Тридцать три поцелуя на десерт (СИ) - Ли Марина

– Мэтр… Мэтр… Мэтр… – зашелестели они.

– Дайте пройти. Кто-нибудь объяснит, что здесь произошло?

В крохотной каморке без окон из мебели были стол со стулом, умывальник и ведро, которое, судя по вони, использовали вместо нужника. На простой деревянной кровати на тонком полосатом матрасе без простыни лежал тощий, как гусёнок, парнишка. Глаза его были закрыты, а грудь вздымалась тяжело и часто, в ногах же у него стоял однорукий инвалид, и, неуклюже сминая в кулаке картуз с поломанным от старости козырьком, виновато бормотал:

– Что мог… я ж не… я ж только…

У мальчишки в правом боку были видны две очень неприятные, воспалённые, словно от ожога, раны. Я наклонился поближе, одновременно переходя на магическое зрение и активируя Третий глаз, заклинание из курса общего целительства, который сто лет назад нам читали в БИА. При помощи этого нехитрого способа любой наделённый магией человек мог найти повреждения, раны, болезни, и определить, насколько они серьёзны.

Жаль только, что это заклинание не умело исцелять.

– Ранение глубокое, – объявил я, – но внутренние органы не задеты. – Народ шумно выдохнул и разочарованно вздохнул, когда я был вынужден добавить:

– Кажется. Я не вполне уверен, что знаю, как они должны выглядеть… Кровотечение очень слабое…

– Я его головешкой прижёг, – пробасил инвалид. – Лекарь наш полковой так делал. Разве что не головешкой, а железкой. У него специальная железка такая была. Он её в спирте мыл, но от неё всё равно палёным мясом воняло.

В подвале за моей спиной кто-то закашлялся, пытаясь сдержать рвоту, и я оборвал рассказ:

– Я понял, спасибо. – У нас, слава Предкам, был целитель, но о том, что раны иногда прижигают, чтобы остановить кровь и избежать заражения, мне тоже приходилось слышать, хоть я и не был уверен в эффективности этого лечения. – Парень, как я могу судить, потерял много крови.

Это я и без Третьего глаза мог сказать – стены комнатёнки были усеяны кровавыми брызгами, а на полу возле кровати собралась весьма внушительная лужа.

– К сожалению, вылечить вашего раненого я не в силах, но… – Я выпрямился и жестом попросил инвалида отойти чуть в сторону, чтобы его случайно не задело следующим заклинанием. Тоже не самым сложным, но весьма действенным. Особенно в тех ситуациях, когда ты не знаешь, чем помочь пациенту. – Но у меня в замке есть отличный лекарь, и совсем скоро на постоянной основе появится целитель.

– На какой основе?

– На стоялой. Видать, старый совсем…

– Ещё бы нам молодого прислали, не дождёшьси…

– Целитель, говорю, скоро приедет! – вынужден был повысить голос я. – И останется в замке. И принимать будет всех, а не только благородных!

– Ох, что делается… Это потому только, что стоялый.

– Что же касается этого молодого человека, – снова перебил я, – то я применил к нему Стазис. Как бы заморожу немножко.

В толпе послышались горестные причитания, и, пока никто не решился поделиться со всеми присутствующими своими домыслами, я объяснил:

– Это не вылечит сына вашего старосты, но зато и состояние его не ухудшится. Всё останется ровно таким, как есть сейчас. Мои друзья с минуты на минуту подгонят к зданию почты телегу, и мы отправим больного в замок Ордена, где ему непременно окажут помощь. А пока мне нужны носилки и два помощника.

Вместо носилок было решено использовать снятую с петель тяжеленную дверь, которую мы вшестером еле-еле подняли из подвала наверх. Когда же мы стали устраивать младшего Александра в повозке, у меня вся спина взмокла: одно дело левитировать лёгкую, как пушинка, Лисичку, и совсем другое – раненого парня, который только выглядел, как гусёнок, а весил как самый настоящий матёрый лось.

К концу погрузки у почты появился толстячок староста, а вместе с ним и его супруга, кругленькая, как булочка, миловидная женщина средних лет с заплаканными глазами и искусанными от волнения губами.

– Всё будет хорошо, – шепнул я ей, но она меня, кажется, не услышала. Я вздохнул и поднял её наверх, к сыну. Староста устроился на козлах. Он был красный, потный, и дышал так тяжело, что я начал опасаться, как бы не прибавил он работы моему лекарю. Упаси Предки!

– Трогай! – крикнул я Бруно, и тут Александр-старший всполошился.

– Как трогай? Как трогай? Мэтр, а вы? Кто нам Джека в замке снимет? Кто из этой вашей стази его отморозит?

– Поверьте, друг мой, в замке Ордена я не единственный маг. И любой из тех, кого вы там встретите, с радостью окажет помощь вам и вашему сыну. А также любому другому человеку, который за этой помощью к ним обратится.

Последнюю фразу я произнёс гораздо громче, и, оглядев собравшихся вокруг меня жителей Предельной, напомнил:

– О чём я не раз и не два имел честь вам сообщить. Мы не враги вам, вы же знаете.

Ответом мне была напряжённая тишина. Скоро восемь лет, как орден обосновался в здешних местах, а люди по-прежнему нам не доверяют и считают чужаками. Удача, что староста ко мне за помощью прибежал. Хотя, если бы дело касалось не его сына, я бы его сегодня, конечно, не увидел.

– Ну, кто-нибудь мне расскажет, наконец, что здесь приключилось, и откуда на Предельной завёлся маньяк?

– Чужак он, господин Мэтр, – проговорил мужичок в форме почтового работника. – Давеча на барышню одну напал, снасильничать хотел, ну мы его и заперли в карцере-то. Всё, как водится. Письмо в Фархес отослали, теперь ответу ждём, а как придёт ответ-то, будем ждать повозку, которая его от нас заберёт. Ежели, конечно, мы его теперь отловим. подлеца.

– Джеки ему обед принёс, – сообщила дама с буклями. – Он ему всегда об этом часе обед носил, а изверг энтот его в бок ножом пырнул.

– Да не ножом, что ты брешешь, чего не знаешь! Ложкой он его пырнул, ложкой.

– Как ложкой-то?

– А так, он её с другого конца об стенку наточил, убивец. А как Джек двери отворил, он на мальчишку-то и наскочил. Ищи-свищи теперь. Где его ловить?

Я почесал в затылке. Давно надо было на Предельной организовать что-то вроде жандармейского участка. Самый большой посёлок в округе, а в роли тюремщика тощий гусёнок выступает. Не дело это.

– Где-нибудь поймаем, – с уверенностью, которой на самом деле не ощущал, произнёс я. – Что вы там про барышню говорили? На кого этот маньяк напал?

– Так на Мадди, – с готовностью отозвалась Букля, и моё сердце с разгону ухнуло в живот. – На старшую дочку трактирщицы нашей… На всю предельную орал, брехло, что он ейный жених. Будто мы не знаем, что никаких женихов у нашей Мадди покамест не было.

Последние слова старушка прокричала мне в спину, потому что я уже припустил к дому маменьки моей Лисы. Отловлю и надеру ей хвост за то, что о такой незначительной мелочи умудрилась мне не рассказать!

К домику матери моей Лисички я примчался так быстро, как только мог, но всё равно опоздал. Об этом мне сказали распахнутые настежь двери, разбитое окно и изувеченная кухня. Просторная светлая комната, которая первой встречала гостей этого уютного особнячка, выглядела просто ужасно. Вся посуда размолочена, мука и специи рассыпаны, ситцевые жёлтые шторки, расшитые симпатичными васильками, разодраны на неровные тряпки, и даже керамическая плита над очагом расколота на две неравные части.

– Да этот псих совсем с катушек слетел, – пробормотал я, и, развернувшись, опрометью бросился в таверну, быстро сообразив, где искать Лисичку и её родных, раз дома их нет.

Улитка до таверны добралась бы минут за семь, а я, подстёгиваемый тревогой и нешуточным страхом, долетел минуты за полторы, если не меньше, и, кажется, всё равно опоздал – уж больно тихо было в это обеденное время вокруг самого излюбленного в Предельной места.

Не слыша ничего за шумом крови в ушах, я ворвался в здание и с ужасом уставился на лежащую посреди обеденного зала женщину – матушку моей Лисички. Две совершенно одинаковые девицы стояли на коленях возле её тела и рыдали навзрыд, третья водила под носом у матери флакончиком с нюхательной солью. Четвёртая молотила кулаками по ведущей на кухню двери.