Шпага императора - Вячеслав Коротин

– Благодарю, ваше сиятельство! Не ожидал.

– Меня благодарить не за что – представление сделал генерал Дохтуров, насколько мне известно.

Н-да! Всё чудесатее и чудесатее – а ведь впечатление было, что Дохтуров на оглоблях меня повесить готов за ту сорвавшуюся ракету…

– Но вызваны вы не только по этому поводу, – продолжил генерал. – Вас уже поставили в известность, что планируется поиск на Полоцк. Как только присоединятся дивизии Штейнгеля, а они уже на подходе. То есть через два-три дня. Попытаемся «подрезать хвост» Бонапарту. Если нам улыбнётся Фортуна, и удастся разбить корпуса Удино и Сен-Сира, то император окажется в крайне затруднительном положении. Не находите?

– Полностью разделяю вашу точку зрения. А если аналогично поступит и армия Тормасова, то французам гарантированы Канны. От Москвы до Немана.

– Это было бы красиво, но против Александра Петровича стоят Шварценберг и Ренье. Да и связаться с Тормасовым через вражеские коммуникации малореально. Будем рассчитывать только на себя. Что скажете?

– Абсолютно с вами согласен. И жду приказа.

– Конкретный приказ получите непосредственно перед делом. А пока, прошу, – генерал сделал приглашающий жест к карте, лежавшей у него на столе, – провести рекогносцировку в районе. Рассмотрите местность в плане возможной установки своих мин.

Блин! Ещё и этому объяснять?!

– Ваше сиятельство, я уже говорил Егору Карловичу, что количество мин, возможных к установке, крайне ограничено – не более двух десятков. И то не наверняка.

Взгляд Витгенштейна обозначил лёгкое недоумение. Что-то типа: «Ну и на фига ты тут такой красивый нужен? Самим министром рекомендованный, а поставленную задачу выполнить неспособен».

– Ваше превосходительство, – поспешил я прояснить ситуацию, – проблема во взрывателях для гранат. Мы это уже обсуждали с графом Сиверсом. У меня нет возможности, физической возможности, изготовить их в достаточном количестве. Можно изготовить ещё и фугасы, но подрывать их получится только с помощью огнепроводного шнура. То есть при каждом должен будет находиться минёр. Мой или кто-то из уже обученных подчинённых капитана Геруа. Но это реализуемо исключительно при оборонительном бое. Или в засаде, на точно известном маршруте движения противника.

– Спасибо, я вас понял, Вадим Фёдорович, – кивнул командующий корпусом. – Но разведку местности пока проведите.

– Слушаюсь! Только…

– Прошу, говорите.

– Казачков бы… С десяток. Хорунжий Самойлов со своими людьми были с нами в последнем деле. Просились под моё начало. Если есть такая возможность… Временно, конечно.

– Разумеется. Не думаю, что полковник Родионов станет возражать. Я отправлю ему соответствующий приказ.

– Когда выступать?

– Казаки прибудут к вам сегодня к вечеру…

Тук, тук, тук – прервал Витгенштейна стук в дверь.

– Войдите!

– К вам ротмистр Колбухов, ваше сиятельство, – нарисовался адъютант. – Весьма срочно.

– Пусть заходит.

В помещение немедленно заскочил один из подчинённых Якова Петровича Кульнева:

– Ваше сиятельство, в двадцати верстах обнаружено движение значительных сил французов. В нашу сторону. Не менее дивизии, а возможно, и больше…

Ясное дело – лягушатники проведали о подходящих с севера подкреплениях и решили атаковать наши силы до объединения. Может, даже и Макдональд для этого дела из-под Риги какую-никакую бригаду отжалел на наше направление…

Кажется, моя разведывательная операция накрылась медным тазиком. О чём сожалеть, кстати, не собираюсь – вот теперь натурально начнётся понятная и уже достаточно привычная работа. Оборонительные заграждения и прочие гадости для наших гостей, что хуже татарина, – это завсегда. С нашим удовольствием.

– Господин ротмистр, – вникнув в ситуацию, граф пошёл сыпать распоряжениями, – сейчас вы отправитесь к генералу Кульневу и передадите мой приказ отправить четыре эскадрона на более подробную рекогносцировку. Направления я укажу чуть позже. Сами после этого поскачете в Островно с приказом генералу Штейнгелю немедленно форсированным маршем выступать к нам. Если Фаддей Фёдорович ещё не готов двигаться всеми силами, то пусть отправит вперёд хотя бы своих драгун. Впрочем, это будет в письме, которое вы отвезёте.

– Вы, господин капитан… То есть майор, прошу прощения, – обернулся генерал в мою сторону, – немедленно начинайте готовить заряды для минирования позиций. Место их установки будет вам указано, когда появятся более полные сведения о противнике. То же попрошу вас передать капитану Геруа. Ступайте.

Ну что же, ситуация по сравнению с тем, что случилось в моей реальности, меняется всё более кардинально. Если Финляндский корпус подоспеет вовремя, то появляется реальный шанс намять холку нашим французским «друзьям» и выйти на коммуникации Наполеона. А учитывая, что Бородинское сражение, или его аналог, с высокой степенью вероятности пройдёт по значительно более благоприятному для нас сценарию, то…

Чёрт побери! Что же я натворил!

КУТУЗОВ МОЖЕТ И НЕ СДАТЬ МОСКВУ!!!

Что в этом случае будет хуже: продолжение мясорубки, которая истощит нашу регулярную армию, или отступление корсиканца? А ведь отступая ранней осенью, а не в ноябре, он впитает на обратном пути значительно больше сил, а к нашим подойдёт существенно меньше подкреплений, чем в Тарутинский лагерь. И не присоединится Тормасов со своей армией.

И кавалерия Мюрата понесёт совсем не такие потери, как было в реале.

Наполеон вполне сможет свернуть на Петербург, снести наши два корпуса и захватить столицу…

Да мало ли какие варианты придут в его голову? Бонапарта можно ненавидеть, но в недюжинном военном таланте ему не откажешь.

В моём мире судьбу Великой Армии и всей кампании решило именно «сидение» в Москве, решение Михаила Илларионовича её сдать оказалось стратегической жемчужиной, и если на этот раз будет принято иное решение…

Страшно даже представить, как это скажется на течение истории.

Сколько там моё вмешательство смогло лишних вражеских солдат уничтожить? Тысячу? Две?

Сколько наших дополнительно сберегло?

Некритично. Полевые кухни и санитарно-медицинские нововведения начнут по-настоящему «стрелять», когда похолодает, пока это лишь незначительно сокращает небоевые потери.

Правда, неизвестно, чего добился своим прогрессорством на ниве плаща и кинжала Серёга Горский…

Закончить мысли на эту тему не успел, ибо прибыл «домой». И встретил меня на въезде стоящий в карауле Юринок.

Ай да Гаврилыч! Вместо злостного нарушителя формы одежды я увидел стойкого оловянного солдатика. Реально: стоит, как памятник самому себе, такое впечатление, что под мундиром у него корсет, затянутый до самой последней возможности.

Я даже фантазировать не стал на тему, какие слова и прочие методы убеждения использовал мой унтер, но результат имелся впечатляющий.

– Как дела?

– Никаких происшествий, ваше высокоблагородие! Все находятся в расположении, ваше высокоблагородие!

Ого! А он-то откуда знает?

– Сколько ещё в карауле стоять?

– До ужина, ваше высокоблагородие!

Суров Гаврилыч! Ладно, не буду вмешиваться в воспитательный процесс…

Когда увидел Тихона, всё стало более-менее ясно: мой верный «Планше» держал в руках эполеты с бахромой.

– Приезжал ординарец от графа Сиверса, его сиятельство передают поздравление с производством и вот новые эполеты прислали. Позвольте мундир, Вадим Фёдорович, мигом их заместо старых прилажу!

– Спасибо, Тихон! Но, может, позволишь сначала с лошади сойти?

– Да уж, конечно, а я, как только Афинушку расседлаю, сразу обнову к мундиру и прилажу, не извольте беспокоиться, на четверть часа делов.

– Граф Сиверс письма не передавал? – спросил я, спустившись с седла.

– Никак нет, на словах передали.

– И ладно. Пришли ко мне, как с Афиной закончишь, Кречетова.

– Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие, сей минут будет у вас.

Зайдя к себе, я тут же принялся писать письмо князю Яшвилю с просьбой выделить гранаты. С гусиными перьями и нынешней грамматикой освоился уже довольно давно – жизнь заставила. Ошибки, конечно, делал, но на это мало обращали внимание. На самом деле «блистательные» офицеры нынешнего времени отнюдь не были отягощены образованием в той мере, в какой это принято считать в конце двадцатого века. По-французски-то «шпрехали» почти все, но вот общий уровень грамотности… Нечто среднее между киношным князем Болконским и Митрофанушкой[11]. Инженеры, пионеры и артиллеристы в этом плане, разумеется, выделялись в лучшую сторону, но орфографические ошибки в письмах делал практически каждый. Кто-то больше, кто-то меньше.

– Явился по вашему приказанию, ваше высокоблагородие!

Ишь ты! Гаврилыч, стало быть, всех подчинённых привёл в парадный вид. Лёшка Кречетов, так же, как Юринок, стоял, подобно монументу в идеально чистом (когда успели-то?) мундире, с набелённым этишкетом, сияющими пуговицами, затянутый ремнём на последнюю дырочку. Глазами просто меня пожирал…