Катализ - Ант Скаландис

А второй случай был годом позже. Мне и Валерке поручили сделать небольшой плакатик для кабинета физики о тепловых явлениях в природе. А дядя Валеркин как раз приехал тогда из Японии и привез какой-то невероятный набор фломастеров-то ли сорок восемь, то ли пятьдесят шесть цветов, вот мы и поехали к дяде. Картинки получились роскошные – и я, и Валерка, оба рисовали неплохо, а вот с текстом оказалось труднее. Неинтересно было его придумывать. И мы долго сидели, сбиваясь на шутки и посторонние разговоры, а дядя заходил к нам время от времени и спрашивал: «Ну как? Вы про тягу напишите. Написали про тягу?» А про тягу мы не написали – в учебнике такого не было – и он снова заходил и говорил: «Ну, как же, тяга – это же тепловое явление. Напишите про тягу». Он был в длиннополом шелковом халате, непокорные вихри его были зачесаны по моде пятидесятых годов и то и дело спадали на лоб, а в полных губах дымилась длинная «новость» с ватным фильтром.

И вот теперь, когда мы шли к нему, мне вспомнился солнечный Волоколамск и дурацкое слово «тяга», засевшее в памяти, как алюминиевый гвоздь в пенопласте.

Валерка ни о чем не спрашивал. Этим был Валерка хорош. Мы не часто виделись с ним после школы: пути-дорожки постепенно расходились, но если нужно было помочь, Валерка помогал без лишних слов: купить ли японскую куртку в «валютке», одолжить ли на время «курсовика» шикарный микрокалькулятор, достать ли билеты в дефицитный театр. Валерка даже не удивился, что теперь мне нужен сам его дядя, лично. Он только сказал:

— Учти, если ерунда какая-нибудь, дядька долго слушать не станет. Он у меня такой.

— Учту, — ответил я.

Мы пришли все втроем, но решили, что для делового разговора лучше будет, если я начну без Ленки. Поэтому Валерка остался развлекать ее в гостиной, а мы с Николаем Степановичем уединились в кабинете.

Все накануне было решено, что предисловий никаких не надо, и теперь я просто поставил сибр на стол, скопировал для наглядности мятую пятерку, используя в качестве питания окурки из пепельницы, а потом нажал кнопку «РОСТ+».

Валеркин дядя молча смотрел на сибр и курил. Молчал он долго. Потом пожевал полными губами, сделал последнюю затяжку и бросил окурок не в пепельницу, а в воронку питания, чем совершенно восхитил меня. С окурком, разумеется, ничего не произошло: в процессе роста сибр не работал.

— Его остановить можно? — спросил, наконец, Валеркин дядя.

— Можно, — сказал я и нажал кнопку «СТОП».

(К моменту визита мы уже поняли, что погорячились, и кнопка «СТОП» была восстановлена в правах).

— А если не останавливать? — спросил он.

— Остановится автоматически. Когда прочность металла окажется недостаточной, чтобы выдерживать собственный вес при данной геометрии устройства.

Это был блеф. Мы не делали таких опытов, не рискнули делать. Но мог ли я ответить: «Не знаю»? (Кстати, потом оказалось, что догадка почти верна. Максимальный размер сибра был весьма скромен: грузовик скопировать было можно, но вертолет залезал в экспокамеру только без пропеллера).

— Страшное оружие, — сказал Валеркин дядя.

— Это не оружие, — возразил я.

— Это ты так считаешь.

— Мне бы хотелось, чтобы так считали все.

— Мне бы тоже хотелось, — сказал Валеркин дядя. — Так расскажи, что она еще может, эта твоя штуковина.

Я рассказал. Валеркин дядя выкурил подряд две сигареты.

— И ты сам это сделал?

— Сделал не сам. Придумал сам.

И я рассказал про Апельсин.

— Ты уверен, что это не совпадение? Ты уверен, в конце концов, что мысли твои были раньше, чем появилась эта машинка?

— Уверен. Я еще не сошел с ума.

Конечно, он думал о секретном оружии, и только эта версия развалилась.

— Давно это было?

— Неделю назад.

— Давно, — констатировал он. — И сколько же человек в курсе? Только честно. Ты же понимаешь, искать все равно будут всех.

«Ищите», — подумал я.

— Николай Степаныч, с нашей точки зрения это вопрос не принципиальный.

— Ну, сколько? Двадцать? Сто?

Что и говорить, Валеркин дядя умел владеть собой.

— Ну, разумеется, меньше, — ответил я чуть раздраженно.

— Один, — предположил он.

— Больше.

— Ты и жена.

Я промолчал.

— И лучший друг. Да? Или еще родители?

Я молчал, как партизан.

— Ну, ладно, конспиратор, скажи тогда, какие же вопросы вы считаете принципиальными.

— Пожалуйста, — сказал я. — Что сделают с сибром?

— Сибр будут исследовать.

— Долго его будут исследовать?

— Не знаю. Я не ученый, — сказал Валеркин дядя.

«Вряд ли это будет зависеть от ученых», — подумал я, но не сказал.

— А потом?

— Потом видно будет.

— Нет, — сказал я. — Видно должно быть уже сегодня. Сейчас.

— Какой ты быстрый! — усмехнулся он.

— Да нет, — сказал я, — я не быстрый. Мы думали целую неделю, и за это время сибр мог бы спасти от смерти миллионы людей.

— И ровно столько же, если не больше, свести в могилу.

В его словах была правда. Я еще раз восхитился, как бойко соображал этот человек.

— Но сибр нужен людям, — сказал я.

— Сибр опасен, — возразил он.

— Не настолько, насколько Вы себе представили. Просто мы привыкли думать о самом худшем. В первые полчаса мне тоже было страшно, — соврал я, — а потом мы думали об этом неделю. И я знаю: сибр нужен людям. Надо только сделать его безопасным. Это реально.

И, опережая его новые вопросы и возможное вполне естественное возмущение моим несколько ультиматитвным тоном, я передал ему наше «Обращение».

По мере того, как он читал, лицо его делалось все более мрачным, а правая рука начала странно блуждать по столу, по карманам и вокруг в поисках то ли ручки, то ли телефонной трубки, то ли – и это было бы вполне нормально – пистолета. Но Николай Степаныч был в спортивных брюках и домашней байковой рубашке, и пистолета при нем не оказалось.

Постепенно он успокоился и сказал:

— Позови-ка жену. Ей тоже полезно послушать. А Валерке передай, пусть Нина сделает нам кофе.

— Вот что, ребята, — начал Валеркин дядя, когда Ленка села в кресло и, спросив разрешения, закурила. — Вы пришли не за советом. Вы пришли поставить нас перед фактом. Позиция рискованная, но, безусловно, очень эффектная. Причем, не могу не признать: в той исключительной ситуации, в которую вы попали, у вас есть право диктовать условия. Но предупреждаю, ребята, подумайте. Хорошенько подумайте. Диктат – это очень страшная штука. И сложная. Не знаю, сдюжите ли. А все, что зависит от меня, я сделаю. Ваш вопрос будет рассмотрен на самом высоком уровне. Ждите. За вами приедут.

— Только, если можно, пусть машина будет без решеток на окнах, — грустно пошутил я.

— Принято, — сказал Валеркин дядя.

— Но это не все! — встрянула Ленка. — Мы все-таки пришли и за советом тоже. Мы решили, что делать, но мы совсем не знаем, как.

— Да, — подтвердил я, — было бы очень интересно обсудить это с вами. У вас еще есть время?

— Думаю, — сказал Валеркин дядя, — у меня теперь будет чертова гибель времени для решения именно ваших проблем.

Жена Николая Степановича принесла кофе. И мы начали обсуждать. Разумеется, порядок обсуждения задавал он. И делал это профессионально, умно. Нам с Ленкой было смешно и даже стыдно вспоминать наш детский сад за круглым столом. Многое ли могли мы предусмотреть с едва законченным высшим образованием и полным отсутствием производственного опыта? И иногда по ходу разговора нам делалось страшно – мол, не по Сеньке шапка – но это ощущение проходило, потому что уже в следующую минуту мы вновь убеждались: главное решение принято верно, и никому, ни на каком уровне, уже не сбить нас с намеченного пути.

— Власть, — говорил Валеркин дядя, — как вы представляете себе власть в вашем сибровом мире?

— Власти не будет, — сказал я.

— Приехали, — улыбнулся он. — Это что же, коммунистическое самоуправление? А новый человек? Тоже сразу? Каждый, получив в руки сибр, станет новым человеком? И значит, полный и окончательный коммунизм ни за понюшку табака? Плохо вас учат в ваших институтах!

Я растерялся. Действительно, с чего я взял, что не должно быть власти?

— Я полагаю так, — продолжал Валеркин дядя. — Советы остаются. Будет только еще какой-нибудь Всемирный Совет. Вот это будет уже совершенно новый орган, а все остальное пока по-старому. У нас, во всяком случае. И партии останутся. Я полагаю, много будет партий. И коммунистическая партия тоже будет.

И это прозвучало почти как ленинское «Есть такая партия!»

Мы слушали Валеркиного дядю немного обалдело, но я уже начал приходить в себя и спросил очень грамотно:

— А рычаги управления? Какие будут рычаги?