Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT - Дмитрий Старков

Неужто ж?..

Неужели и Димыч мается тем же точно ощущением внутренней неправильности? Так ведь — побеседовать надо! Ум — хорошо, а два…

— Ну, подожди ты на немощь плакаться, — заговорил Петяша возможно мягче, чтобы Димыч, не дай бог, не обиделся. — Дай-ка, я сейчас по порядку изложу. Сегодня утром…

Но Димыч, не дослушав, вдруг вздрогнул, точно ужаленный шилом в задницу, и обернулся всем туловищем к двери. Подняв взгляд через его плечо, Петяша увидел стоящую на пороге — в чем мать родила — Катю. Общее настроение сцены тут же вызвало прилив радостного, теплого возбуждения.

Ишь, развлекается…

— Ой, Дима! Привет! — с небрежной радостью, точно знала Димыча едва ли не с самого детства, сказала она. — Ты куда пропал в тот раз? Ой… Вы здесь ругаетесь, что ли? Что случилось?

Димыч молчал, явно до шока пораженный открывшимся его глазам зрелищем.

— Иди, — велел Петяша в порядке последней отчаянной попытки спасти только-только начавшийся разговор. — Нечего гостей смущать; лучше свари кофе нам… пожалуйста.

Катерина, пожав плечиком, упорхнула, весьма соблазнительно крутанув задом на прощанье.

Димыч все так же молча развернулся к Петяше спиною, в несколько шагов оказался у входной двери, привычно отпер замок и вышел на лестницу. Дверь, закрываясь за ним, звучно треснула о косяк.

Пожав плечами, Петяша отправился на кухню.

— А гость где же? — с хитринкой спросила Катя, лежавшая животиком на столе и медленно, не торопясь, очень уж не торопясь, заряжавшая джезву.

— Сбежал от вас гость. Испугался: съедят, мол, совсем!

С этими словами Петяша рывком сбросил на пол халат и безо всяких прелюдий вошел в Катю, давно уж, как оказалось, готовую к этому, предоставив Елке самой изобретать способ подключиться к забаве.

Не получилось разговора, мелькнуло в голове сквозь сгущающийся влажный туман, сквозь Катины бедра в ладонях, сквозь Елкины коготки, забегавшие по спине и ягодицам.

Впрочем, и хрен с ним. И не жалко. И не должно было ничего получиться.

Такой исход, непонятно отчего, оставлял впечатление правильного.

57

Димыч, едва не кубарем скатившись по лестнице, смог затормозить и перевести дух только в ведущей на улицу подворотне. Он был отвратителен самому себе, как никогда прежде.

Оставалось лишь надеяться, что Петяша, минуту назад сделавшийся ему еще неприятнее прежнего, не заметил его, Димычевой слабости.

Тввва-арь, а?! Это ж как встал-то моментально!

Несмотря на все видимые доказательства обратного, Димыч не сомневался: он ничего не перепутал, этой девушки, женщины, бллин; пробляди этакой на свете не существует. Куда она исчезала, оставив на краткое время Петяшу, кто ее знает… Но зачем дала ему, Димычу, в руки телефон, по которому заведомо никуда не дозвонишься? То есть, как раз дозвонишься, и узнаешь о ней всю подноготную?

Впрочем, да… Петька-то, кажется, не поверил… Или поверил, но и здесь хочет решать проблему методом научного страуса?

В голову закралась предательская по сути мыслишка: а что, если все это — тривиальная шизофрения на почве зависти к Петяшиной беззаботной жизни и успехам у женщин? И Петяша вдобавок заметил эту зависть — вон ведь, как лучился самодовольством, паразит!

Чтобы отогнать эту мыслишку, Димыч припомнил все, что доводилось ему читать о ведьмах, женщинах-оборотнях, суккубах и прочих явлениях в том же роде, и оценил свое с Игорем положение.

Получалось — не шибко-то. Если он, Димыч, прав, и Катя — дело рук того же Флейшмана… какой же силы магией обладает этот тип? К которому, кстати, Игорь задумал на днях наведаться в гости… На что еще способен?

При воспоминании об Игоре в бедной Димычевой голове взбурлили все неприятные впечатления разом: стальной арбалетный болт в голове Дамира Султангареевича, перестрелка, мерзкие, тряские останки мертвяков на грязном линолеуме, Игорева жена и, наконец, вот этот оживший труп… к которому его, Димыча, так отвратительно, неодолимо, до полного помутнения головы, влекло.

Он прислонился к стене, пачкая пиджак о пыльную штукатурку. Кружилась голова. Тошнило. До сих пор не было найдено логического объяснения: с чего, собственно, он, Димыч, так уверен, что не случилось с этим клятым телефонным звонком ошибки, и тем не менее он все же был в этом уверен абсолютно, но тогда получалось непонятно, как он — за считанные ведь минуты! — дошел до подобной зависимости от нее… и потому от страха и злости на самого себя хотелось выть в голос. Ничего, подумалось вдруг, попробуем.

Справимся. Я вам, блллин, не страус. Разум превыше всего. Разум непобедим.

В подворотню с улицы вошла, опираясь на палку, бабка с кошелкой в свободной руке. Приостановившись, смерила Димыча исполненным маразматической злости ко всему молодому и свежему взглядом и заковыляла дальше, во двор, оставив за собой сильный запах немытого дряблого тела.

Вот оно. Пожалуйста! Обязательно ли человеку иметь хоть какое-то отношение к разуму? И что такое этот разум есть? Вечный, тв-вою мать, вопрос…

Охваченный новым сильнейшим приступом омерзения, Димыч резко оттолкнулся плечом от стены и отправился на Пушкарскую, ловить такси. Домой, домой! А завтра с утра позвонить Игорю, приступить к исполнению задуманного.

И… на днях выбрать время, чтобы заглянуть к Петяше еще раз. Возможно, его (должно же быть на свете хоть какое-то везенье!) не окажется дома…

58

На следующее утро Петяша снова проснулся исполненным смутной, неудобной какой-то, безадресной неприязни. Поэтому он, без энтузиазма пройдя обычную процедуру пробуждения, выгнал женщин погулять и присмотреть, раз уж так приспичило, не шибко дорогой телевизор, а сам опять уселся за компьютер — по капле выдавливать из себя роман.

Роман, как и давеча, не пошел. Мир словно бы иссяк, опустел и потому не мог больше поставлять Петяше мысли и ощущения, необходимые для того, чтобы писать. Возникло на миг даже впечатление, будто миру, сделавшемуся вдруг таким маленьким, больше нечего дать ему, Петяше.

Промучившись с полчаса, Петяша закрыл файл с романом и вновь принялся за незавершенный рассказ. Рассказ, в отличие от романа, покатился гладко и споро, точно по накатанной колее.

Вечером следующего воскресенья Эдуарду Витальевичу были заданы вопросы о том, кто был родоначальником династии Аббасидов, на какие периоды делится творчество Пабло Пикассо и на какие княжества была поделена Киевская Русь в X веке нашей эры. Отвечал он неизменно правильно (передатчик, на скорую руку сляпаный Николаем Ивановичем для усиления сигнала, работал, как часы), и общая сумма выигрыша составила тридцать тысяч. После этого Эдуарду Витальевичу было рекомендовано продолжить игру на следующей неделе.

Ученые праздновали победу.

— Быть может, на этом следует остановиться? — предположил профессор Константинов.

— Но, коллега, на каждого придется всего по тысяче с небольшим! — возразил Николай Иванович.

— По тысяче… — медленно проговорил доцент Назаров, преподаватель Истории и Философии Религий, причем голос его дрогнул.

— Привыкайте мыслить масштабно, коллега, — авторитетно произнес Николай Иванович. — Я полагаю, следует продолжать, пока на каждого не придется по две тысячи долларов! Минимум по две!

На протяжении марта Эдуард Витальевич правильно назвал всех инженеров, руководивших постройкой моста Лейтенанта Шмидта в Санкт-Петербурге; двадцать три карликовых звезды в порядке возрастания; все династии, правившие Китаем, и всех русских царей, не принадлежавших к династии Романовых в хронологическом порядке; верно изложил системы пропорционального представительства, принятые в скандинавских странах и Швейцарии, формулы Френе для пространственной линии, суть двадцати четырех традиционных размеров в валлийской поэзии и значение тридцати двух символов книги Пополь-Вух; безошибочно опознал двенадцать протоэтрусских артефактов среди россыпи прочих, выбрал из девяти берестяных грамот три новгородских, а из трех египетских папирусов — тот, что не являлся палимпсестом, и… сделался национальным героем.

Его портрет был напечатан на обложке еженедельного журнала «Огонек».

И даже сам Президент Российской Федерации в ходе важной пресс-конференции ответил на какой-то каверзный вопрос так:

— Ну, это уж я не знаю. Я вам — не Эдуард Витальевич… понимаешь!

Впрочем, в телевизионные трансляции данная реплика, конечно же, не вошла.

За час до начала седьмой передачи с участием новой звезды экрана Николай Иванович выставил на стол трехлитровый баллон домашнего вина, полгода назад присланный тещей и сберегавшийся в семье до особо торжественного случая. Теперь он мог позволить себе такие жесты.