Падальщик - Александр Авраменко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Михаил шёл по ряду, где продавали себя на зиму свободные. Опять те же тоскливые глаза, усталые лица, на которых лежит печать безнадёжности. Молодые и не очень. Но всех роднит одно — усталость… Смертельная. Та, которая укладывает человека в могилу надёжнее смерти… Кое-кого он видел прошлой осенью. Память на лица у него теперь просто фотографическая. Сестрёнок не видать. Наверное, пристроились уже. Клан Николая растёт. Теперь, когда первые, самые трудные, самые голодные годы прошли, и народ начал приспосабливаться, старший начал принимать к себе новых членов. Сейчас у него уже почти пятьсот человек. А первую зиму, помнится, пережило всего семьдесят. Даже дети есть. Причём из них шестеро новорожденных. Появившихся на свет уже после чумы…
— Дяденька, дай хлебца? Пожалуйста…
Замер от неожиданности — Джаба на этот раз с ним не было. Поехал один. И идя по рынку, просто задумался, и — на тебе… Малышка совсем. Годика четыре. Может, пять… Блестящие от голода глаза. Чуть впалые щёки… Одежда, правда, аккуратно заштопана и чистенькая…
— Хлебца?
Она кивнула с серьёзным видом.
— А ты знаешь, что такое хлеб?
— Знаю. Моя мама его печь умеет. Только у нас мука кончилась. Давно…
Погрустнела, и на маленьком личике удивительно ясно отразились все эмоции, что испытывал ребёнок.
— Ира! Ира! Отойди сейчас же! Перестань! Этого нельзя делать!
Приятный грудной голос из-за спины заставил его обернуться — ничего себе… Высокая, стройная, насколько можно судить. Красивая. Даже очень красивая… Даже слишком… И такая умеет печь хлеб? Не верю. Но ребёнок… И что? Мимо скольких умирающих малышей ты равнодушно прошёл в прошлые разы? Сколько из этих детей умерло полярной зимой? Сколько выжило?! И печальное лицо Ю, с закрытыми навсегда глазами… Непонятный звук заставил его очнуться — малышка со страхом смотрела на его перекошенное лицо. С трудом заставил себя расслабиться. Присел на корточки, сбросил с плеч вещевой мешок, пошарил внутри, вытащил квадратную буханку белого пышного хлеба, изготовленного умной машинкой, протянул девчушке:
— Вот. Возьми. За то, что испугал тебя.
Иринка медленно-медленно протянула синие от холода руки, усеянные цыпками, осторожно взяла буханку:
— Это мне, дядя?
— Тебе. Не бойся. Бери.
Взъерошил длинные светлые волосы, выпущенные из-под вязаной шапочки, выпрямился.
— Удачи тебе, малышка.
Сделал шаг прочь, замер, услышав вновь её голос:
— Дяденька… Спасибо…
Махнул рукой, не оборачиваясь, зашагал дальше. Прочь. Эту зиму он будет один, и — да помогут ему старые боги не сойти с ума… Внезапно послышался шум. Парень обернулся, спросил пробегающего мимо охранника:
— Что случилось?
— Караван прибыл!
— Караван?
Вздрогнул, ощутив невыносимо чёрную ауру, прошептал:
— Работорговцы…
А ноги уже сами несли навстречу въезжающей в город колонне…
…Зазывала расхваливал товар, не жалея горла. Эти торговцы прибыли из самого центра бывшей страны, из столицы, до которой Михаил так и не добрался в этот сезон, отложив путешествие на следующий год. Из машин уже вытаскивали рабов и рабынь, ловко приковывали их к специальным скобам за цепи, прикреплённые к ошейникам. Замешкавшихся или упавших людей щедро награждали ударами. Его внимание привлекла хрупкая фигурка, одетая не так, как одевались в стране. Как-то уж очень экзотически. Да и выражение на лице рабыни было тоже… Не таким, как у всех остальных. Не просто безнадёжность — отчаяние. Ужас. Страх… Уже проталкивался через толпу Николай, в стороне договаривался с главным среди работорговцев старший охраны, когда Михаил шагнул вперёд, ткнул пальцем в застывшую фигурку:
— Эту!
— Она не продаётся.
Спокойный, ленивый голос из-за спины. Парень медленно обернулся — почти чистый змеелюд… Понятно. Инстинктом чувствует, что девчонка — практически чистая арийская кровь. А тот также лениво повторил:
— Она будет сожжена. В назидание остальным после окончания торга. Таков наш обычай.
Из толпы вынырнул старшина горожан, видимо, услышал слова торгаша:
— Наши законы запрещают такое.
— Если запрещают, значит, мы сделаем это после отъезда. В пути. Но она не продаётся. Это — жертва.
— Нет, — спокойно повторил Михаил, положив руку на плечо шагнувшему было вперёд Николаю.
— Я покупаю её. Ты — торговец. Значит, прибыл сюда продать свой товар. На шее этой девушки — знак рабыни. Получается, её статус — товар. Я покупатель. Свободный. И хочу купить именно её. Либо ты продашь её мне, либо — не продашь ни одного раба. Поскольку если продажи не будет, значит, ты не торговец.
— Я торговец, но именно эта рабыня не продаётся.
— Значит, ты не будешь здесь продавать, — эхом откликнулся Николай, по-прежнему стоящий рядом с островитянином.
— Я покупаю её.
— Нет. Только не её.
— Её. Я — покупаю.
— Нет!
Михаил отступил на шаг, прищурился:
— Ты трижды отказался выполнить свои обязанности. По праву оскорблённого — поединок.
— Что?!
Торгаш рассвирепел не на шутку, но парень быстро шагнул к нему и прошептал так, чтобы услышал только тот, к кому обращались:
— Наг.
Приезжий мгновенно осёкся и, отшатнувшись, выдохнул также едва слышно:
— Арий…
Мгновенно в его руке оказался длинный нож, который он воздел к небу:
— Поединок!
— Поединок!
Весть мгновенно облетела собравшихся. Все заспешили к месту будущей стычки, а охранники рынка быстро растолкали народ, образуя круг. Внезапно повеяло холодом, но глаза Михаила словно заледенели — перед ним змеелюд. Исконный враг настоящих ариев. Кровный. Беспощадный. И — Знающий. Своё истинное имя и предназначение. Но скрывающий подлинную сущность. Застыл в напряжённой стойке, выставив вперёд лезвие ножа.
— Во имя Эхава!
— Во славу Старых!..
…Со звоном рвущегося металла сталкиваются ножи. С треском рвётся прочная ткань куртки превратившимися в сталь пальцами. Змеиные изгибы чужака, уходящего от прямых ударов ария, и ментальный удар, припечатавший змею к земле, заставивший застыть на одно-единственное мгновение, которого хватает для того, чтобы иззубренный клинок Михаила пробил врагу горло и вышел из затылка. Впрочем, змей живуч, как все пресмыкающиеся, и на последнем издыхании, уже мёртвый, тот выбрасывает узкое изогнутое лезвие своего кинжала прямо в живот противника. Но — тщетно. Жалобный вскрик металла, чмоканье лопающихся под скрюченными пальцами глаз, хлюп ударенной с неимоверной силой о землю туши… Ледяной взгляд светящихся неземным светом глаз, в которых не различить ни зрачка, ни радужки — лишь белое сияние…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});