Гроза над Русью - Станислав Пономарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только самые искусные мастера могли создавать такие клинки. Их уважали, боялись, им воздавали всяческие почести, ибо во все времена и у всех народов искусное ремесло ценилось превыше всего. А во времена суеверий помимо всего кузнец считался волшебником и колдуном!
Около Добрыни остановился сгорбленный седой старик. Он был в таком возрасте, до которого доживает только носитель добра. Все злое в нем, если и было, давно умерло. Обрамленное сединами лицо старца источало одухотворенность и спокойный свет мудрости. Но он. подошедший к порогу Псрунову, не внушал чувства неизбежного — жизнь, неуемная и буйная, горела в его лучистых светлых глазах, искрящих добро. Ибо только добро есть символ вечной жизни!
В правой костистой руке старик держал длинный посох, за плечами висел на лямках холщовый мешок.
Добрыня невольно соскочил с коня, склонился в поясном поклоне.
— Кто ты еси, внучек? — спросил ласковым голосом старик.
— Так, ста, дедушка, воевода яз княжецкий, а по имени Добрыня, — почтительно ответил витязь.
— Ты-то мне и нужон, внучек. Подмогни-кось котомку снять. Добрыня подошел, снял мешок с плеч старика. Тот вздохнул
свободнее и даже немного распрямился.
— Вот и ладно. А теперича, добрый молодец, вынь из котомочки, што в ней лежит.
Витязь развязал лямку и вынул длинный сверток. Развернув его, увидел меч старинной работы. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить качество клинка — черная сталь отливала золотистыми искрами.
Вокруг уже собралась толпа любопытных. Среди ратников нашлось немало знатоков.
— Буесть из Дамаскии! — восхищенно воскликнул один из кузнецов.
— Нет, мил человек, — возразил старик. — Чудный меч сей на Руси кован, Нагибой-мастером.
— Кто же владеет славным оружием сим? — спросил Добрыня дрогнувшим от волнения голосом.
— Был сей меч-кладенец в моей деснице. Не раз поднимался он на заступу Руси, и серым волком утекал от него ворог по яругам[87].
— Кто ж ты еси, дедушка?
— Имени моего, чать, уж не помнят на святой Руси. В иные времена был яз витязем славного князя русского Оскольда и звали меня Политой.
Изумленный шепот пробежал по рядам ратников: ведь князь Аскольд правил Киевом в середине прошлого века. Значит, старик Давно уже переступил через вековую черту! И теперь все, к чему обращался его взор или прикасалась рука, приобретало особый смысл, предрекая удачу и счастье...
— Витязь Полита, а кому ж ты принес сей меч славный? — спросил Добрыня.
— Тебе, богатырь. Ибо в тебе яз разглядел молодость свою.
— Разве нет у тебя детей да внуков, дедушка Полита? Пошто ты даришь сей добрым клинок чужому человеку? — спросили рядом.
— На святой Руси нет у меня чужих, — ответил старый витязь. — Все вы дети, внуки и правнуки мои... А на твоем челе, богатырь, — обратился он к Добрыне, — зрю яз жребий светлый. Много подвигов свершишь ты во славу Руси. Отдаю тебе мой меч... — Старик на мгновение замолк и со вздохом закончил: — А как срок твой придет, так передай клинок сей в десницу доброго богатыря. Пускай, разя ворогов, трудится он вечно во славу земли Русской!
— За Русь! — прогремело над толпой и молнии сотен клинков сверкнули в ратном салюте. — Во славу витязя Политы! Пер-рун!
Когда клики смолкли, старый богатырь сказал, улыбнувшись:
— Ну вот и ладно. Спокойный яз теперь. Пойду...
— Куда ведет тебя путь твой, славный витязь русский?
— Туда. — Полита поднял перст к небу. — В дружину грозного Перуна! Все, што положено мне было по судьбе моей, сделал яз на земле светлой. Прощайте, друзи! Буду ждать каждого из вас в черед свой за братчинным столом бога-витязя. А меня уж заждались товарищи трудов бранных и князь мой Оскольд.
Старик повернулся и зашагал по лесной тропе. Через минуту кусты скрыли его...
— А ведь это был сам Перун, — молвил кто-то с суеверным страхом.
— Верно! Не могла длань человеческая отковать клинок сей, — поддержал его рябой кузнец в кожаном переднике.
Добркня заметил на лезвии надпись, вгляделся и прочитал вслух:
— «Яз заступник Святой Руси в деснице витязя Политы Буславича. Дар князя Аскольда».
— Нет, братие, не бог он, а богатырь земли Русской!.. Вечерело. В сгущающихся сумерках продолжали стучать молоты, взметая ввысь мириады ярких искр, — Русь ковала оружие!
Возле одного из костров пузатый мужик вдруг ухватил какого-то парня за ворот ветхой рубахи и завопил истошным голосом:
— По слову воеводы Ядрея!.. Беглый холоп он! Вяжи его! Дер-жи-и-и!
Парень, широкоплечий и высокий, стоял, вжав голову в плечи, и не пытался сопротивляться. Сторонники окружили их. Раздались голоса:
— Ты, кровопивец, отпусти парня по добру...
— Ишь вцепился, ако клещ!
Кто-то ухватил пузана за пояс, пытался оттащить от холопа. А атаман татей, недолго думая, вкатил ему звонкую затрещину в ухо. Мужик покачнулся, но парня не отпустил.
— Ка-ара-а-у-ул! — завопил он, получив удар по второму уху. — У-убива-а-ют!!!
Добрыня верхом на коне въехал в свет костров. Сторонники, ворча, расступились.
— Кто таков?! — грозно спросил воевода.
— Так ить... — испугался пузач. — Воеводы преславного Ядрея тиун есмь...
— Пошто смуту разводишь?!
— Так ить... обельный холоп от... — Он кивнул на парня. — Беглый как есть. Повязать его да батогов...
— Батогов, сказывашь? Будут батоги, — пообещал Добрыня. — Пошто не оружный ты?! — вдруг рявкнул он, свесившись с седла. — Где вой твои?! Пошто приказ княжецкий не сполняешь?! К битве с ворогом не справен? Отвечай!
— Так ить... пресветлый болярин, немощен язмь... И колотье в боке и-и...
— А ну-ка, братие, выбейте из него батогами всю хворь разом!
Дважды повторять приказ не пришлось — уж больно натерпелся простой народ от корысти и засилия вездесущих тиунов. Да и Добрыня юность свою нелегкую вспомнил. Стегали Ядреева приказчика со смаком, с прибаутками, весело. После полусотни хлестких поцелуйных ударов гибкими ивовыми прутьями Добрыня остановил расходившихся мужиков.
— Ну што, сердешный, прошли ли хвори твои? Аль колотье в боке донимает ишшо? — спросил он тиуна ласково.
— Ох, прошли, пресветлый болярин-князь. И колотье как рукой сняло. Смилуйся, вели им отступиться, душегубцам!
— А это кто? — Добрыня указал на обельного холопа.
— Так ит... Суржа, пресветлый болярин-князь.
— Беглый холоп, речешь?
— Не-о-о...
— Так-то Суржа энтот убежал Русь от ворога спасать! — громко и зло заговорил Добрыня. — Живот свой положить на поле бранном. А ты-и-и!.. — воевода так посмотрел на тиуна, что тот пал ниц как подкошенный. — Да ведаешь ли ты, што яз прикажу повесить тебя, ако пса шелудивого, за неисполнение воли княжецкой?!