Конторские будни - Кейт Уотерхаус

И всё же покорно пошел за ней. Он ведь еще не бывал на втором этаже: его обследование, про которое столько говорилось, швейцар оборвал на третьем. Он сразу же заметил, что здешнее фойе отличается от всех других, но сначала не понял, чем. Обычная стеклянная дверь в рабочий зал с тремя отделами — Балансовым, Контрольно-ревизионным и Расчетно-фактурным, где, судя по свободным позам служащих, еще не кончился обед, а напротив — двери лифтов.

Перед каждым лифтом стоял низкий деревянный барьер вроде тех, через которые прыгают на манежах еще не очень хорошо обученные скаковые лошади, — напоминание об отмененной здесь остановке лифтов из-за давнего топливного кризиса. Но не барьерами отличалось это фойе от всех остальных. Не барьерами, а количеством лифтов: здесь их было четыре!

И вместе с тем этого никак не могло быть! Известно же, что в «Альбионе» только три лифта, всем служащим известно… однако вот они, плотно сомкнутые двери четвертого! А куда, спрашивается, ему подыматься или опускаться, если на других этажах его нет?!

Как и у трех обычных, у четвертого лифта рядом с дверцами виднелась кнопка вызова, и Тельма, не задумываясь, ткнула в нее пальцем. Грайс открыл было рот, чтоб сказать шалой девчонке: «Что за глупости, Тельма, ни один лифт на втором этаже не останавливается, а это, по всей вероятности, даже и не лифт…», — но дверцы скользнули в стороны, и Грайс понял, что ошибся.

Тельма небрежно отодвинула деревянный барьер и шагнула вперед. А Грайсу предстояло на ходу решить, идти за ней или нет, и он мгновенно вспомнил о судьбе любопытных.

— Все в порядке, мистер Грайс, не сомневайтесь, он поднимается только на один этаж, — успокоительно сказала ему Тельма. И Грайс, чтоб не ударить перед девчонкой в грязь лицом, присоединился к ней.

Тельма была права, этот лифт подымался только на один этаж, и подымался чертовски медленно — так ползают обыкновенно грузовые подъемники. Грайс огляделся и заметил еще одну странность: две пары дверей под прямым углом друг к другу, как в старых универсальных магазинах, где на одном этаже из лифта надо выходить в ту же сторону, откуда вошел, а на другом — вправо пли, скажем, влево.

Когда лифт наконец остановился, открылась вторая пара дверей, и Грайс разглядел узкий коридор. На бетонных стенах коридора виднелись красные надписи вроде «Без шлема не работать» и «Открытого огня не зажигать», а в отдалении Грайс даже заметил обрамленную стальными планками выписку из Рабочего законодательства и догадался, что попал в техническую зону альбионского здания. Они, стало быть, приехали на третий этаж, и коридор, по всей вероятности, вел к нижнему ярусу пристройки, опоясывающей вкруговую третий и четвертый этажи «Альбиона» (а в ее верхнем ярусе был размещен «Лакомщик»), Грайсу вспомнился рассказ, Сидза о поворотном механизме, предназначенном для ловли солнца, но сломавшемся при первой же пробе. Основная часть механизма была, конечно, смонтирована под полом ресторана, и Тельма, как он понял, вела именно туда.

Так и оказалось. Коридор уперся в тяжелую стальную дверь, и, открыв ее, Тельма шумно утопала вперед. Охламоны родители не выучили ее ходить, как подобает девушке, а ему теперь, если кого-нибудь привлечет сюда этот топот, придется объяснять, зачем они здесь бродят.,

— Тельма, я надеюсь, ты притащила меня… — Бесполезно, она его не слушала.

Закрыв за собой дверь и оглядевшись, Грайс увидел не совсем то, что предполагал. Да он, собственно, и не сумел бы объяснить, чего ждал, — его воображению рисовалось что-то вроде часового механизма Большого Бена или машинного отделения океанского лайнера, схемы которых он, бывало, рассматривал на страницах детских научно-популярных журналов, когда учился в школе. Ему представлялось некое овальное сооружение — сердце поворотного механизма — со множеством кривошипов, тяжелых цепей и шестеренчатых колес, соразмерных залу «Лакомщика».

А за дверью обнаружилось довольно тесное помещение неправильной формы, футов пятнадцати в самом широком месте, если прикидывать на глазок. Тут были установлены какие-то электромеханические устройства в металлических эмалированных коробах вроде как у холодильников или стиральных машин, а управлялись они кнопками на запыленной панели, и было заметно, что к этим кнопкам давно уже не прикасалась рука человека. Век автоматизации со всеми его недостатками!

Та часть внешней стены, которую Грайс видел, была овальной, как и стены «Лакомщика», а под потолком тянулась главная часть поворотного механизма — не шестеренчатые колеса и кривошипы, а массивная резиновая лента, похожая на поручни эскалатора в метро, явно очень прочная и гибкая, изготовленная по последнему слову техники. Грайс повернул голову, чтобы проследить куда уходит лента, и увидел стенку из полированных деревянных панелей. Должно быть, красное дерево, подумал он.

Тельма, хотя сама она топотала, как стадо слонов, предостерегающе приложила палец к губам, а ее оглушительное «Тссс!» разбудило бы и мертвого. Она показала пальцем на деревянную стену, и, всмотревшись, Грайс разглядел в ней едва заметную дверь; но ручки на двери не было.

Тогда он внимательно прислушался. Да, сомневаться не приходилось: из-за стенки доносились приглушенные голоса.

Если бы Грайс решился заговорить, он твердо сказал бы: «Тельма, я не желаю потворствовать твоей привычке совать нос не в свои дела» — и, повернувшись па каблуках, четко печатая шаг… верней, ступая как можно мягче, торопливо убрался бы отсюда, предоставив ей идти за ним или, если хочет, оставаться здесь.

А Тельма ткнула пальцем в один из эмалированных коробов и после этого указала на вентиляционную решетку под потолком. Она хотела, чтобы он забрался на короб и глянул сквозь решетку.

Грайс яростно затряс головой. Тогда Тельма скорчила мину непослушной девчонки — наверно, именно с такой вот упрямой гримасой сидела она по вечерам в гостиной, когда родители говорили ей, что пора спать, — и стала пробираться к механизму под вентиляционным люком. Грайс тревожно ухватил ее за локоть. Если она собиралась вскарабкаться на короб, он мог предложить ей просто сбацать чечетку, чтобы сюда сбежались все альбионские швейцары.

Короче, подтянув брюки, он сам полез на этот эмалированный ящик. Под его коленями верхняя крышка прогнулась, издав довольно громкий звук — плоп! — и он в в испуге застыл. Потом, все еще на коленях, подполз к стене и медленно, с трудом сохраняя равновесие, встал. А потом поднялся на носки — проклятые башмаки опять пронзительно скрипнули — и заглянул в люк.

За стеной, внизу, ему открылась просторная комната, похожая на конференц-зал. В центре зала стоял овальный стол — ни на что другое Грайс не обратил сейчас внимания, — а вокруг него сидело человек двадцать чрезвычайно внушительных джентльменов, и у каждого из них виднелись принадлежности совещании на самом высоком уровня: индивидуальная ручка подставке из оникса, аккуратная стопка мелованной бумаги, блокнот для записей, графин с водой и солидный портфель. Председатель собрания молча сидел обитом кожей кресле (каталожный номер Ф/03777) Грайс разглядел даже его авторучку с золотым пером, — а остальные джентльмены обсуждали какие-то безусловно важные дела. Из-за шума кондиционера Грайс не слышал, о чем они говорили, но ясно видел их лица.

Почти все они были похожи на военных высшего ранга вроде генерала Паркс-Эксли, упоминавшегося) вчера на собрании альбионской труппы, а некоторых из них Грайс наверняка видел по телевизору: они выступали в дни общебританских кризисов или, иногда, от имени знаменитых благотворительных организаций.

Один из директоров — а Грайс не сомневался, что перед ним именно заседание совета директоров, — немного напоминал президента Картера, другой, по виду профессор, походил на Дэйм Маргарет Резерфорд. Третий, сидящий к вентиляционной решетке спиной, повернулся, чтобы передать соседу какой-то листок, явил Грайсу профиль весьма влиятельного министра, который часто выступал в телевизионных передачах с полемическими речами по самым разным вопросам, так, что невозможно было определить, каким же он ведает министерством. Министр тут же опять повернулся к соседу и на этот раз не отворачивался довольно долго — судя по мимике и жестам, шутливо извинялся, что передал не ту бумажку, какая требовалась, а потом передавал нужную, — и у Грайса не осталось ни малейших сомнений. Его профиль так удивительно походил на профиль министра, потому что он министром и был.

Однако больше Грайс ничего в конференц-зале не разглядел. Он услышал скрип стальной двери на плохо смазанных петлях, оглянулся и увидел в дверном проеме однорукого швейцара.

Тот ли это швейцар, который поймал его несколько дней назад на третьем этаже, дядюшка ли Тельмы из Архивного сектора или какой-нибудь другой воин из армии взаимозаменяемых одноруких стражей, бродящих по «Альбиону», Грайс размышлять не стал. Сиганув со своего эмалированного насеста прямо к двери — при воспоминании об этом его потом всегда поражала собственная ловкость, — он оказался за спиной у шагнувшего вперед швейцара и помчался по узкому коридору. На его счастье дверь лифта оказалась открытой. Однако даже панический ужас не помешал ему составлять на бегу оправдательную историю, из коей явствовало, что он сидел себе спокойно в «Лакомщике», когда к нему неожиданно подошла Тельма и предложила показать поворотный механизм, который он очень хотел посмотреть, так как интересуется техникой с детства; а про запретные зоны и лифты ему решительно ничего не известно,