Смерть в овечьей шерсти - Найо Марш

— Я обязан это сделать.

— Там такая безнадежная публика, сэр. Опять будут рыскать здесь со своими блокнотами! Но я вас понимаю. Это ведь не в вашей компетенции?

— Только в том смысле, что я был намечен жертвой, — сухо заметил Аллейн.

— Знаете, я тоже об этом думал. Просто позор, — заявил Дуглас, по-совиному округлив глаза.

Аллейн оставил без внимания эти этические рефлексии по поводу несостоявшегося убийства.

— Они могут обратиться к моей помощи или раскрутить все без меня, но решать в любом случае будут они.

— Естественно. Однако надеюсь, что они предоставят разбираться во всем вам. Мы все этого хотим.

— И преступник?

Дуглас потянул себя за ус.

— Ну, это вряд ли. Он-то уж точно не обрадуется, — добродушно рассмеялся он.

— Очевидно. И он может совершить еще одну попытку.

— Не волнуйтесь, сэр, — успокоил его Дуглас. — Мы за этим проследим.

Его самодовольный тон привел Аллейна в раздражение.

— Кто это мы?

— Я возьму это под свою личную ответственность…

— Мой дорогой, вы сами являетесь подозреваемым, — любезно сообщил Аллейн. — Разве я могу быть уверен, что вы не побежите за мной с дубинкой?

Дуглас побагровел.

— Надеюсь, вы шутите, мистер Аллейн, — начал он, но тот его перебил:

— Конечно же, не шучу.

— В таком случае нам не о чем больше говорить, — напыщенно произнес Дуглас.

— Очень даже есть о чем. Я буду весьма признателен, если вы мне докажете, что не шатались по этой проклятой дороге и не нападали на беднягу Лосса. В этом деле слишком много подозреваемых. Дом просто наводнен ими.

— Я уже отчитался о своих действиях, — буркнул Дуглас, который, казалось, балансировал между озабоченностью и недовольством. — Я же говорил, что вышел на лужайку, а потом поднялся наверх и постучался к Тери, чтобы пожелать ей доброй ночи.

— Это было совершенно излишним. Вы же уже распрощались внизу. Скорее всего вы обеспечивали себе алиби.

— Господи, но вы же сами меня видели, когда поднялись наверх!

— Минут на десять позднее.

— Но я был в пижаме! — вскричал Дуглас.

— Да, я видел. Но ваша пижама ничего не доказывает. Меня совершенно не интересует ваша пижама.

— Это уж слишком. Зачем мне нападать на Фабиана? Он отличный парень. Мы вместе работаем. Неужели вы всерьез? — все больше распалялся Дуглас. — Наоборот, это я всегда призывал его к осторожности. С какой стати мне на него набрасываться?

— Не на него. На меня.

— Черт! Ну, на вас. Вы же сыщик.

— И как сыщик я вижу, что вы кипятитесь, и мне это кажется не вполне искренним.

— Просто вы меня вывели из себя. А что у вас с лицом? — недовольно спросил Дуглас.

— Меня ударили. Подбородок онемел и, вероятно, посинел.

— Вас ударили? — изумился Дуглас.

— Да, но теперь, когда вы вызвались быть моим телохранителем, это уже не имеет значения.

— А кто вас ударил?

— Пока это секрет.

— Смеетесь надо мной? — завопил Дуглас, с беспокойством глядя на Аллейна. — Странная манера поведения. Извините, что не сдержался.

— Ничего страшного. Быть подозреваемым не слишком приятно.

— Надеюсь, вы не будете продолжать в том же духе, — с раздражением сказал Дуглас. — Это чертовски напрягает. Я-то надеялся, что мне позволят помочь. Хочется быть полезным.

— Мы продолжаем ходить кругами. Предоставьте мне убедительное алиби со свидетелями — и по делу об убийстве вашей тетки, и в связи с нападением на Лосса, — и я с восторгом прижму вас к своей сыщицкой груди.

— Боже мой, если бы я только мог! — с чувством произнес Дуглас.

— А пока, забыв о предубеждениях, не окажите ли вы мне три услуги?

— Конечно, — натянуто произнес Дуглас. — Все, что угодно.

— Во-первых, мне нужно, чтобы завтра в стригальне мне никто не мешал — с рассвета и до того времени, когда я извещу вас, что закончил. Ночью со свечкой мне там делать нечего.

— Хорошо, сэр. Будет сделано.

— Во-вторых, сообщите всем, что я собираюсь провести ночь в стригальне. Это позволит избежать ненужных эксцессов и даст мне возможность немного вздремнуть в своей комнате. На самом деле я смогу начать работу только на рассвете, но об этом никто не должен знать. Когда рассветет, надо проследить, чтобы в сарае, на дороге и на прилегающей территории никого не было, но проследить так, чтобы никто ничего не заметил. Пусть все думают, что я пойду в сарай сейчас, а вам запретил об этом говорить. Все должны считать, что я намеренно это скрываю.

— Но они вряд ли мне поверят. Все знают, что я не болтлив.

— Придется немного поактерствовать. Намекните им, что вас просили молчать. Это очень важно.

— Ладно. А третье задание?

— Одолжите мне будильник или постучите в дверь до того, как все зашевелятся, — устало сказал Аллейн. — Сам я не в состоянии проснуться. Как жаль, что в сарае нет электричества. Там лежит очень важная улика, но мне нужен свет. Вы все поняли? Я иду в свою комнату, но все должны думать: я хочу создать впечатление, что пошел к себе спать, а на самом деле отправился в сарай.

— Да, я понял. Очень тонкая игра.

— Вы дадите будильник или разбудите?

— Я вас разбужу, — важно сказал Дуглас, вновь обретя самодовольный вид.

— Прекрасно. А теперь пригласите сюда мисс Линн.

— Тери? Не могли бы вы… Я хочу сказать… У нее ведь был нервный срыв. Может быть…

— Нет, — отрезал Аллейн. — Речь идет об убийстве, и тут я ничего не могу поделать. Будьте умницей, позовите ее и начинайте распространять дезинформацию. И не забудьте про Маркинса.

Дуглас с убитым видом направился к двери. Там он задержался и вдруг обернулся с довольным выражением лица.

— Не забыть про Маркинса? — Он посмотрел на подбородок Аллейна. — Я не любитель задавать вопросы, но бьюсь об заклад, что это его рук дело.

4

Мисс Линн пришла не сразу. Аллейн подбросил в камин дров и немного оттаял. На него вдруг нахлынула ностальгия. Он тосковал по своей жене Трой, по Лондону, по инспектору Фоксу, с которым привык работать, по своей стране и своим соотечественникам. Будь это обычный случай из практики Скотленд-Ярда, они с Фоксом сели бы рядом, созерцая друг друга и попыхивая трубками. Он представил себе старину Фокса, его большое непроницаемое лицо, чуть мрачноватую серьезность, огромные неподвижные кулаки. А потом перед ним возникла Трой, сидящая на коврике у камина. Она всегда давала ему ощущение спокойствия и душевного комфорта. «Милая девочка, — подумал он. — Такую невозможно не любить». Его охватила тоска оттого, что она так далеко. Вздохнув, он отогнал от себя воспоминания и вернулся в дом на холмах Маунт-Мун, за которыми простиралось суровое безмолвное плато.

Хлопнула дверь, и кто-то прошел через холл. Это была Теренс Линн.

Она вошла спокойно, держась очень прямо и глядя перед собой. Аллейн заметил, что она напудрилась и подкрасила губы. Очевидно, успела побывать у себя в комнате. Интересно, книга так и осталась между простынями?

— Теперь все в порядке? — спросил он, придвигая к огню кресло.

— Да, благодарю вас.

— Присядьте, пожалуйста. Я вас долго не задержу.

Она сразу же села, словно подчиняясь приказу.

— Мисс Линн, боюсь, мне придется попросить у вас этот дневник.

Аллейн почувствовал, как она обдала его ненавистью, словно пустила в ход некое секретное оружие.

— Я так и знала, что вы вернетесь в мою комнату. Считаете возможным так себя вести?

— Да, я считаю возможным так себя вести. Я вообще мог изъять его у вас.

— Что же вам помешало?

— Подождите минуточку, я сейчас за ним схожу.

— Я вам запрещаю к нему прикасаться.

— В таком случае я буду вынужден запереть вашу комнату и позвонить утром в полицию. Они придут с ордером на обыск и все сделают сами.

У мисс Линн задрожали руки. Негодующе посмотрев на них, она сложила их вместе и спрятала в рукавах халата.

— Подождите минутку. Мне надо вам кое-что сказать. Не уходите.

— Хорошо, — сказал Аллейн и вернулся.

После минутной паузы она начала говорить, медленно и осторожно.

— То, что я хочу сказать вам, истинная правда. Еще час назад я не рискнула бы показать его вам. Там есть высказывания, которые вы можете неправильно истолковать. Но теперь я этого не боюсь. В нем нет ничего, что могло бы вам помочь. Мне просто невыносима мысль, что кто-то будет его читать. Клянусь, там ничего нет. Жизнью клянусь.

— Вам должно быть известно, что я не могу руководствоваться такого рода уверениями. Если все обстоит так, как вы говорите, вам следует отнестись ко мне как к абсолютно беспристрастному постороннему лицу, кем я, в сущности, и являюсь. Мне приходилось читать десятки документов самого интимного свойства, и я тотчас же выкидывал их из головы. Но я должен сам увидеть этот дневник, иначе это сделает полиция. Что вы предпочитаете?