Война мага. Том 1. Дебют - Ник Перумов

Когда ярко выпыхнул в небесах над замком Некроманта пылающий Знак Разрушения, когда обрушились в бездну башни, стены и покои зачарованной крепости, она, Ниакрис, великой ценой выкупила долг своего отца. Взволновались и ринулись на берега волны Великой Реки Времени; разрывая привычный ход событий Вселенной, вспыхнули и погасли миры-призраки, возникла и тотчас уничтожилась материя; до пределов неведомого Хаоса докатились отзвуки этого удара, и сами эти пределы содрогнулись, поглощая и отбрасывая назад грянувшую в их крепость силу.

Смешались сон и явь, века сжались в мгновения и секунды растянулись в годы. Тени и призраки встали на пути отца и дочери; встали и развеялись, потому что силе Лейт и Некроманта не нашлось равных.

О многом говорили они, пока длился этот путь. Долог оказался бы подробный рассказ – потому что нелегко простить пусть даже и собственному отцу смерть родной матери. Тогда, в главной башне, Ниакрис уже простила его, однако отец всё равно раз за разом молча опускался перед ней на колени. И стоял, пока Ниакрис не начинала сердиться и не заставляла его подняться.

Странны пути Межреальности, где в конце концов прекратилась дикая пляска миров и времён, где наконец появилась твердь под ногами, возникла земная тяга, справа и слева от дороги глаза увидели заросли невиданных дерев – Дикий Лес, вечный бродяга Междумирья.

– Яма, – тихо произнесла Лейт, останавливаясь и поднимая голову.

Здесь нет неба. Нет и привычного людям воздуха, и жизнь оказавшемуся здесь может сохранить только магия. Здесь место тем, кого не приняли миры. Кто слишком тяжёл или слишком силён, слишком зол или слишком добр для них. Кто ушёл, кого изгнали, кого выбили силой, кого – колдовством.

– Яма, – эхом откликнулся отец. – Яма… для подонков. Вроде нас.

– Вроде нас, – в свою очередь повторила дочь.

– А впереди…

– Ничто.

– Нет. Нечто. Вечное, бесконечное Нечто.

– Не вечное и не бесконечное, – возразила Лейт. – Место, куда попадают зажегшие Знак Разрушения. Не в одном только Эвиале…

– Откуда знаешь? – удивился Некромант.

– Не знаю. Чувствую, – пожала плечами девушка. – Магия говорит за меня…

– Выросла ты у меня… – прошептал отец. – Магия говорит… А моя молчит.

– Совсем? – встревожилась Ниакрис.

Вместо ответа чародей простёр руку – и рухнувшую поперёк тропы уродливую чёрную осклизлую не то ветвь, не то щупальце, всю усеянную острыми блестящими шипами каждый по локоть, тотчас же охватило пламя.

– Кто-то очень умный устроил это место, – тяжело проговорил маг, глядя на корчущуюся в агонии жертву. – Свобода Сил. Вдосталь магии. Истребляйте друг друга, изгои. Пусть выживет сильнейший. Просто…

– А что делать с сильнейшим?

– А он будет ждать более сильного, – отец повёл ладонью, и пламя тотчас опало. От чёрной ветви-щупальца не осталось даже золы. Распались золою даже твёрдые шипы. – И так без конца. Удобно… Дно Миров, одним словом. В каждой Империи должно быть место, где собираются отбросы и где они грызутся, творя своего крысиного короля. Похоже, кто-то озаботился сотворить нечто подобное и здесь.

– Не слишком ли буйно твоё воображение, отец? – Ниакрис не могла назвать его «папой». Это слово навеки умерло, осталось погребённым под двумя тяжёлыми валунами в дальнем Пятиречье, где восьмилетняя Ниакрис вырвавшейся на волю колдовской силой написала эпитафии матери – волшебнице Дарине и деду – чародею Велиому.

Некромант покачал головой.

– Хотел бы я ошибиться.

– Но как ты можешь утверждать…

– Не могу, – сухо отмолвил маг. – Давай не будем об этом. Пойдём вперёд и посмотрим, что ещё нам приуготовили.

– А кто приуготовил?

– Боги, дочка. Конечно же, Боги. Неведомые, непознаваемые – ведь если есть иерархии сил, то должен же кто-то оказаться на самом верху!

– Хорошее рассуждение… – саркастически хмыкнула Ниакрис. Худая, жилистая, в одежде, что была на ней в день штурма замка, она насмешливо смотрела на высокого седобородого человека – ещё далеко не старого годами, но с морщинами, приличными разве что столетнему старцу.

– Иногда меня посещает вдохновение. Наверное, из меня вышел бы приличный сказитель, – отрывисто бросил чародей. – Ну что… Лейт… идём?

Она кивнула. Отец и дочь прорывались сквозь заслоны с голыми руками, у них не было ни припасов, ни оружия. Смутно, точно припоминая ускользающий сон, Ниакрис помнила какие-то миры, фиолетовое, зелёное или ядовито-жёлтое небо, где они вроде с кем-то бились и, наверное, что-то ели – иначе как они могли бы очутиться здесь? Или всё пережитое – на самом деле лишь отзвуки чародейного сна, а на самом деле от мига, когда над Замком полыхнул Знак Разрушения, не прошло и минуты? Лейт не чувствовала ни голода, ни жажды. Когда она ела в последний раз? Когда последний раз её губы касались влаги?..

Откуда здесь берётся мягкий свет, словно ранним утром, когда светило только поднимается над горизонтом, хотя никакого солнца, конечно же, нет и в помине? Откуда земная тяга? Кто развёл тут все эти живые леса? Кто населил их многоразличными существами?

– Идём, отец.

Узкая тропа, даже не тропа, а щель между сходящимися и почти сошедшимися стенами Дикого Леса вела прямо вперёд. Здесь нет сторон света, нет «севера» и «юга», «востока» или «запада». Нет ничего, кроме «низа» и, соответственно, «верха». Да ещё разлитый повсюду мягкий, совершенно не угрожающий, не внушающий подозрений свет.

– Погоди, – Некромант не двинулся с места. – Погоди… нас там ждут.

Лейт мигом насторожилась – точнее, насторожилась и приняла боевую стойку уже не Лейт, а Ниакрис, верная выученица Храма Мечей.

За сходившимися живыми стенами их на самом деле ждало нечто алчное, голодное и полуразумное. Волны животной ненависти, услужливо подхваченные щедро разлитыми здесь магическими энергиями, докатились до Ниакрис.

– Тварь… жрать хочет, – брови девушки сошлись. Невольно она вспомнила становище поури и свои отчаянные схватки, когда она убивала за горшок дурнопахнущей, почти несъедобной для обычного человека каши.

– Тут таких много, – согласно кивнул отец. – Вот что, дочка, подвинься-ка. Я дело заварил и теперь вперёд пойду.

Ниакрис выразительно пожала плечами. Она простила этому человеку им сотворённое, она чувствовала, что он – её отец, её плоть и кровь, но стать для него настоящей дочерью она не могла. Пока не могла, или не сможет уже никогда – она часто задумывалась над этим. Хотя он – последнее, что осталось у неё во всём бесконечном мире. Ведь даже родного Эвиала у них больше не было. Одно только Междумирье, будь оно проклято сугубо и трегубо!