из глав Ордена. Именно ему достался рабочий темный клинок и заготовка. Это была плата кузнеца за помощь.

Надо думать, заготовку, которая теперь хранится у меня, нашла в Солезино Кристина. А тот клинок, рабочий, попал в руки каких-то помощников этого де Смета, и его тоже нашла Криста. Только раньше. Когда за ней погнались убийцы Ганса. После этого кинжал оказался у Франчески, затем у цыгана из Шоссии. Вроде все сходится.

— Людвиг, знаешь что-нибудь об этом господине? — поинтересовалась Гера.

— Никогда не слышал.

— Руководитель Ордена Праведности. Неофициальный. Он погиб во время землетрясения.

— Ивойя прихлопнул даже своего сторонника. Чем вы ему успели так насолить, Руджеролло?

— Маркграф писал, что наши руководители пытались остановить кузнеца. Но как… я не знаю. Уже был здесь. После смерти де Смета наша политика изменилась, и новые главы сдали меня святошам.

— Сколько кинжалов стражей ты отдал Ивойе?

— Это так важно?

— Если я спрашиваю, то да.

— Лично я — всего два. Должно было быть больше. Не знаю, сколько переслали ему де Смет и Александр. После их гибели оставались клинки из коллекции маркграфа Валентина. Но они пропали после того, как благородный испустил дух. Расслабьтесь. Кузнеца уже не интересуют ваши расчудесные железки. У него их полный набор, и скоро на земле воцарится ад.

— И ты этому рад? — Он меня порядком поражал.

Руджеролло искренне удивился:

— А почему бы и нет? Разве большинство людей его не заслуживают?

— Но себя ты к таким не причисляешь?

— Конечно. А теперь давай, ведьма. Стирай мне память, и проваливайте. Я сказал все, что вы хотели знать. Можете ехать в холмы и стать кормом для коршунов.

Гера покачала головой:

— Я обманула вас, сеньор. Никогда не умела насылать на людей забывчивость.

Он понял все мгновенно. Его рука змеей нырнула под матрас, и пес, так долго ждавший этого момента, прыгнул.

Пугало бы было довольно.

После разговора с законником я никак не мог уснуть, хотел обсудить с Герой услышанное, но она решительно пресекла эту попытку, мягко поцеловав меня в лоб.

— Спи, Синеглазый. Все остальное позже.

И я провалился во мрак до полудня.

— Все гораздо сложнее, чем я считала, — сказала мне белая колдунья, когда мы выехали за городские ворота, без всяких угрызений совести оставив Эспозито и Джанкарло видеть тридцатый сон. — Много непонятных моментов.

— Может, ты поспешила его убить?

Ее глаза были жесткими.

— Только не говори, что он этого не заслуживал.

— Я о том, что он мог бы рассказать еще что-то.

— Не было времени, Людвиг. Да и в живых оставлять Руджеролло нельзя. Быть может, он и не побежал бы в Орден, раз те сдали его Церкви, но к кузнецу пошел бы обязательно. Я не могла так рисковать.

— Интересно складывается ситуация. — Я решил уйти от щекотливой темы. — На свете существует человек, как две капли похожий на императора Константина. Он настолько похож на него, что пытался убить Вальтера, когда тот понял, кто перед ним. Имя у темного кузнеца тоже довольно странное.

— Ивойя. Человек, привезший в столицу останки Аппия, сына императора Августа и отца императора Константина. Август умирает, власть оказывается в руках Константина, и какое-то время рядом с ним видят человека по имени Ивойя. Затем он исчезает по неизвестным причинам. За свою жизнь Константин увеличивает империю в три раза, укрепляет Братство, продолжая дело безвременно почившего деда. И живет долго-долго.

— Как мы предполагаем, это из-за того, что тыкает темным кинжалом в людей, а затем убивает появившуюся темную душу светлым клинком, накапливая жизнь. В итоге стражи об этом узнают и приканчивают собственного благодетеля.

— Да. Все верно, — подтвердила она.

— Но теперь у нас есть человек по имени Ивойя. Да-да… я знаю, что людей с подобным именем в Мильте не меньше, чем Людвигов и Гертруд в северных княжествах. Но внешняя схожесть кузнеца с Константином и странные слова Александра о том, что он пробудил Ивойю, который спал в саркофаге, доставшемся законникам в наследие от прежнего Братства… — Я развел руками. — Звучит как бред. Не может же человек пролежать в гробу полторы тысячи лет, а затем внезапно воскреснуть.

— Человек и вправду так не может, — согласилась Гертруда. — Поэтому я, как большой скептик, подвергаю сомнению эту часть истории Руджеролло.

— А я, как человек знакомый с магией лишь понаслышке, видевший демонов и даже угодивший в преддверие ада, не исключаю такой возможности.

Она посмотрела на меня серьезно, затем улыбнулась:

— Ах, Синеглазый. Мне бы твою веру в сказки. Но даже если это так — заметь, я говорю «если», — мы не узнаем истину. Разве что темный кузнец вдруг решит нам рассказать правду.