Булыжник под сердцем - Джулз Денби

– Какого хуя вам опять надо? Да, с ней все в порядке, а что, есть разница? Нет, не можете – о чем вам с ними говорить? Это я тут командую, ясно? Да, послушайте, они уже звонили? Как кто? Спецназ? Вы не в курсе? Мне что, пристрелить этих сучек? Нет? Ладно, ладно, я понял, доказательства – им нужны доказательства, да? Хорошо, вот…

Он положил пушку на пол и полез в сумку. Мое сердце подпрыгнуло. Давай, Джейми, хватай пистолет, давай, давай, ну же… Не обращая внимание на резкую боль, я повернула голову, и наши глаза встретились. Джейми бросила застегивать рубашку и медленно поползла к пушке.

Шон кинул проволоку со страшным грузом в окно, быстро пригнулся и сгреб пушку и телефон. От разочарования я беззвучно разрыдалась.

– …Вот, передайте им… доказательство моих убийств… Как во Вьетнаме с узкоглазыми, как в фильмах про Вьетнам… Они будут меня умолять на них работать, умолять… нет! Нет! Только не семью! Мне не нужна здесь семья, не надо! Нет, никакой семьи – или я избавлюсь от этих сук, клянусь, клянусь, я… – и Шон снова бросил трубку.

Он принялся наворачивать круги по комнате, обсуждая сам с собой, что со всем этим делать. Окно по-прежнему было открыто. Я слышала полицейские сирены и искренне надеялась, что копы ничего такого не сделают, не толкнут его под локоть. Несмотря на камин, было холодно. Я сотрясалась в спазмах. Если я выберусь живой, думала я, – если – я уже никогда не буду прежней. Я слышала, как Шон орет на Джейми, что она его ослушалась и надела рубашку, что она бесполезная безмозглая уродина. Что это все ее вина, и она за все заплатит. Он ходил туда-сюда мимо нее и всякий раз бил ботинком по бокам и бедрам, а Джейми стояла на коленях и дрожала.

И вдруг Шон сломался. Словно кукла, что лишилась кукловода, он вдруг упал в гнутое деревянное кресло возле зеркала, и пушка закачалась в его руке.

Джейми подняла голову и посмотрела на него. Я дернула путы, чтобы видеть обоих.

– Шон, отпусти нас. Отпусти, ничего хорошего не выйдет. Милый, ты ведь не хочешь нам зла. Все и так знают, что ты настоящий мужчина. Докажи, что ты сильный, отпусти нас. Или отпусти хотя бы Лили – я останусь с тобой, я все равно люблю тебя, Шон. Будь сильным, отпусти Лили…

В ответ он наотмашь ударил Джейми по липу. Она упала, из носа потекла кровь.

– Заткнись, дрянь! – брызжа слюной, заорал он. – Я вижу, к чему ты клонишь! Я не идиот! Пытаешься обвести меня вокруг пальца! Все вы, суки, одинаковые! Грязные, грязные – всегда заставляете парня делать, что вам нужно! Ноете, ползаете вокруг меня! Блядь, всю мою жизнь! Как Лана и говорила! А всё потому, что я красивый! Потому что вам хочется трахнуть меня, использовать меня, грязные, мерзкие бляди! Нюхаете меня, будто у вас течка! Жалкие животные!

Джейми приподнялась на локте и попыталась вытереть с лица кровь. Шон подошел и врезал ей по локтю – она жестко ударилась об пол. Я закричала:

– Шон! Прекрати! Послушай, там полицейский вертолет – это спецназ, они пришли!

Джейми посмотрела на меня и затрясла головой, капли крови разлетелись в стороны, точно алые бусины. Я знала – это опасно, даже глупо, – но я должна была как-то его отвлечь. Что-то сделать. Сопротивляться. Не умереть, рыдая. И это был мой последний рывок. Я снова упала, дрожа.

Шон подошел к окну и выглянул наружу, уставив пушку в потолок.

– Это они, Шон, они пришли. – Джейми говорила тихо и уверенно, дожимая, где не дожала я, – словно спецназ и впрямь явился увезти Шона к его загадочному предназначению.

– Заткнись – тссс! – огрызнулся Шон, словно обиженный ребенок. – Не вижу… Похоже, это они, у них было достаточно времени…

– И что будет, если это они, Шон? – спокойно переспросила Джейми. Прекрасная актриса – голос четкий и ровный. Будто внезапно она оказалась на сцене – надела сценическую маску, полный самоконтроль и внимание. Я вглядывалась, старалась ее рассмотреть – мороз по коже, она вдруг стала актрисой Джейми, точно все это напряжение дало тот же эффект, что и страх сцены. В ее вены хлынул адреналин, и она превратилась в другую Джейми – ту, которую зрители считали умной и сильной. Не знаю, почему так произошло; оставалось только молиться, чтобы это не исчезло – ради нас обеих.

– Я уйду с ними. – Он говорил с ней как с идиоткой. – Им нужны такие парни, как я. Куда, думаешь, попадают все великие убийцы? В тюрьму? Ха! Чушь. Только для виду, чтобы народ не волновался. Нет, их обучают, создают из них элитные кадры, специальные войска, наемных убийц. Да, я об этом читал – секретная информация, еле достал, – но я понял, главное показать им себя – и все! И тогда она – они – воспримут меня серьезно. Я потому и выбирал такие цели, которые нужно убирать тихо. Ага. Вручную. Как ниндзя. Им нужны такие люди.

Он уселся и прижал пушку к груди, словно ребенка. Несколько секунд он смотрел в никуда, будто в трансе. У него постоянно менялось настроение – эмоции скользили по лицу, как круги на воде. Я наблюдала за ним, и мне казалось, что он… не знаю, как это сказать, – истончается. Словно поток психической энергии, что хлещет из него, разрушает его изнутри. Жуть. Как в передачах про дикую природу, где насекомое откладывает яйца в чужую личинку, а потом куколка медленно выедает эту личинку – еще живую – изнутри.

Наконец Шон вернулся – словно откуда-то издалека. – Видишь? – он помахал пушкой передДжейми. – Я выложил за нее пятьсот фунтов, и еще пятьдесят патронов за так. Тот парень знал, кому продавать, да уж… Нужно было достать такую раньше, пришить этих сук из него, но… Лане бы не понравилось, она больше любит ножи… Она… она… пусть она теперь меня заметит, я уже не ребенок… Это я убил Симону, знаешь. Мы играли в отеле, мне было шестнадцать… она умоляла нас, толстая шлюха… она любила, чтоб ее душили, когда она кончает… И я… Я не остановился, сделал вид, что не слышу стоп-слова, и она умерла. Но это не я виноват, не я. Симона меня бесила – вечно шныряла вокруг Ланы, гнала меня, пыталась от меня избавиться, словно я мусор. Дрянь. Лана сказала, зря я так, это же она была сверху, а не я. Как она злилась. А на меня ей плевать, знаешь? Она говорит, я теперь для нее слишком взрослый… это нечестно, это… Я все делал для нее, это нечестно…

Шон обмяк, по щекам потекли слезы, а по подбородку – серебряные дорожки слюны. Вся его растоптанная жизнь лежала перед нами и рассыпалась в прах.

Мне его стало жаль – всего на секунду, но стало. А потом жалость сменилась страхом – не таким страхом, как раньше, а холодным парализующим ужасом. Шон принесет нас в жертву Лане. Своей мечте завоевать ее любовь и доказать, что он – взрослый мужчина. Сильный и успешный, как его отец; настоящий солдат, завербованный для проведения тайных операций спецназа. Грустной, больной мечте, вскормленной идиотскими книжками, фильмами и порнографией, на которую он подсел. Это безумие. Это… как… господи, разве Шону объяснишь?

Вряд ли. Потому что в этом идеальном теле убийцы жило ранимое сердце изуродованного пятилетнего ребенка, который застыл во времени из-за извращенных тренировок Ланы. Осада, убийства – все это лишь детские истерики, попытка привлечь внимание. Шон был ребенком.

Джейми подползла к нему и положила окровавленную руку ему на колено. Я невольно напряглась, про себя умоляя ее быть осторожной.

– Я люблю тебя, Шон. Успокойся, я люблю тебя.

Может, она играла, вешала ему лапшу на уши. А может быть – в это мгновение – и нет. Не знаю. Я снова куда-то уплывала в странной непричастности, будто во сне. В голове на секунду всплыл бар, где мы впервые увидели Шона и я еще подумала: они выглядят как пара. Только на этот раз сходство было не внешнее – у них одинаково менялось настроение. У них вообще много общего, только на каком-то этапе Джейми пошла одним путем, а Шон другим. Потом я вспомнила тот гороскоп – тяжелый рок – и снова накатила тошнотворная волна ужаса, которая выдернула меня обратно в реальность. Осторожней, Джейми, не пережми! Она сидела и повторяла снова и снова, что любит его, что все будет хорошо. Ее сорванный голос сквозил нежностью и состраданием, ее серые глаза сияли от жалости, она смотрела в опустошенное лицо этого жуткого обреченного создания.

Лично я была слишком напугана, чтобы сострадать. Забери у него пушку и пристрели его! молча кричала я. Убей этого урода, Джейми, давай!

Шон склонил голову, и длинная мягкая ладонь Джейми гладила его по светлым волосам. За окном царил другой, нормальный мир, где мужчины не убивали девочек, чтобы выпендриться перед старыми развратными бабами. Где люди заводили детей, любили друг друга, беспокоились о счетах и системе образования, а не о том, прострелят ли им от ярости башку всякие психи. Я громко застонала.

Шон поднял голову, его странные слепые глаза невидяще уставились на меня. Джейми замерла.