Зеленый омут - Наталья Солнцева

Никита долго смотрел вслед удаляющейся машине. Огромные тополя на обочинах четко вырисовывались в утреннем воздухе, на фоне бледного неба. Пахло дождем. Серые тяжелые тучи, наползающие издалека, оттуда, где смыкались деревья, несли обильную влагу. Над крышей дома поднимался дым.

– Бабуля печку затопила, – догадался Никита, закрыл калитку и направился к крыльцу.

Валерия еще не спускалась, и он решил сам подняться к ней наверх. Преодолеть подъем на второй этаж ему удалось гораздо легче, чем пару дней назад.

– Все идет, как надо, – подумал он и постучал в дверь.

Она открыла не сразу. В комнате стоял желтоватый полумрак, шторы оказались плотно задернутыми. На столике у кровати в керамической пепельнице дымилась недокуренная сигарета.

– Никита, я боюсь, – жалобно сказала Валерия и заплакала. – Происходит что-то непонятное и страшное. Рубин, из-за которого убили Женю, Артур Корнилин, который пишет необыкновенные картины…А ведь люди, нарисованные на его полотнах, они…мертвые. Евлалия, например.

– Ну, он мог видеть фотографии. Евлалия Кадмина – известная оперная певица. Рисуют же княжну Тараканову,[45] которая вообще неизвестно, жила или нет, боярыню Морозову…[46] казнь стрельцов,[47] наконец. И никого это не удивляет! Что ж, по-твоему, художник обязан видеть персонажей картин воочию? А как же воображение? Творческая фантазия? Это, знаешь ли, как песня. Рождается прямо из сердца…

– Ты меня просто успокаиваешь! Почему он меня нарисовал? Я ведь живая.

– Вот видишь, ты сама себе противоречишь, – мягко произнес Никита и обнял Валерию. – Только что ты утверждала, что Корнилин рисует только мертвых.

– Я совсем запуталась. – Валерия положила голову ему на плечо. – Но ведь он меня никогда не видел!

– Ну и что? Похожих людей сколько угодно!

– Ты сам в это не веришь! – она сердито отстранилась. – А знак? Квадрат с кругом и треугольником? А почему Артура убили?

Никита вздохнул. Он не знал, что еще сказать, и поцеловал ее. Это получилось так неожиданно, что Валерия опешила. Ее желания, так долго подавляемые, проснулись.

– Темные и жуткие силы ополчились против нас, – шепнул Никита и засмеялся, – поэтому нам следует немедленно вкусить все наслаждения жизни, с которой мы можем расстаться буквально ежесекундно!

Его ласки оказались нежными и стремительными, как волны хорошо прогретого солнцем моря. Валерия не стала сопротивляться, даже ради приличия. Она невольно сравнивала мужчин – Евгения и Никиту, пока еще могла размышлять о чем-то, кроме его прикосновений…

– Я ужасная, гадкая, порочная женщина, – думала она, закрыв глаза и позволяя ему снимать с нее свитер и все остальное. Странно, но эта мысль доставила ей удовольствие.

ГЛАВА 11

Сиур, начальник охраны «Зодиака», весьма красивый и элегантный молодой мужчина с прекрасно развитой мускулатурой, модной короткой стрижкой и приятными чертами лица, сошел с поезда и отправился по адресу, где до недавнего времени проживал Артур Корнилин с женой. Наведя справки и примерно зная, как обстоят дела, он не надеялся застать там кого-нибудь, – просто хотелось посмотреть на дом, почувствовать его настроение, вибрации, если угодно. Он всегда так делал. Место происшествия может много рассказать о людях и событиях, которые там произошли.

Дом и мастерская Корнилиных произвели на него удручающее впечатление. Мрачная безысходность, – так, пожалуй, он назвал бы ощущение, возникшее у него, как только он открыл завязанную ржавой цепью калитку.

– Эй, вы кто?

Мужчина в фуфайке и выглядывающей из-под нее клетчатой рубашке подошел к забору, уставившись на Сиура воинственным взглядом.

– Я покупатель. Дом ведь продается?

– А-а… – разочарованно протянул бдительный страж. – Я сосед Корнилиных, – представился он. – Вот, присматриваю, чтобы не влез кто. Сейчас народ ушлый! Охочий до чужого добра, – глаз да глаз нужен.

Сиур с ним согласился, спросил, где хозяева.

– Артур умер, – сосед то ли не знал подробностей, то ли не хотел распространяться. Он старался делать вид немногословного и солидного, умудренного опытом человека, которому не до глупостей. – А жена его, Нина, уехала.

– Куда?

Сосед сдвинул на затылок кепку и почесал лысеющий лоб.

– Не знаю.

– Как же так? Она что, никому не сказала, куда переезжает? Кто же тогда занимается продажей дома?

– Маклер, – с трудом выговорил непонятное слово сосед. – С ним связаться надо.

– Спасибо, тогда я к нему и обращусь.

Сиур решил, что здесь больше делать нечего. Нужно разыскивать Сергея Горского, единственного, с кем Артур поддерживал в последнее время дружеские и деловые отношения.

В подъезде, где жил Горский, было пыльно и сумрачно. Сиур долго звонил, пока не открылась соседняя дверь и не выглянула любопытная хозяйка в махровом халате и бигуди.

– Воистину, соседи – это кладезь информации! Без них, как без рук! – подумал Сиур и спросил, – А где Сергей?

– Так он женился недавно! Они оба уехали, и Аленка, и он.

– Куда? Я издалека приехал, всего на один день, Сергея повидать. Мы учились вместе.

– Они в село отправились, к Аленкиной родне, свадьбу праздновать.

Словоохотливая тетка с удовольствием растолковала Сиуру, как добраться до села. Мужчины были ее слабостью, тем более такие.

– Если это свадьба, то я – китайский мандарин, – подумал Сиур, увидев у добротного деревянного забора бабок в черных платках, с горестным и многозначительным выражением на лицах.

Старики в старомодных черных пиджаках чинно сидели на лавочках, возле них крутились и бегали дети. Из дома, открытых настежь дверей и окон раздавались душераздирающий плач и причитания.

– Черт! Вот угораздило! – подумал про себя Сиур. – Надеюсь, что хоронят не того, с кем я собираюсь поговорить.

На него никто не обращал внимания. Судя по приготовлениям, покойника собирались выносить. Свершался заученный, раз и навсегда заведенный ритуал – невысокая женщина раздавала платочки и рушники, которые люди почему-то завязывали на руку, все шло чин-чином, степенно и без суеты. Никто не плакал, не горевал, все выполняли распределенные между собой роли, и только из дома все раздавался тягучий, заунывный плач.

Сиур вошел в комнату, и сразу узнал Сергея Горского, по особой, присущей преуспевающим людям манере держаться, модной одежде, стильной стрижке. Он стоял у гроба с безучастным и несколько растерянным выражением лица, вместе с молодой заплаканной женщиной, по-видимому, его женой. Рядом голосила высокая дородная баба, властная и величественная даже в этот момент горя.

– Надежда-то как убивается, – шептались любопытные старухи. – При жизни с матерью почти не разговаривала, а теперь вот…кается.

В непомерно большом гробу лежала крошечная сухонькая старушонка, почти мумия. Желтое личико размером с кулачок пряталось в завязанном на голове темном платке.

– Кажется, на этот раз не опоздал, – подумал Сиур, прислушиваясь к разговорам окружающих. – Смерть, похоже, естественная.

Люди, пришедшие проститься с покойницей, жались по углам, опасливо перешептывались, переглядывались. Несколько раз еле слышно прозвучало слово «ведьма». К гробу, усыпанному сиреневатой, остро пахнущей травой, никто не подходил.

Сиур решил для разговора с Сергеем выбрать более благоприятный момент, где-нибудь по дороге на кладбище. Из услышанного он понял, что умершая – мать бабы Нади, той самой дородной плакальщицы, которая одна только и убивалась у гроба. Зовут ее, вернее, звали, – Марфой, что ей лет под девяносто, и что выглядит она очень странно, потому как при жизни была моложавой, здоровой и цветущей, а тут…словно не она это вовсе. Не узнать! Высохла, видно, от грехов своих несчитаных, немереных. Занималась всю жизнь колдовством, и все ее боялись, когда она была жива, а теперь боятся ее мертвую. Сила ее «нечистая» должна к кому-то перейти, иначе ведьма никак успокоиться не может.

День стоял удивительно прозрачный, звонкий и прохладный; на фоне ярко-синего неба золотом горела листва, изумруд елей, багряные рябиновые ягоды. В воздухе, как во время бабьего лета, летали длинные паутинки. Было тепло. Пахло крапивой и базиликом, который рассыпали на всем пути следования к маленькому деревенскому кладбищу.

Сиур решил, что пора действовать, и ускорил шаг, стараясь незаметно догнать Горского. Молодой человек несколько отстал от своих жены и тещи, которые всхлипывали и подвывали на всю округу. Видно было, что его раздражало все происходящее, – растянувшаяся на километр бестолковая процессия, прекрасный осенний день, не вязавшийся с мертвым телом в гробу, сама процедура похорон, напоминающая некую нелепую и трагическую пьесу, грубо исполняемую бездарными актерами. Сергей думал о своем, явно озабоченный чем-то, несравненно более значимым для него, чем происходящее действие. Он не сразу обратил внимание на незнакомого мужчину, шагающего рядом. Мужчина в третий раз спрашивал, кем Сергею приходится умершая.