Открытый сезон - Дэвид Осборн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У самой двери он заколебался, глядя на стоявший за нею лес. Потом немного отступил. Открытые дверные проемы всегда опасны. Тебя могут засечь проходящим мимо нее и просто взять и пристрелить. Кто-нибудь стоящий в кустах. Одно нажатие курка.
Он напрягся, готовясь к прыжку. Голос заговорил:
— Доброе утро, Кен. Это конец пути. Сейчас ты получишь свое, как получили Грэг и Арт.
Тишина. И откуда-то шум, подобный грому — птица забилась о конек крыши.
Этот голос не был записан. На этот раз он был настоящим. Реальным и нереальным. Реальным потому, что наконец момент настал, а нереальность из-за того, что реальность оказалась сокрытой громыханием маленькой птички и ощутимым буханьем его сердца. Реальность внезапно превратилась в мутно-дымчатый мираж, какое-то отдаленное ощущение, как во сне.
— Не пройдет и двух минут, как я пристрелю тебя, — отчетливо произнес голос.
Кен выстрелил. Яростно передернул затвор и стал посылать выстрел за выстрелом в стенку лесопилки, и пули с треском пролетали сквозь трухлявую древесину, как будто зто была бумага, и уносились дальше, в лес.
На лесопилке не было никого. Он должен находиться снаружи.
Наступила тишина. И потом:
— Пусть будет одна минута, Кен.
Наверху, под крышей, вот где он должен быть. Внизу его нет. Там нет ничего, кроме Грэга и крыс. А если он под крышей, то должен сидеть скрюченный. Не так же просто в такой позе пользоваться ружьем. Это может потребовать времени.
— Кен, тридцать секунд. Это не так уж много, правда? Тридцать секунд до того, как ты уже больше не ты. Просто нечто предназначенное для крыс.
Он метнулся в дверь головой вперед, ударился о землю и покатился, перевернулся на одно колено, с нацеленным вверх ружьем, начав стрелять прежде, чем увидел цель.
Ответных выстрелов не последовало. Там не было никого.
Никого, кроме Грэга, обмякшего на своей веревке, голова свесилась и, благодарение богу, развернутого спиной, так что не было видно отвратительного лица.
— Пятнадцать секунд!
— Ты не убьешь меня, ублюдок!
— Десять секунд!
Он кинулся мимо на Грэга к западному концу лесопилки. Пустил пулю в тень. Там тоже никого не было, никого.
Кроме Грэга позади него.
И тут пришла страшная догадка, что Грэга там вообще нет. Это не Грэг. Он понял это даже раньше, чем повернулся.
Лицо, которое было там, на месте Грэга, улыбалось ему, а крупнокалиберный Холланд и Холланд, до того прижатый вертикально и скрытый за массой тела, оторвался от него.
Кен знал, кто это, мощная фигура, знакомое лицо, улыбка. Он попытался поднять свое ружье, но не мог это сделать. Попытался заговорить — тоже не получилось. Он не мог шевельнуться.
Он тупо ждал неизбежного. Двойной ствол ружья медленно и аккуратно нацелился в верхнюю часть его ног, лицо позади него стало жестоким.
Волковски негромко произнес:
— Пять секунд!
Потом выстрелил.
Кен почувствовал ужасный удар в левое бедро. Удар отбросил его назад и он повалился. Следом за этим пришла невообразимая боль. От нее глаза его затянулись серым облаком, но сквозь него он видел, как Волковски выбирался из веревочной петли. Видел как он легко спрыгнул на землю и двинулся вперед, выбрасывая пустую гильзу одним быстрым, отработанным движением.
Кен, в последний раз попытался воспользоваться своим ружьем, боль была слишком нестерпимой. Она заполнила его мозг и руки отказывались больше слушаться.
Волковски подошел к нему и опустил ствол вниз, к его паху. Кен увидел его улыбку и почувствовал жесткое прикосновение ружья.
Он услышал чей-то вопль.
— Пожалуйста, боже, ну пожалуйста! Я же не трогал ее. Пол! Это были Арт с Грэгом, не я!
Откуда-то с серого порога, издалека, Волковски спросил: — Кто же тогда отец Пити?
— Не я. Я был в мотеле, но это не я. Пожалуйста. Я сделаю все, что угодно, все.
Потом невероятный грохот. И ничего кроме темноты.
Пока темнота не стала багровой и он понял, что смотрит на себя и растекающийся поток крови.
Пока двойной ствол внезапно не поднялся и не втиснулся между его зубов, едко и обжигающе прижавшись к задней стенке глотки, перекрывая воздух.
И он услышал Эли плачущую и отбивающуюся и смех Грэга и Арта. И кого-то еще. Себя самого? Тени из далекого прошлого, горячая обнаженная влажность тела Элис, пытавшегося освободиться от его тела.
Он услышал, что вопль его продолжается, заглушенный ружьем.
— Ладно, если хочешь, я тоже делал это. Мы были детьми. Мы не хотели этого.
Он увидел Элис, ее мягкие темные волосы, длинноногое стройное тело. Ее улыбку.
Потом он увидел кого-то еще, очень близко — каменное лицо Пола Волковского, его темно-серые глаза и его безжалостный рот.
И это было последнее, что он когда-либо увидел.
Глава 24
Чтобы закончить работу, ему пришлось потратить остаток этого дня и весь следующий день. Сначала надо было утопить в болоте тело Кена и убрать его кровь. Это оказалось не так легко. Тоже самое было с Артом, Нэнси и Грэгом. Ему пришлось соскребать замерзшую почву и траву, выдирать кустики, уничтожать их в озере, снова приглаживать землю. Ему надо было находить грузила, после которых, если их использовать, не стало бы заметно, что что-то пропало. Паровой механизм на лесопилке давно уже был ободран, так что в конце концов он отобрал несколько продолговатых камней, находившихся у края стены где погибла Нэнси и где стена частично порушилась. Он использовал веревку на которой он подвешивал Грэга, а потом и себя, чтобы связать камни.
Была так же хижина. Он навел в ней порядок, провел серьезную работу по уборке, после чего протер все места, к которым он мог прикоснуться, когда снимал перчатки. Он подумал о других отпечатках: Нэнси и Мартина, может быть каких-то других пар, с предыдущих годов. Он уже давно решил, что с ними не справиться. Они должны быть повсюду. И это не имело значения. Когда придет время и ими заинтересуются, если оно когда-либо придет, то они могут выявить пропавшие личности, но никогда они не покажут на убийство.
Закончив, он расставил все по местам: кровать, шкаф, обеденный стол. Вставил точно такой же замок, причем довольно долго использованный, который специально прихватил с собой. Тип замка он определил еще с прошлого года.
Медленно и методично он прочесал лес в поисках каких-либо случайно оброненных вещей. Уничтожил все следы пребывания Кена на болоте, так же взял рюкзак Кена и распаковал его в хижине, разложив все так, как лежали вещи Грэга и Арта.
На разборку его печной платформы ушли часы. Пришлось подбирать обломки кирпича и кирпичную пыль, осыпавшуюся на дно печи, поставить старые планки на место, откуда он их брал, вынуть костыли и забить проделанные дыры мхом и паутинками. Очень много времени ушло на то, чтобы уничтожить внутри и снаружи лесопилки любые отпечатки его ног, даже если они были обернуты мешковиной.
Время и терпение. И память. Ему пришлось тщательно отмечать все сделанные выстрелы, когда и в каком направлении. Ему пришлось выковырять более шестнадцати пуль из деревьев, пола лесопилки, земли, дряхлых стен лесопилки. Плюс пять пуль, которые надо было вынуть из дверного косяка и стен хижины. Это были те, которые выпустил Кен, когда магнитофон заставил его паниковать.
Последними были лодки, бесполезные куски резины, как связанные в пучок бессильные змеи. Он аккуратно обернул их вокруг моторов и они последовали за телом Кена в болото. И вместе с ними гниющие останки Грэга.
Работа была тяжелая, потому, что он смертельно устал, а впереди было еще так много всего. Было вдвойне трудно еще и потому, что то ради чего он жил многие годы, в конце концов закончилось. Он чувствовал себя эмоционально измотанным от постоянного возбуждения.
Когда он, наконец, закончил со всем и оставалось только покинуть остров, он присел на ступенях крыльца хижины. Он смотрел на холодную гладко-серую поверхность озера и стену темного леса за ним. И думал о Кене, Грэге и Арте, о том, что они сделали и как он, наконец, отыграл все назад, хотя ему и потребовалось для этого одиннадцать лет. В уме он еще раз пробежал по всему запутанному камуфляжу — ложные концы и следы, которые он предусмотрел для полиции, если она когда — нибудь доберется до чего-нибудь. Кражи, подделки и фальшивки, в которых состояло его полное прикрытие и проследить которые было невозможно. Он заполучил официальную копию, своего брачного свидетельства с Элис и уничтожил его. Тоже он проделал со своим свидетельством о рождении и свидетельством о рождении Пити, и со всеми документами, имевшими отношение к его перемене имени после смерти Элис, которое происходило совершенно в другом штате. Он заготовил новые свидетельства себе и Пити. В столице штата Лэнсинг. Теперь оба они Волковски. С рождения. Так что никто не смог бы никогда связать его с именем Элис Ренник.