Подручный смерти - Гордон Хафтон

– Сегодня вы выглядите как никогда скверно.

– А ты выглядишь, как разогретая смерть.

Все еще спали, поэтому завтракал я один. В холодильнике нашлись бурые бананы и начатая картонка йогурта, с которыми я быстро расправился, стоя у окна. Кроме Мора и парочки утренних бегунов, я никого не видел.

И когда я уже собрался подняться к себе, в столовую вошел Смерть, облаченный в серое кимоно и бархатные тапки.

– Привет. Ты сегодня рано.

– Не мог уснуть.

– А… – сказал он, глядя на меня в упор. – И как настроение?

– Превосходное. – Я говорил правду. – Когда нам приступать?

Ответил он не сразу. Сначала прошел на кухню, откуда донеслось его оживленное сюсюканье, словно он общался с каким-то младенцем. В ответ слышался пронзительный писк и скрежет о прутья клетки. Через минуту из дверей высунулась его голова, половина туловища и одна нога.

– Я тут подумал… – произнес он медленно – Наш клиент… В общем, жуткое дело. Не спрашивай, почему так – мы ведь могли препроводить его в мир иной и во сне… Но Шеф пожелал чего-то особенного. – Смерть покачал головой. – Мне сказали, что этот человек два месяца назад стал свидетелем убийства Гадеса. И Шеф считает, что его смерть даст возможность решить определенные проблемы и замести следы… – Он понизил голос. – Впрочем, это лишнее. Я вот что подумал: может, возьмешь выходной? С делами я и сам управлюсь.

Мы еще немного поговорили, и я коротко прикинул, как это может отразиться на моих слабых шансах остаться в Агентстве, но в душе был рад. Все более и более вероятным становилось то, что этот день я закончу в гробу, а у меня еще осталась пара незавершенных дел.

Мне хотелось выяснить, живы ли мои родители.

Мне нужно было время, чтобы подумать.

Поделившись планами со Смертью, я вернулся в комнату, где Шкода еще спал, тихо похрапывая. Из-под сбившегося одеяла торчали его ноги.

Я подергал его за руку. Он что-то промычал и перевернулся на другой бок.

– Мне надо выйти. Можно взять твой ключ от входной двери? – спросил я шепотом.

Снова мычание – невнятный звук, далекий от одобрения, но еще более не похожий на отказ. Поскольку времени не осталось, и потому, что мы с ним, возможно, уже не увидимся, я счел ответ утвердительным. Ключ лежал на столе.

У двери я оглянулся. Он так мирно посапывал в сумраке, что я на миг представил его маленьким ребенком, прикорнувшим на руках у мамы.

Хроники Города Надгробий

Выйдя из Агентства, я прямиком отправился на кладбище Св. Гила, где сам до недавнего времени благополучно покоился. Я уже не боялся гулять один. На столе Мора я нашел румяна и маскирующий крем и перед зеркалом в ванной сам себя загримировал. Мой общий вид также не представлял особой проблемы. За прошедшую неделю я стал ходить гораздо прямее, ног по земле не волочил, челюсть поддерживал. Я даже научился скрывать свойственную зомби пучеглазость.

По дороге на кладбище мой разум распутывал клубок тайны вокруг смерти Гадеса. Я, конечно, не был уверен, что все произошло именно так, – я ведь не Шерлок Холмс, и не могу доказать все что угодно, – однако в голове сложился более-менее четкий образ случившегося.

Поздний субботний вечер. Шкода только что выпек небольшой медовик с маком и поставил его на всю ночь остужаться, хорошо зная, что сосед по комнате утром его обнаружит… И не ошибся. Гадеса, который, как всегда в воскресенье, пришел на кухню раньше всех, притягивает сперва запах, потом вид, а затем и вкус пирога. Он не может удержаться, чтобы не откусить, еще, потом еще – пока весь пирог не исчезает.

С набитым животом, но довольный собой, он выходит на еженедельную прогулку по лугу. Солнце встает у него за спиной. Шкода наблюдает за ним из торцевого окна, ждет, пока он не оказывается на полпути к реке, после чего тихонько покидает спальню. Стараясь никого не разбудить, выходит через заднюю дверь, пробирается сквозь густую траву лужайки, через сад идет на псарню, открывает дверь и выпускает Цербера.

Вероятно, адского пса два дня не кормили, потому что, увидев Шкоду, он голодно рычит. Может, Шкода брызгает на него водой, чем еще сильнее разъяряет пса. Возможно, он даже стащил из общего гардероба что-то из одежды Гадеса и втер в эту вещь немного меда. И теперь он протягивает ее псу, наблюдая, как тот принюхивается, громко рычит и разрывает ее в клочья. Как бы там ни было, Шкода открывает железные ворота и выманивает Цербера на улицу. Видя, как три собачьи головы поворачиваются к нему и ждут приказаний, он усмехается.

– Иди и найди его, песик, – произносит он.

Все вполне правдоподобно. Ведь кто бы стал подозревать Шкоду? А если бы и стал и даже просчитал бы события, которые я прокрутил в своем уме, Шкода легко заявил бы, что это несчастный случай. Ведь Цербер – настоящий пес-убийца.

Я старался не представлять себе лицо Гадеса в тот момент, когда он заметил несущуюся к нему зверюгу и осознал, что весь пропитан ненавистным Церберу запахом. Я старался не ощущать тот ужас, который охватил его, когда он понял, что конец близок. Я старался не слышать его воплей, когда клыки адского пса впились ему в живот.

Но мне это не удавалось. Разум всегда делает то, что хочет.

Увлекшись этими мыслями, я на какой-то миг забыл о том, кто я и что я. Однако несколько прохожих, встреченных по пути на кладбище Св. Гила, не только истошно не заорали при виде меня, чего я так опасался в понедельник, но даже почти не заметили. Их безразличие дало мне почувствовать себя снова живым.

Я пересек главную улицу, свернул в узкую мощеную аллейку, идущую вдоль церкви, и зашел на кладбище. Я намеревался разыскать могилы родителей, хотя в глубине души надеялся, что не найду. Одна мысль о том, что они еще живы, приносила радость – но все-таки лучше знать наверняка. Я лишь помнил, что давным-давно они купили себе место на кладбище где-то на стыке южной и восточной стен.

Я шел по песчаной тропинке к железным воротам у дальнего края кладбища. Шел медленно, впитывая сочные оттенки зелени деревьев и кустов, запоминая каждый цветок, каждое надгробие – они торчали неровными, словно кривые зубы, рядами. Но я не мог заставить себя пойти прямо к тому участку. Вместо этого присел на влажную траву в нескольких ярдах от полянки, где мы со Смертью собирали четвергового клиента – бородача, изувеченного аттракционом. Прислушался к легкому ветерку, гулу проезжавших машин, далекому звону колоколов. К пению птиц.

И тут я увидел отца.

Он наваливается на весла узкой деревянной лодки и отчаливает от острова в сторону широкого озера чуть пониже плотины. Кожа на его руках грубая, она похожа на кожу африканских змей, которых я видел в книжке. Он хохочет.

– Говори, – просит он.

Он отпускает весла и начинает раскачивать лодку. Поначалу мягко, но, видя, что я не подхватываю его игру, подстраивается к ритму волн и начинает раскачивать сильнее.

– Говори, – повторяет он.

Я еще не умею плавать, но мне не страшно. Потому что я знаю – случись со мной что-нибудь, он меня непременно спасет. А он, в свою очередь, знает, что мне это нравится. Я смотрю, как вздуваются его мускулы, сперва на левой руке, когда он толкает влево, затем на правой. Весла трутся об уключины, ударяются о воду, швыряя искрящиеся брызги к берегу, на котором стоит мама и наблюдает за нами с нескрываемым беспокойством.

– Не надо! – кричу я.

– Тогда говори. – Он перестает раскачивать лодку и смотрит мне прямо в глаза. – Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

И я говорю то, что говорил всегда. И что было истинной правдой.

– Хочу стать таким, как ты.

Солнце стояло высоко над верхушками деревьев, и полуденный зной жег траву – даже ту, на которой я сидел. Всматриваясь в тень, которую отбрасывал конский каштан, я надеялся увидеть хоть какой-то знак – отсутствие надгробий или нетронутый участок земли. Но весь уголок был погружен в темень. Я с трудом различал даже собственную могилу, лежавшую в развилке двух шишковатых корней у самой стены.

Надо подойти ближе.

– Ну, не бойся. Подойди-ка сюда. Садись.

Я послушно примостился в ее ногах, присев на край кровати. Я только что прикатил на велосипеде домой, и комнату озарял лунный свет. Мама в халате сидела, облокотясь на белую подушку, и пила ромашковый чай. Рядом с ней, словно дельфин на мелководье, лежала раздувшаяся грелка. Я удивился, зачем она ей в такую теплую ночь.

– Хочу поговорить с тобой кое о чем.

– Мам…

– Это важно. – Она потянулась к моей руке и стала нежно поглаживать большой палеи. Смутившись от ее внимания, от прикосновений, я перевел взгляд на ясное ночное небо в окне. – Это касается тебя и Эми.

– Ничего не было, – соврал я. – Мы с ней просто друзья.

– Не волнуйся, – она кивнула. – Просто если вдруг что-то будет, ну, скажем, вдруг вы решите жить вместе… – я смущенно хихикнул -…просто убедись, что ты ее любишь так же сильно, как люблю тебя я.