Неправильное воспитание Кэмерон Пост - Эмили М. Дэнфорт

за вами, молодежью. – Он собирался было войти, но вернулся к нам. – Послушайте, если вы сойдете с крыльца, то покинете территорию, и я не смогу впустить вас обратно, – сказал он и оставил нас одних.

– А то мы без тебя не знали, долбоеб, – огрызнулся Джейми, обращаясь к тому месту, где только что стоял Хеннитц, и одним махом взметнулся на верхнюю перекладину металлических перил.

В дальнем конце крыльца сидели незнакомые мне ребята, голые плечи девушек укрывали пиджаки их спутников. На улице было холодно, а когда порыв ветра приподнял подол моего платья, стало еще хуже, я даже вздрогнула. Я прикусила губу и зябко повела лопатками. Как мне убедить Джейми, если я так и не нашла ни одного подходящего слова?! Я посмотрела на свои босые ноги, которые уже совсем заледенели, и мечтала лишь об одном – только бы не разрыдаться.

– Не хочешь набросить? – спросил Джейми, несколько смягчаясь. Я отрицательно помотала головой, не глядя на него. Он спрыгнул с перил и набросил свой смокинг на мои плечи. Меня знобило. – Боже, только не плачь, Кэмерон, – продолжал он еще нежнее. Вообще-то никогда раньше он так меня не называл. – Я не думал довести тебя до слез.

– Вот еще, – фыркнула я. Сейчас или никогда. – Когда ты впервые понял? – спросила я, рассматривая ноги. Кончики пальцев совсем побелели.

– Понял что?

– Про меня?

– Что – про тебя? – поддразнил он меня.

– Зачем ты так?

– О чем ты? А что я, собственно, знаю? Что тебя до сих пор связывает тесная дружба с этой девчонкой, Линдси. А она выглядит как…

– Как кто? – спросила я, глядя ему прямо в глаза.

– Как лесбиянка. Черт. – Он затряс головой, засопел и ударил ладонью по перилам с такой силой, что раздался глухой лязг, который вспугнул привольно расположившиеся пары. – Ты хочешь, чтобы я тебя назвал лесбиянкой? Это твой сегодняшний приз?

– Да, именно этого я и хочу! – Теперь я плакала по-настоящему, злясь и на себя, и на него. – Может, напишешь еще это слово на моем шкафчике? На всякий случай. Чтобы я не забывала.

Я хотела было уйти, но Джейми резким движением притянул меня к себе. Сотню раз герои фильмов проделывали подобное на экране, но со мной такое было впервые: мгновение, и вот уже я рыдаю у него на груди, мучаясь от неловкости и собственной слабости, которую я была готова позволить себе несколько минут.

– Все уже знают? – Я освободилась от его объятий и рукавом смокинга отерла с лица то, во что превратился мой макияж, над которым так усердно работала Коули.

– Парни из нашей команды болтали всякое, – ответил он, – но это так, ерунда.

Я сделала выражение лица, которое должно было означать «да ладно?» – приподняла брови, надула губы и слегка набычилась. Глупее не придумаешь, конечно.

– Я серьезно, – возразил Джейми. – Ты им нравишься, они не очень прохаживаются на твой счет. Для них ты простая бегунья, одна из нас.

– Но почему тогда ты сказал на трибуне…

– Потому что это совершенно ненормально. – Он снова повысил голос. – Господи, и тебе еще хочется знать, что говорят о тебе сейчас. Давай, закрути с Коули Тейлор, вот тогда и посмотришь!

Я залилась краской.

– Мы просто друзья, – промямлила я. – Правда. Я даже никогда… – Как закончить это предложение, я не знала.

– Мы с тобой тоже друзья, – возразил он. – Причем гораздо дольше. С чего ты взяла, что тебе нравятся девушки?

– Я ни в чем не уверена.

Джейми покачал головой.

– Ну, когда ты рядом с Коули, создается другое впечатление. По крайней мере иногда. – Он помолчал секунду, словно обдумывая свои следующие слова. – Послушай, если ты говоришь, что не уверена, то это попросту глупо. Ты могла бы дать шанс кому-нибудь из нас, парней, и все выяснить.

Наверное, у меня был десяток случаев заметить то, что только теперь стало очевидно: Джейми был неравнодушен ко мне. Или ему так только казалось. И это еще больше усложнило и запутало все. Когда такая неловкая пауза наступала в фильме, я всегда нажимала на кнопку быстрой перемотки – слишком уж сильное напряжение, словно воздух вот-вот закончится, и ничем его не снимешь.

Раздался смех, на крыльце показались знакомые нам обоим ребята. Лица у них раскраснелись, влажные от пота челки липли ко лбам.

– Еще одна песня, и объявят последний танец, – сказал кто-то из них, а потом они все, будто по команде, обернулись к нам и вдруг заметили, что стали невольными свидетелями драмы, о чем недвусмысленно говорили напряженная поза Джейми и мое лицо в потеках туши. Они принялись разводить руками, виновато заулыбались, потом помахали пачками сигарет прямо перед нашими носами и, сославшись на то, что не хотят курить, стоя у нас над душой, ретировались подальше, спустившись по ступеням с другой стороны крыльца.

– Если ты сомневаешься, то почему бы не попробовать? – буркнул Джейми, глядя не на меня, а на статую Кастера, совсем как Хеннитц несколько минут назад.

Я все еще не могла подобрать правильные слова.

– Скорее я знаю, но пока еще сама в замешательстве. Понимаешь? Вот и ты: сегодня вечером тебе стало наконец ясно, а ведь ты давно уже все видел. Но с толку это все равно сбивает.

– Да, но я не могу быть уверен ни в чем, что касается тебя. – Он снова повернулся ко мне. – Именно об этом я и толкую. Иногда, когда мы вместе, мне кажется, что ты куда больший парень, чем я сам. Но бывают моменты, когда я бы с радостью… – Он не закончил фразу, но сделал несколько движений тазом, которые лучше любых слов объясняли, что именно он имел в виду, да еще и заухмылялся, словно чертов извращенец. Это было глупо, но определенно разрядило обстановку.

– Это все потому, что ты – озабоченный мальчишка, – сказала я, сильно шлепнув его по руке, чтобы он прекратил трясти задом. – Я тут совершенно ни при чем.

– Ну если я не прочь приударить за девушками и ты тоже не прочь, выходит, ты тоже озабоченный мальчишка, – сказал он, шлепая меня в ответ.

– Ну уж нет, – отрезала я, решив, что наконец-то мы выяснили что-то важное и между нами не осталось больше никаких недоговоренностей, но тут Джейми наклонился и поцеловал меня. Я могла бы увернуться – времени было достаточно – или отпрянуть, оттолкнуть его, но я этого не сделала; более того, я ответила на его поцелуй. Губы у него были шершавые, а на вкус сладкие от фруктового пунша и чуть кисловатые от травки, подбородок выбрит