Записки русской американки. Семейные хроники и случайные встречи - Ольга Матич

Югославия – Королевство сербов, хорватов и словенцев – радушно встретила белую эмиграцию. В благодарность за помощь, в свое время оказанную ему Россией, король Александр финансировал создание русских школ по старому образцу. (Но и русская эмиграция много сделала для Югославии, особенно для ее школ и университетов.) Вместе с другими кадетами, эвакуированными в Константинополь, отец прибыл в Бакар (Хорватия) на грузовом пароходе «Владимир». Оттуда кадет отправили в Словению, где Крымский кадетский корпус разместился в старых бараках в Стрнище, а через год – в Белую Церковь, небольшой город в Сербии. Там папа кончил корпус – ему, как и многим юным добровольцам, оказавшимся за границей, он заменил семью.

Директором Крымского корпуса был генерал В. В. Римский-Корсаков, в прошлом – директор I Московского Екатерининского кадетского корпуса. Для крымских кадет он стал близким членом «семьи» – они называли его «дедом». В шестом классе отец дал пощечину однокласснику за то, что тот его все время дразнил, и был за это наказан. Наказание было психологическим: другим кадетам запретили с ним разговаривать. Несправедливое наказание обидело отца; он решил уйти из корпуса и ехать в Южную Сербию на строительство шоссейных дорог. Узнав об этом, директор вызвал его к себе, но, вместо того чтобы повести себя как строгий начальник, говорил с ним, как добрый дед – с неразумным внуком. Он посадил его на колени и сказал, что несет за него ответственность и заменяет ему родителей и что если отец теперь уйдет из корпуса, то никогда не получит среднего образования. Борьба же с большевиками на время кончена, сказал директор, и солдаты пока не нужны – молодежь из полков должна стремиться в университеты, потому что России нужны будут образованные и интеллигентные люди, а не недоучки – у каждого бывают неприятности и через них нужно уметь пройти, а не легкомысленно ломать и портить свою жизнь. Римский-Корсаков (кстати, он был родственником композитора) сумел уговорить папу остаться в корпусе.

Борис Павлов (конец 1920-х)

Отец с удовольствием рассказывал эту историю и всегда добавлял, что именно директору он обязан высшим образованием – больше некому было его направить. Он любил Римского-Корсакова не только за доброе к себе отношение, но и за то, что тот привил ему любовь к истории, проявить которую отец смог лишь пожилым уже человеком. Папа посвятил занятиям историей последние двадцать пять лет своей жизни.

Он закончил горный факультет в Любляне, выбрав «выгодную» профессию: уголь был одним из главных природных ресурсов Словении. На горном факультете в Любляне преподавали и русские профессора: минеролог В. В. Никитин (ранее профессор Горного института в Петербурге, ученик известного минеролога Е. С. Федорова), у которого отец писал дипломную работу, геодезист Д. В. Фрост (его жена была моей крестной), специалисты по горному машиностроению А. А. Копылов и А. Н. Митинский.

В первые годы своего существования русское студенческое общежитие, оснащенное только самым необходимым, располагалось в старых австрийских казармах. Денег у студентов было мало, и отцу вскоре пришлось приостановить занятия ради заработка. Но, несмотря на все трудности, эти годы запомнились ему счастливыми и веселыми – были ежегодные празднования Татьянина дня, была работа статистом в люблянских опере и театре, которым очень помогли русские артисты, уехавшие с Белой армией, и многое другое. Папа любил вспоминать смешные эпизоды из театральной жизни – например, как его приятель Арам Деланян (Евгений Каликин) преждевременно стащил со сцены артиста в «Аиде», не дав ему спеть его главной арии.

Глубокий след в истории словенского драматического театра оставили Мария Наблоцкая и ее муж Борис Путята, бывшие артисты театра Синельникова в Харькове. Как режиссер, Путята поставил в Любляне «Идиота» по Достоевскому, в котором Наблоцкая играла Настасью Филипповну, а он сам – Рогожина. Папа писал, что лучше Настасьи Филипповны ему увидеть не довелось. По его словам, Наблоцкая была еще и необычайно красивой и обаятельной женщиной – после смерти Путяты у папы даже был с ней роман. Его мнение можно поэтому счесть необъективным, но его подтверждали все русские люблянцы, в том числе моя мать.

Приезжали в Любляну и русские театры и артисты; успешнее других – не только у русских, но и у словенских зрителей – гастролировал в первый раз МХАТ с Качаловым и Книппер-Чеховой. Во второй свой приезд он привез «Дни Турбиных» Булгакова – папа и другие русские статисты изображали в спектакле юнкеров, поющих «Едут, поют юнкера Гвардейской школы», чем очень гордились[215].

Среди русской молодежи в Любляне нашлись хорошие музыканты и неплохие голоса. Они организовали балалаечный оркестр с пением – их нанимали аккомпанировать немым фильмам на русские темы, снимавшимся в Германии, Франции и Америке, популярным в 1920-е и 1930-е годы. Оркестр неплохо зарабатывал, не говоря о том, что работа была легкой и веселой. Папа хорошо пел – он обучился этому в своей музыкальной семье. Один его однополчанин Александр Судоплатов в 1920 году написал в своем дневнике: «Хорошо он поет. Бывало, в Ивановке вечером, после молитвы, мы садились на улице и Павлов высоким детским чистым альтом начинал: „Пусть свищут пули“. Это была любимая песня. Звенел его чистый альт, и хор подхватывал припев»[216].

Папа научил меня этой песне, и мы с ним часто пели ее в долгих поездках. Когда в Москве в 1970-х годах Василий Аксенов, с которым мы подружились, привел меня в гости к своим друзьям и сказал, что я знаю белогвардейские песни, после долгих уговоров я спела как раз «Пусть свищут пули»[217].

Коронным номером папы был малоизвестный «Монмартрский шофер», теперь почти забытые ностальгические стихи 1920-х годов об участнике Кубанского похода, который становится парижским таксистом – стереотипическом офицере-эмигранте. Ее автор, Евгений Тарусский, был белым офицером[218]. Его герой вспоминает Россию, ее военные победы, свое имение – на фоне парижской жизни, где он водитель такси и всюду чужой[219].

Члены НТС. Любляна. Второй ряд: Б. Павлов,? А. Деланиан, В. Асеев, Т. Шульгина, Л. Слабов, Б. Барский, А. Гуаданини, Ю. Асеев,??. Первый ряд:? Д. Шульгин, К. Барский, Н. Катагощин (1930-е)

В начале 1930-х годов в Любляне открылось отделение Национального союза нового поколения, целью которого была борьба с коммунизмом; впоследствии НСНП был переименован в НТС (Народно-трудовой союз). «Союзники», как они себя называли, не были монархистами, в отличие от большинства эмигрантов. Многие эмигранты-монархисты даже считали НТС левой организацией, хотя в Любляне его членам читали исторические лекции такие правые деятели, как мой дед Александр Билимович и двоюродный дед Василий Шульгин. В «Союзе» отец и познакомился с мамой, семья которой принадлежала к консервативной части интеллигенции в отличие, как я уже писала, от папиного отца. Венчались они тоже в Любляне. Люблянский филиал НСНП положил начало «пожизненным» дружбам, например между отцом и Н. А. Катагощиным[220] (председателем отделения, 1901–1957), Д. В. Шульгиным (сыном В. В. Шульгина) и братьями К. П. и Б. П. Григоровичами-Барскими (старший, Константин Петрович, спустя много лет стал главным обозревателем Русской службы на «Голосе Америки»).