Лишь небеса знают - Элайн Кофман

— Точно никто не знает, но, кажется, прямо он ей этого не предлагал. Но, по-моему, он поступает правильно, приучая к себе мальчика.

— Зачем же тогда капитан Робинсон заказал ей новое платье?

— Здесь могут быть две причины, — не раздумывая, ответила Элис, — либо он хочет, чтобы Элизабет выглядела еще прекраснее и еще больше раззадорила Тэвиса, либо — кого-то другого.

— Элис, вы должны превзойти себя, когда будете делать платье для Элизабет, слышите, — крикнула она. — Нет, вы просто обязаны! — Уже держась за дверную ручку, Мейбл продолжила: — Это невероятно, мне надо сказать Аурелии… и Сьюзи… и Эмили тоже. Так, — кого же еще я забыла. В среду у нас швейный кружок, вот тогда я и обрадую всех, кто соберется у Джемаймы Фицпатрик! — С этими словами Мейбл выскочила на улицу.

После ее ухода Элис долго стояла посреди своей мастерской, озабоченно глядя на рулон шелка цвета лаванды с серебристым отливом. Потом она поспешила к своему столу и принялась вытаскивать из ящиков один за другим модные журналы. Пролистав третий журнал, она остановилась на одной из картинок и с удовлетворением произнесла:

— Нашла! Пусть кто-нибудь попробует сказать, что мое платье будет хуже, чем у месье Уорта!

С этими словами Элис Шульц подхватила рулон, повесила на дверь табличку «Закрыто» и взялась за работу.

День праздника приближался, и Эйса чувствовал все большее беспокойство. Вчера он забрал платье и с тех пор раз двадцать заглядывал под коричневую бумагу, в которую оно было завернуто.

Он снова покосился на пакет, почесывая подбородок и вспоминая, как Элис Шульц давала ему наставления: «Не показывайте ей платье до самых танцев, — тараторила она. — Пускай увидит его, когда будет поздно что-то переделывать. И ни за что не позволяйте ей отказаться надеть его. Я знаю Элизабет. Она увидит платье и взъерепенится. Но вы не уступайте. Ведь огорчать вас внучка, наверняка, не захочет. — Она улыбнулась. — По-моему, она наденет мешок из-под муки, если его подарите вы». Эйса и Элис дружно рассмеялись. Он, конечно, не был большим знатоком дамских нарядов и всякого такого. Но, насколько он мог судить, в подобном платье Элизабет должна была затмить всех женщин и ослепить всех мужчин.

Праздник стрижки овец — ежегодное событие, которое не пропускал ни один из жителей Нантакета. На острове были оборудованы три специальные площадки — у Чистого озера, возле Северной скалы и у майкометского пруда. Элизабет, Эйса и Вилли выбрали Чистое озеро.

Когда они пришли, на рамы, выстроенные в круг площадки, уже были натянуты тенты, предназначенные для защиты от солнца. Элизабет показалось, что сегодня именно здесь собралось большинство горожан. Зрелище, которое являлось забавой для зрителей, заставляло как следует попотеть тех, кто трудился. Склонившись над овцой, стригаль должен был как можно быстрее, стараясь пореже щелкать ножницами, остричь животное. Работа была напряженная, грязная и, как казалось Элизабет, не слишком увлекательная. Ей до сих пор было неясно, почему все находят зрелище столь волнующим и привлекательным.

Вилли смотрел часа два с интересом на происходящее, а потом начал так подпрыгивать и вертеться, что Элизабет даже почувствовала облегчение, увидев, что к ним приближается Тэвис.

— Я искал вас, — сказал он, погладив мальчика по щеке, — не знал, на какую вы пойдете площадку, и обошел все три. Иди ко мне, — позвал он Вилли, и тот с радостью потянулся к нему. — Вы не против? — спросил он Элизабет.

— Ничуть, — ответила она. — Мы с дедушкой еле живы, а ему хоть бы что.

— Пошли, Вилли, хочешь покататься на лошадке?

Тэвис посадил ребенка на плечи, и мальчик завизжал от радости. Когда он закрыл отцу глаза своими ладошками, Элизабет не сумела сдержать улыбки.

— Вилли, убери ручки, папе ничего не видно.

Ребенок послушался, и Тэвис вопросительно посмотрел на нее.

— Вы ведь его отец, правда, — пожав плечами, сказала Элизабет. — Или вы думали, что я стану это отрицать?

— Нет, но вы впервые предали этот факт огласке.

— Вы все же очень плохо меня знаете, — беспечно заметила Элизабет.

— Я изо всех сил стараюсь это исправить, но встречаю мощнейшее сопротивление, разве не так?

— А чего вы ожидали? — ответила она вопросом на вопрос и поднялась. — Принесите его, когда устанете.

— Непременно, — ручки Вилли крепко сомкнулись вокруг шеи Тэвиса, голос Тэвиса звучал необычно: — Пошли, Вилли, дружок, поглядим, как скоро я устану от тебя.

И они ушли.

Когда через три часа Элизабет встретила их, оказалось, что устали они оба. У Вилли слипались глаза.

— Давайте-ка его сюда, — сказала она. — Миссис Моррисон, должно быть, уже пришла на маяк. Она обещала посидеть с Вилли.

— Я отнесу его, — предложил Тэвис.

— Нет, я… мне надо объяснить кое-что миссис Моррисон и переодеться.

— Тогда я отвезу домой вас обоих.

— Зачем вы вернулись? Нет. Не отвечайте. Скажите лучше, зачем уехали?

— Разозлился. — Тэвис отвел глаза. — Не только на вас, на многое. Я с детства не мог терпеть, когда мною распоряжались. Терпеть не могу чувствовать себя беспомощным. Помню, как братья ловили меня и щекотали до тех пор, пока я не начинал реветь. И вот, сколько я себя помню, мне казалось, что я свихнусь, если кто-то возьмет надо мной верх. Возможно, это звучит так, будто я уже свихнулся, но ничего не поделаешь. Я готов сносить неудачи или неприятности, но только не ощущать себя в тупике. Я, наверное, говорю непонятно? Я и сам не понимаю. В общем, наверное, и уехал оттого, что в моей жизни все запуталось и мне казалось, что от меня ничего не зависит. Проклятые конфедераты украли мои чертежи. Я был вынужден с этим смириться. Потом мы вернулись и меня заставили жениться.

— Я знаю, — сказала Элизабет, — и мне жаль, что так получилось.

— Вы ни при чем. Понимаете, то, что началось там… в море, я думаю, все сложилось бы иначе, если бы у меня было время подумать, прийти в себя. Я не негодяй, каким кажусь вам теперь. Я сделал неверный шаг, а дальше от меня ничего не зависело.

— Да, я знаю, дед говорил мне, что вы не собирались уезжать надолго.

— А он рассказал вам, почему я не возвращался так долго?

— Нет, я не захотела слушать.

— Я понимаю.

Тэвис замолчал, некоторое время они ехали молча, но, свернув на проселок, ведущий к маяку, он заговорил снова.

— Вы спрашивали, почему я вернулся, — произнес он, — наверное, вы считаете, что это объясняется только тем, что корабль мой построен и дела закончены.

— А разве нет?

— Да, но только отчасти. Мне предложили разработать новый проект.