Завораш (СИ) - Галиновский Александр

В первые недели он понял, что человек, изучивший их досконально, имел бы возможность попасть куда угодно. Телобан удивлялся, насколько мало этим пользуются остальные горожане. Потратив месяц на изучение карт, он выяснил, что коридоры примыкают к туннелям канализации. Все они располагались на разной глубине, и в некоторых из них можно было погибнуть, просто вдохнув отравленный воздух.

Однажды он наткнулся подземный ручей. Пойдя по его течению, Телобан обнаружил огромный зал, полный костей. Здесь были останки мелких грызунов, собак, кошек, птиц, а также пять или шесть человеческих черепов, два из которых были совсем крохотными. Лежавшие горками кости напоминали песчаные дюны, которых не касался ни один ветер. В другой раз он обнаружил остатки чьего-то жилища. Кто и когда здесь обитал, трудно было сказать; Телобан поддел ногой заплесневевший матрас, от которого во все стороны брызнули насекомые. Грязное, убогое пристанище. В его центре обнаружилось нечто вроде алтаря: перья, камни, скомканная бумага. Кто-то начертил на полу неровный круг, расположив на линии многочисленные знаки и формулы.

Коридоры и переходы здесь напоминали улицы и переулки настоящего города. Как в любом городе, здесь имелись свои тёмные аллеи и небезопасные тупики. В одном из них Телобан повстречался с парой бродяг. Разглядеть их как следует он не успел: без лишних слов те набросились на него с ножами. Телобан убил обоих, оставив тела плавать в грязной луже у ног.

Однако подлинные тайны, как и ключи, которые их отворяли, следовало искать у самой поверхности: в подвалах и винных погребах, на кухнях, где готовили еду для рабов и собак, в сырых казематах, в тайниках, расположенных так, чтобы богатства, равно как и секреты их приумножающие, были одинаково хорошо укрыты от посторонних глаз. Щепотка яда, растворенная в бочке с вином, могла сделать больше, чем десяток убийц с кинжалами, а умело подслушанная сплетня, которой один раб делится с другим в душном полумраке кухни — оказаться куда полезнее сведений, добытых дипломатами.

Не потому ли он был здесь?

Разумеется, он не раз спрашивал себя: так ли хорош шпион, который не ведает о своей цели? Вопрос выдавал его тайное беспокойство. Словно каким-то образом он вновь оказался на улицах Дымного квартала с обрывком бечевы в руке…

Наконец он добрался до нужной развилки. Потолок здесь нависал низко, и в нем было проделано забранное решёткой отверстие. Достаточно было подпрыгнуть, а затем подтянуться на руках, чтобы увидеть расположенную в подвале кухню, где готовили еду для рабов. Сейчас кухня пустовала. В углу полутёмного помещения горел очаг, над которым был подвешен почерневший от времени котёл.

Запах готовящейся пищи напомнил Телобану о его путешествии через море. Нечто подобное стряпали моряки, собираясь каждую ночь у небольшого очага на корме; в кипящую воду бросали рыбу, вяленое мясо, мелко порубленные овощи. Все это варилось до тех пор, пока не получалось что-то вроде жидкой каши, которую можно было пить прямо из миски. С самого начала Телобан подсаживался к огню вместе со всеми — и слушал. Мало кто замечал одинокого пассажира, пришедшего погреться у очага. Именно так он впервые услышал о туннелях под городом — и не только.

Среди тех, кто проводил время у очага, был варунский священник. Хорошо заметный в своих просторных одеяниях, он каждый раз был вынужден кутаться в ткань, чтобы она не хлопала на ветру. Телобан решил, что под такой одеждой легко скрыть доспех, а при желании — и длинный меч, стоит лишь привязать его к ноге.

За все время их пути священник не проронил ни слова, но едва завидев его, моряки тут же уступали место у очага. Считалось, что обидеть божьего человека в пути — дурной знак. Это навело Телобана на мысль.

Оказавшись в порту, он первым делом отправился в лавку, где торговали одеждой. Многие приезжие избавлялись здесь от тёплых вещей или обменивали свои наряды на более традиционные. В куче старого тряпья, сваленного в одном из углов и без того тесной каморки, он без труда отыскал черное одеяние подходящего размера…

Сейчас на нем была другая одежда, ничем не напоминающая скромный наряд инока, но гораздо более практичная. Монашескую рясу Телобан скатал в небольшой свёрток, связав ремнём и пропустив узел снизу таким образом, чтобы получилось что-то вроде лямки. Ношу он закинул за спину, радуясь тому, что руки остаются свободными. Теперь можно было не беспокоиться о запахе, который неизбежно пристанет к одежде.

Кем бы ни были здешние строители, намеренно или нет, они оставили лазейку: небольшой рычажок, с помощью которого отпиралась решётка. Примечательно, что сделать это можно было лишь снаружи. Видимо предполагалось, что, оказавшись внутри, вор и так будет в ловушке, ведь из кухни путь в хозяйские покои неблизкий.

Нащупав рычажок, Телобан уже собирался воспользоваться им, когда дверь наверху отворилась, и вошли двое. Послышался приглушенный разговор, позвякивание металла, как будто кто-то опустил в воду горсть столовых приборов, а затем сверху хлынул поток воды. Телобан поморщился от запаха.

Раздался грубый смех, другой голос произнёс несколько неразборчивых фраз. Телобан придвинулся ближе, пытаясь заглянуть за край решётки, и едав не угодил под очередной поток дурно пахнущей жидкости. Один из тех, кто был в комнате наверху, мочился на решётку, насвистывая весёлый мотивчик.

Дождавшись, когда над головой стихнут шаги и дверь хлопнет второй раз, Телобан пробрался на кухню. После царившей в подземелье прохлады воздух здесь казался раскалённым. Его едва хватало, чтобы дышать. Словно весь кислород выгорел в огне очага, над которым бурлил котёл. С какой лёгкостью он мог бы уничтожить половину слуг, бросив туда щепоть одного из своих порошков! Или даже проще: соскрести с одной из стен ту черную плесень и использовать в качестве яда её.

Помещение было низким и темным. На стенах — кухонная утварь: кастрюли, сковороды, ножи, плошки. Днём свет проникал сквозь узкое зарешеченное окошко, выходившее наружу вровень с землёй, но сейчас за ним была лишь чернота — и внутри, и снаружи дворец был погружен в сон.

Телобан приблизился к двери, но не стал открывать. Вместо этого приложил ухо к шершавому дереву и прислушался. Ему было хорошо известно, какой опасной может быть самоуверенность. На башнях несли вахту дозорные, в коридорах дежурили часовые, а во внутреннем дворе бегали спущенные с привязи псы. Однажды, когда Телобан подобрался достаточно близко, он слышал их тяжёлую поступь и гулкое, натужное дыхание.

Пожалуй, псы были единственными, кого стоило воспринимать всерьёз: там, где легко обмануть человеческие органы чувств, провести пса было невозможно. В Городе Вервий собак почти не осталось — всех отловили и истребили, но те, что встречались, отличались почти сверхъестественными способностями к выживанию. Они сбивались в стаи, долго и упорно выслеживали добычу и атаковали, придерживаясь единой стратегии. Даже поодиночке псы были опасны. Не раз Телобан видел в тумане горящие глаза и менял направление, отыскивая другую путеводную бечеву. Неизвестно, насколько эти твари были умны, но, как оказалось, им ничего не стоило выяснить, что протянутые тут и там верёвки служат маршрутами, по которым перемещается предполагаемая добыча.

Постоянство. Предсказуемость опасна. Именно поэтому он не ходил одними и теми же путями, подмечая каждое лицо, которое могло повстречаться ему дважды. Однажды на глаза ему попался мальчик-разносчик, и не два, а целых три раза. Дождавшись, пока тот в очередной раз пройдёт мимо, Телобан двинулся следом и преследовал его, пока не удостоверился, что он и в самом деле был тем, за кого себя выдавал. Все это время он сжимал лежавшее в кармане узкое лезвие, такое острое, что им можно было рассечь шею до самых позвонков.

Из кухни вела ещё одна дверь. Её Телобан поначалу не заметил, а, присмотревшись, понял, что перед ним было нечто вроде потайного хода, которым пользовались слуги и рабы. Лаз был невысоким, так что по нему можно было передвигаться лишь на четвереньках, зато перемены блюд в гостиной или напитков в бальной зале появлялись как по волшебству.