Земляные фигуры - Джеймс Кейбелл

Ее темные блестящие глаза сузились, и она посмотрела на его руки. Затем Фрайдис сказала:

– У вас на ладонях капли пота, седой Мануэль, и по одному этому я знаю, что вы страшно напуганы. Да, даже сейчас вы ведете себя довольно удивительно.

– Я напуган не так уж сильно, но я, естественно, возбужден происшедшим. Кто угодно напугался бы. Я не знаю, чего должен ждать от будущего, и мне хотелось бы, чтоб я никогда не ввязывался в это злосчастное занятие – творение существ, с которыми не могу справиться.

Королева Фрайдис двинулась в сияющем блеске к камину и остановилась там, смотря вниз на борьбу язычков пламени.

– Однако разве вы не сотворили вновь множество горя, когда для своего удовольствия дали жизнь этой девочке? Несомненно, вы должны знать, что в ее жизни будет – если на самом деле ей суждено долго прожить, – задумчиво сказала Фрайдис, – много меньше радости, чем печали, ибо такова жизнь каждого. Но все это также не в ваших руках, ибо в Слото-Виепусе, в этом ребенке, и во мне вы с легкостью сотворили то, чем не можете управлять. А результатом управляю я.

Тут в комнату совершенно бесшумно вошла золотистая пантера, села слева от Фрайдис и уставилась на дона Мануэля.

– Разумеется, – совершенно искренне сказал Мануэль, – и я уверен, к тому же, что только вы вправе иметь с ним дело. В общем, Фрайдис, точно, как вы и говорите, положение серьезное, и действительно нужно что-то делать. И каким же образом, милая подруга, мы сможем отобрать жизнь, данную нами этому прелестному демону?

– Неужели я бы захотела убить своего мужа? – спросила Фрайдис и чудесно улыбнулась. – Да, ваш прекрасный хромой ребенок – сегодня мой муж, – бедный, напуганный, нервный седой Мануэль, – и я люблю его, ведь в Слото-Виепусе – все, что было в вас, когда я вас любила, Мануэль, и когда вы снизошли до получения удовольствия со мной.

Тут в комнату вошла оранжевая крыса, села на камин по правую руку от Фрайдис и уставилась на дона Мануэля. А крыса была такая же большая, как и пантера.

Затем Фрайдис сказала:

– Нет, Мануэль, Слото-Виепус должен жить очень долго, много лет после того, как вы превратитесь в кладбищенскую пыль. И он будет, прихрамывая, разгуливать всюду, где есть язычники, и он всегда будет завоевывать любовь отчаянных язычников благодаря своей привлекательности и не тускнеющей беспечной юности. И сомнительно, что он где-либо сотворит добро, но, несомненно, причинит вред, и равным образом несомненно, что он уже взвешивает мое счастье так же беззаботно, как когда-то его взвешивали вы.

Тут в комнату вошло еще одно существо, которое не видел и не воображал даже сумасшедший, и оно легло у ног Фрайдис и уставилось на дона Мануэля. Устроившись так, существо зевнуло, обнажив далеко не безобидные зубы.

– Вот так, Фрайдис, – степенно сказал дон Мануэль. – И, разумеется, сказанное вами еще больше усложняет эти вопросы, но я ни за что на свете не встану между мужем и женой…

Королева Фрайдис оторвала взгляд от пламени и очень грустно посмотрела на дона Мануэля. Фрайдис пожала плечами и положила руки на головы заколдованных зверей.

– В конце концов, и я не могу этого сделать. Так что вы двое – тоскливые, незначительные, отлично подходящие друг другу люди – остаетесь не погубленными, а я пойду поищу своего мужа и попытаюсь добиться прощения за то, что не позволила ему вас мучить. Эх, меня искушало, седой Мануэль, позволить своему властному красавцу-мужу насладиться вами и этой тощей, уродливой хромоножкой и ее отродьем, как прежде вы насладились мной. Но женщины устроены настолько странно, что в самом конце я не могу позволить причинить вред ни этому седому, степенному, скучному человеку, ни его движимому имуществу. Ибо в этом мире проходит все, кроме одного. И хотя юный Мануэль, которого я любила одним ушедшим летом, сегодня мертв так же, как и яркая листва того лета, несомненно, что женская глупость никогда не умирает.

– На самом деле, я не заслуживаю вашей заботы, – довольно несчастно сказал Мануэль. – Но я всегда обожал и всегда буду искренне обожать вас, Фрайдис, и по этой причине я с радостью делаю вывод, что вы теперь не собираетесь сотворить чего-либо насильственного и непоправимого: такого, о чем все лучшее в вас впоследствии пожалеет.

– Когда-то я вас любила, – сказала она, – а сейчас уверена, что ваше сердце всегда было холодной, твердой и серой, самой обыкновенной галькой. Но теперь, когда я – простая смертная, это не имеет значения. В любом случае вы вновь воспользовались мной; я дала вам приют, когда вы были бездомны, и вновь вы обретете предмет своего желания.

Королева Фрайдис подошла к окну и подняла алую штору со стоящими на задних лапах золотыми драконами. Но лежащие звери оставались у камина и продолжали смотреть на дона Мануэля.

– Да, вновь вы обретете предмет своего желания, седой Мануэль, так как корабль, показавшийся на излучине реки, со змеями и замками на коричневых парусах, – корабль Мирамона Ллуагора, который он снарядил за вами на Саргилл. И ваша ссылка закончилась, ибо Мирамона побуждает тот, кто выше нас всех, и поэтому могущественный Мирамон с радостью приходит, чтобы служить вам. Теперь я могу удалиться и поискать Слото-Виепуса и свое прощение, если смогу его добиться.

– Но куда вы направляетесь, милая Фрайдис? – спросил дон Мануэль, словно вновь ощутил к ней любовь.

– Какая разница, – ответила она, долго-предолго глядя на него, – ведь граф Мануэль больше во мне не нуждается? – Затем Фрайдис посмотрела на Ниафер, лежащую в колдовском сне. – Я ни люблю, ни всецело ненавижу тебя, уродливая, хромая, тощая и раздражительная Ниафер, но, конечно же, и не завидую тебе. Ты женщина для своего седого мужа-непоседы. Мой муж не становится старше, нежнее и раболепнее по отношению ко мне и никогда не станет. – После этого Фрайдис наклонилась и поцеловала ребенка, которого только что окрестила. – Когда-нибудь ты станешь женщиной, Мелицента, и тогда ты полюбишь того или иного мужчину. Я могла бы надеяться, что ты полюбишь мужчину, который сделает тебя счастливой, но такого мужчину еще никто не нашел.

Дон Мануэль подошел к Фрайдис, вообще не обращая внимания на заколдованных зверей, и взял ее за руки.

– Моя милая, неужели ты думаешь, что я – счастливый человек?

Она посмотрела на него снизу вверх. И, когда она отвечала, ее голос дрожал.

– Я сделала тебя счастливым, Мануэль. Я бы всегда делала тебя счастливым.

– Интересно, делала ли бы. Да ладно, в любом случае на мне лежит обязательство. Я нахожу, что никогда в человеческой жизни не обнаруживается недостатка в тех или иных обязательствах, и мы должны браться за каждое из них, не надеясь преуспеть лично, но просто стремясь его выполнить. Это не очень веселое занятие. И это разрушительное занятие!