Государь (сборник) - Никколо Макиавелли

Происходит это от двух причин: первая состоит в том, что упомянутые народы мало сносились со своими соседями – те их не посещали, и сами они не стремились на чужбину, довольствуясь тем добром, питаясь той пищей и надевая ту одежду, которые приняты у них на родине. Это устранило надобность в каких бы то ни было сообщениях и преградило путь всякой испорченности, ибо им не пришлось перенимать нравы французов, испанцев или итальянцев – народов, которые развратили весь мир. Вторая причина заключается в том, что республики, сохранившие незыблемые гражданские устои, не позволяют своим подданным вести образ жизни на манер дворян, а, напротив, поддерживают между ними равенство и враждуют с дворянами и господами, живущими рядом с ними; и если кто-то из последних попадает к ним в руки, они истребляют их как разносчиков испорченности и возмутителей спокойствия. Чтобы объяснить, что означает слово «дворянство», скажу, что дворянами называют бездельников, живущих обильными доходами и нисколько не заботящихся ни о возделывании земли, ни о каких-либо других насущных занятиях. Присутствие их губительно во всякой республике и во всякой стране, но опаснее всего те из них, кто, помимо имений, распоряжается собственными замками и подданными, которые им подчиняются. Последние два типа людей заполонили королевство Неаполитанское, Рим, Романью и Ломбардию. Вот почему в этих провинциях никогда не бывало республик и вообще никакой политической жизни, ведь такого рода люди враждебны всякой гражданственности. В подобной провинции при всем желании невозможно ввести республику, и если бы кому-то довелось переустраивать ее по своему усмотрению, он был бы вынужден создать там королевство. Причина в том, что если законов недостаточно, чтоб остановить разложение материи, наряду с ними следует применить и высшую силу, каковой является королевская десница, своей неограниченной и чрезвычайной мощью обуздывающая чрезмерное честолюбие и испорченность влиятельных лиц. Эти соображения подтверждаются примером Тосканы, где на маленьком клочке земли издавна существовали три республики: Флоренция, Сиена и Лукка. Прочие же города этой провинции хотя и находятся в подчинении, но по их духу и по их порядкам видно, что они хотели бы сохранить или сохраняют свою свободу. Все дело в том, что в этой провинции не было владельцев замков и вовсе не было или было очень мало дворян и всегда присутствовало равенство, так что человек разумный и сведущий в старинной государственности легко установил бы здесь гражданский образ жизни. Но к великому несчастью этих мест, до сих пор не отыскался тот, кто смог бы или знал, как это сделать.

Из этого рассуждения следует такой вывод: у того, кто захочет основать республику там, где много дворян, ничего не выйдет, пока он их всех не уничтожит; а у того, кто хочет основать королевство или принципат там, где преобладает равенство, ничего не получится, пока он не выберет среди граждан людей беспокойных и честолюбивых и не сделает из них дворян, только не по званию, а на деле, раздав им замки и усадьбы и снабдив их имениями и людьми. Тогда, окружив себя ими, он сохранит с помощью этих дворян свое могущество, а они с помощью государя удовлетворят свое честолюбие; прочим же останется сносить то иго, которое только насилие и ничто другое не может заставить снести. Но если при этом соблюдать меру между теми, кто применяет насилие, и теми, кто его терпит, то каждый человек примирится с отведенным ему положением. Однако, поскольку сделать из страны, пригодной для устроения королевства, республику, а из той, что пригодна для основания республики, – королевство, под силу только людям редкого ума и влияния, то из многих желавших этого мало кому удалось добиться цели. Ведь величие подобной задачи так устрашает людей и создает для них столько преград, что они опускают руки в самом начале.

Думаю, мое мнение о том, что там, где есть дворяне, нельзя устроить республику, кажется противоречащим опыту Венецианской республики, в которой все государственные должности отведены только дворянам. На это можно ответить, что в названном примере нет никакого противоречия, ибо дворяне этой республики являются таковыми больше по званию, чем на деле; от своих имений у них нет больших доходов, а богатства их основаны на торговле движимым имуществом. Кроме того, у них нет замков и прав распоряжаться собственными подданными; дворянское звание для них является лишь почетным и уважаемым титулом и ничего не говорит о тех вещах, благодаря которым в других местах дворянство выделяется из всех. В Венеции, как и во всех республиках, где сословия различаются по названиям, население делится на дворян и народ; здесь принято, что дворянам принадлежат или могут принадлежать все почетные должности, прочие же этого вовсе лишены. Но от этого не происходит беспорядков в городе по причинам, которые уже указывались выше. Итак, пусть основатель республики создает ее там, где существует или вводится преобладающее равенство, и, напротив, пусть устанавливает принципат там, где царит неравенство, иначе в устраиваемом государстве не будет соблюдена мера и проживет оно недолго.

Глава LVI

Перед наступлением в каком-либо городе или стране великих событий появляются знамения, свидетельствующие о них, или люди, их предсказывающие

Отчего это происходит, я не знаю, но древние и современные примеры говорят о том, что все важные происшествия, случившиеся в разных городах и странах, бывали предсказаны гадателями либо предварялись откровениями и чудесами или другими небесными знамениями. Не надо далеко ходить за доказательствами, ибо всякий знает, что приход короля Карла VIII из Франции в Италию был предсказан братом Джироламо Савонаролой, а кроме этого, говорили, что по всей Тоскане можно было видеть и слышать, как над Ареццо схватились небесные воинства. Всякому известно, далее, что перед смертью Лоренцо Медичи Старшего Флорентийский собор был пронзен в своей верхней части ударом молнии, как стрелой, и при этом здание потерпело большой ущерб. Общеизвестно также, что незадолго до того, как Пьеро Содерини, которого флорентийский народ избрал пожизненным гонфалоньером, был лишен своего звания и изгнан, небесный Перун сходным образом ударил в Палаццо Веккьо. Можно было бы приводить и другие примеры, которые я опущу, чтобы не наскучить. Сошлюсь только на рассказ Тита Ливия о том, что перед нашествием французов на Рим некий плебей Марк Цедиций сообщил Сенату, как в полночь, проходя по Новой улице, он услыхал сверхчеловеческий голос, призвавший его предупредить должностных лиц о грядущем пришествии французов. Причину таких явлений, я полагаю, должен обсуждать и разъяснять человек, знающий толк как в вещах естественных, так и в вещах сверхъестественных, чего нам не дано. Но может быть, дело в том, что поскольку воздух, как утверждают некие философы, наполнен небесными умами, которые в силу своих природных качеств предвидят будущие события, то они, относясь к людям со снисхождением, предупреждают их подобными знаками, чтобы те могли приготовиться к защите. Как бы то ни было, все это истинная правда, и такие происшествия всегда свидетельствуют о приближении новых событий и потрясений для государства.

Глава LVII

В совокупности плебеи храбрятся, в отдельности они слабы

Когда вследствие нашествия французов Рим был разрушен, многие его жители переселились в Вейи, вопреки городским постановлениям и приказам Сената, который, чтобы покончить с этим беспорядком, в своих публичных указах призвал всех вернуться в Рим в течение определенного времени и под угрозой известного наказания. Те, кого касались эти приказы, сначала высмеивали их, но потом, когда пришло время выполнять, все подчинились. Ливий говорит по этому поводу следующее: «Ex ferocibus universis singuli metu suo obedientes fuere» [28] . И поистине, нигде так хорошо не видна природа поведения толпы, как в этом тексте. Ведь люди толпы храбры в речах, осуждающих решения их государя, но перед лицом предстоящего наказания они не доверяют друг другу и спешат подчиниться.

Можно быть уверенным, что на одобрительные или неодобрительные разговоры в народе можно не обращать большого внимания, когда у тебя есть силы поддержать его в случае благосклонности и защититься от него при неблагосклонности; здесь не идет речь о том народном недовольстве, которое вызвано утратой свободы или государя, пользовавшегося любовью и еще здравствующего, потому что такое недовольство чрезвычайно опасно и, чтобы сдержать его, требуются огромные средства; но в других случаях нерасположение народа не страшно, если его некому возглавить. Ибо, с одной стороны, нет ничего ужаснее, чем разнузданная и неуправляемая толпа, а с другой стороны, нет ничего слабее ее, ведь, несмотря на поднятое ею оружие, с ней легко справиться, лишь бы ты сумел укрыться от первого натиска, потому что, когда горячие головы немного поостынут и каждый задумается о том, что нужно возвращаться домой, они станут опасаться за собственную участь и искать спасения в бегстве или примирении. И если такая возбужденная толпа желает избежать опасности, ей надо будет избрать из своей среды вождя, чтобы он руководил ею, поддерживал единство и позаботился о защите, как и поступил римский плебс, когда после смерти Виргинии ушел из Рима и для спасения были избраны двадцать трибунов; в противном случае всегда будет получаться так, как в вышеприведенных словах Тита Ливия, что все вместе плебеи отважны, а когда каждый начинает думать о собственном спасении, становятся слабыми и трусливыми.