Еще не вечер - Алекс Норк

— Ты вот что сделай: открой окно и помаши нам чем-нибудь.

Стали ждать…

Прокурор сначала услышал рядом удивленные возгласы… что за ерунда, им махали из окна с другого края дома.

Голос Владимира спрашивал что-то в отведенной от уха трубке.

— Да, видно. Там нет окна, поближе к центру?..

Нет? Ну, ладно. Осмотрите всё еще раз, я скоро перезвоню.

Тем временем установилось мнение, что стрелять из тех окон никак не могли.

— Да и шестой этаж не клеится, — поморщился старший, — глаза сами выше идут.

— С восьмого, с подоконника — ну просто идеально! — добавил его молодой товарищ, как если б сам с охотою это проделал.

Все улыбнулись, и даже виновник, понявший конфуз.

Прокурор позвонил туда в дом.

— Володь, как я представляю, от лифта по обе стороны секции с квартирами?.. Ты в левой секции, если смотреть на нас, так?.. Необходимо проверить две квартиры справа. Но этажи, Володя, седьмой и восьмой… Да, почти наверняка, оттуда.

По дороге в Управление, уже в милицейской машине, Виктор забеспокоился: он так стремительно выкинулся из дома, что бог его знает, как там с водой и газовыми конфорками — в памяти следа не осталось, что он делал перед звонком Зубакина.

Пришлось резко менять маршрут.

И на предложение «подождать» ответил отказом — сам скоро к ним в Управление доберется, потому что еще надо побриться и… так кое-что.

Главным «кое-что» было, конечно, позавтракать — организм отчетливо заявлял об этой необходимости — а полковник, ничего страшного, полчаса еще подождет.

Тем более, нужна информация по осмотру тех двух квартир.

Информация поступила гораздо раньше, чем он полагал, — успел побриться, но к завтраку приступить не успел, — Владимир сообщил: в квартире на седьмом нормальная пожилая пара, на восьмом не отвечали, соседи сказали — квартира недавно сдана; взломали при свидетелях, там — брошенный карабин.

— Делай протокольное описание и дуй к Игорю Петровичу, я буду там.

Распадается схема — китайцы остаются китайцами… а стрелял-то кто?

Или они сняли две квартиры — вторую для отвода глаз?

Нет, чересчур это как-то. И зачем им вообще стрелять в местного начальника милиции?

Когда Виктор добрался до Управления, туда уже привезли и допросили хозяина квартиры, откуда велся огонь.

Квартиросъемщик вышел на него через объявление. Паспортные данные его хозяин не записал — только фамилию, имя и отчество, причем со слуха, хотя тот и показывал паспорт.

Заплатил он вперед за два месяца, вид имел очень интеллигентный.

Однако по части самого «вида» сведения были слабенькие: лет сорока пяти, рост выше среднего — около ста восьмидесяти, волосы темные средней длины, очки с затемнением — неясен цвет глаз, нос правильный, усы, не то чтоб большие…

Хозяин сам был «после вчерашнего», а может быть еще и «позавчерашнего», в общем — тот еще описатель.

И нервничал — пришлось даже успокаивать, что не привлекут за незарегистрированного жильца.

Отправили все-таки составлять фоторобот и остались одни.

— Витя, спас ты меня. Спасибо за это говорить слишком мало…

— Ладно вам, Игорь Петрович, на плечах же у вас сидел, и поблагодарить за всё мы должны Зубакина.

— Зубакина?

— Позвонил утром с сообщением о недавней продаже в городе карабина с оптикой. Ну, меня, как волной, сразу к вам.

— Это ведь надо было так одно с другим сопоставить!

Полковник всем видом своим показал удивление.

И помрачнел.

— Слушай, а возьми он пониже этак на метр…

— Мы ведь рванули, он впопыхах стрелял.

Погружаться в произошедшее было совсем ни к чему.

— Вы сами-то кого подозреваете?

— Ой, уже измучил себя этим вопросом. Нет, ничего в голову не идет.

— Письмо покажите.

— Что? А, пригласительное это. Я же оформил его и сдал. Сейчас позвоню.

Когда принесли папку, пояснил и без того понятное:

— Отпечатков пальцев там не было.

Прокурор начал смотреть.

Удивило… нет, не то, что написано от руки, но что почерком, а не печатными буквами.

И другое нечто, не удивило, а напрягло.

Отозвавшейся памятью, будто знавшей про это письмо.

Но что?..

День тяжелый для головы.

Объявился Владимир.

Сразу стал громко докладывать:

— Оружие практически новое, глушитель заводского производства, несколько патронов оставлены на подоконнике. Никаких личных вещей. Скорее всего, их там попросту не было. Обнаружить сколько-нибудь отчетливые следы пальцев нигде не удалось.

Прокурор почувствовал раздражение от бодрого тоном рапорта с нулевыми, практически, результатами.

И несправедливость этого раздражения.

Почему-то опять явилась мысль, все ли в порядке дома — ведь уходил торопясь.

Да, тяжелый для головы день.

Дома…

Память открылась вдруг, обрадовала и утешила — в порядке всё с головой!

— Игорь Петрович, машину бы мне — буквально на пятнадцать-двадцать минут. А вы тут чаю к моему возвращению, а?

Он сделал, что мог.

Не вышло.

Силы-преграды — одолимое-недоступное…

События — звенья цепей, связывающих миры…

И как бы ни был значителен в какой-то момент человек, он слишком мал ко всему остальному.

Сделал, что мог?

Да.

Значит — он опять столкнулся с неодолимым.

И надо правильно понимать случившееся, для него это знак.

Знак — уходить.

Часы в вестибюле показывали — он обернулся за шестнадцать минут.

В кабинете еще только заваривался под колпаком чай, полковник, как и Виктор, не любил «из пакетиков».

— Это что у тебя?

— Лермонтов, из квартиры священника.

— Э… та, что ли, из которой листы выдрали.

— Именно. Только вы дарственную надпись не видели. Где письмо?

— Тут где-то… вот.

— Сравните почерк. Ты, Володя, тоже смотри.

Странное человек существо — вот сейчас отчего-то поднялось настроение, хотя радоваться никакого разумного повода нет. Скорее наоборот — расстрельное утро, а впереди — туман гуще прежнего.

— Тэк-с, заварка, надо полагать, уже готова, — сам себе объявил прокурор. — Конфетки, ба-ра-ночки…

Маленькие из самой высокосортной муки сушки незаслуженно обходятся молчанием среди исторических достижений России — одну, не удержавшись, он сразу засунул в рот.

— Что ж получается? — растерянно произнес Владимир.

— Да? — полковник поднял от бумаги глаза с никаким в них выражением.