Неправильное воспитание Кэмерон Пост - Эмили М. Дэнфорт

– Ничего подобного? – повторила Коули, ткнув его в грудь. – Зачем нам здесь оставаться, если мы не можем выпить?

– Я не говорил, что ты не можешь пить, – сказал он, театрально отхлебнув пива. – Я сказал, что не хочу видеть, как ты пьешь. С глаз долой, из сердца вон, ваше королевское высочество.

– Меня еще не короновали, – ответила Коули. – До завтра кланяться не обязательно.

– Только если мне достанется должность придворного шута. – Джейми щелкнул каблуками, как заправский лепрекон.

Коули номинировали на звание королевы выставки, нашего местного конкурса красоты, в котором корону обычно получали девушки из БФА, заканчивавшие двенадцатый класс. Коули была самой юной номинанткой за последние тридцать лет, к большому неудовольствию некоторых из этих старшеклассниц. Она собиралась уже отказаться от участия, но этим бы нанесла кровную обиду одному усачу, возглавлявшему Ассоциацию скотоводов Монтаны, который и выдвинул ее кандидатуру. Поэтому она решила довести дело до конца.

– Я не выиграю, – сказала Коули. – Корону присудят Рэйни Оушен. Должны. Она живет ради нее. – Она сделала несколько шагов назад и повторила лепреконский прыжок Джейми, что только укрепило мои чувства к ней. – Но место придворного шута тебе гарантировано.

Музыканты (какая-то группа из Колорадо) начали отбивать такт ногами. Тай кивнул миниатюрной брюнетке с начесом, которая стояла на противоположном тротуаре, указывая на танцующие пары. Мгновение он рассматривал нас четверых, переводя взгляд с одного лица на другое, как будто на опознании в полицейском участке, потом положил руки мне на плечи, что было не слишком-то приятно, потому что банка холодного пива впечаталась мне в ключицу, а огромный большой палец, весь покрытый веснушками, больно давил. Ноготь на нем был мертвый, лиловато-черный.

– Кэмерон, следующие четыре дня ты будешь присматривать за Коули, – сказал он, обдавая меня густой волной пивного перегара. На его лице не было и намека на улыбку. – По понятным причинам я не могу довериться ни шуту, ни ее дружку. Остаешься только ты. Держи ее в узде.

– Помоги мне, Оби-Ван Кеноби, ты моя единственная надежда, – засмеялась Коули и сжала мою руку.

Я тоже засмеялась, но Тай не договорил.

– Я серьезно, – сказал он, пристально глядя на меня своими крыжовенными глазами. – Не дай моей сестре запятнать доброе имя нашей семьи.

– Нет, этим займешься ты сам, – сказала Коули, подталкивая его в сторону толпы. – Иди, потанцуй со своей пастушкой, красавчик. Обещаю, будем вести себя хорошо.

– Если нужно будет примотать ее к себе скотчем, чтобы она не вляпалась, так и сделай, – сказал он, отступая назад, но все еще глядя прямо мне в глаза. – Не подведи меня, Кэмерон.

Я засмеялась и сказала:

– Есть, сэр.

Было в Тае что-то, от чего мороз начинал продирать по коже.

– У твоего брата от них отбою не будет, – сказал Джейми, пока мы вчетвером наблюдали за Таем. Тот обнял свою подружку и закружил ее посреди улицы.

– Это вряд ли, он же настоящий жеребец, – ответила Коули. – Я имею в виду, если тебе не перепадет во время выставки, Джейми…

– Ой, – сказала Бретт, беря ее за руку. – Не нужно разрушать идеалы юного мечтателя. Давай потанцуем, прежде чем Кэмерон бросится на защиту чести своего милого.

– Не волнуйся, – сказала я, когда мы вышли на середину улицы. – У него ее нет.

После выпускного вечера на нас посыпался град подобных шуточек. Бретт и Коули иногда поддразнивали нас, поскольку мы с Джейми не очень распространялись о том, что произошло на ступенях школы. Кем мы стали после выпускного? Ответа на этот вопрос у меня не было, да я и не очень хотела знать. Мы дважды целовались, раздевшись по пояс, оба раза в моей спальне, оба раза под плейлисты Линдси. Об одном из этих случаев было известно Рут, но то, что мы с Джейми могли делать за закрытыми дверьми моей спальни, ее не очень взволновало. Она не сказала ни слова.

Мне нравилось с ним целоваться. Было неплохо и даже приятно, чего я никак не ожидала. Но все же то, что мы делали, казалось механическим или, если точнее, походило на репетицию: кассету в магнитофон, нажать на кнопку, и вот группа Cranberries поет нам серенады, а я снимаю футболку, в то время как Джейми избавляется от рубашки, и мы катаемся, сплетаясь в единое целое на мягком пледе, который пахнет кондиционером для белья. У Джейми на спине есть странное углубление, и его руки куда больше моих. Я чувствую мозоли на его ладонях, а удары его сердца отзываются где-то в моем животе. Иногда он ласкает мой затылок, отчего я вся покрываюсь мурашками. Он еще ни разу не предлагал дойти до конца, но то, что происходит у него в штанах, без всяких слов говорит, что, наверное, скоро этот момент настанет. И это меня беспокоит.

– Мне нравится, что так называемый дурацкий выпускной, на который ты так не хотела идти, свел вас двоих вместе, – призналась мне Коули в первый день учебы после нашего с Джейми публичного проявления чувств на балу.

– Мы не вместе, – возразила я.

– Неужели?

– Мы просто друзья, которые пытаются кое в чем разобраться.

В тот момент это было самым честным и откровенным признанием, которое я могла сделать Коули, не говоря прямо о моих чувствах к ней.

* * *

Практически все ребята из БФА, а это чуть меньше половины всех учеников школы, отпросились с уроков по случаю выставки официально, еще двадцати процентам удалось удрать, потому что родители позволили им пропустить занятия, остальным же страдальцам, кроме совсем уж ботанов и тех, кому выставка была до фонаря, пришлось прогуливать на свой страх и риск. Мы с Джейми провели утро в больнице Святого Розария с двумя легкоатлетами из команды, жестко рационируя имеющийся запас травки, потому что Джейми никак не мог раздобыть больше до ночи, а наши резервы были почти опустошены. Не устояв при виде шатких тележек, мы провели несколько серий гонок по коридору, обернувшихся в конечном счете авариями. Потом прорвались сквозь баррикаду на самом верху металлической лестницы на девятом этаже и выбрались через люк на плоскую, липкую от смолы крышу. Краской из баллончика мы пометили все, что не могло от нас удрать, написав «выпуск 1995». Джейми хотел было поставить свое клеймо на голубе, но тот не разделял его намерений, поэтому пострадала лишь часть крыла, на которой появилась тоненькая серебряная полоска. Мы