Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй - Аркадий Аверченко

— Если ты не хочешь, чтобы я передал тебя в руки полиции в Саутгемптоне, советую отвечать на мои вопросы, — сухо заметил принц.

Томми не боялась принца, но слово «полиция» в словаре ее бурной юности всегда звучало устрашающе.

— Мне нужно было до вас добраться.

— Это я уже понял.

— Иного способа не было. Вас трудненько поймать. Вы на этот счет очень ловки.

— Расскажи, как это тебе удалось.

— За Ватерлоо есть маленький сигнальный мостик. Поезд, понятно, должен был пройти под ним. Залезть туда, дождаться поезда — и все. Ночь, как видите, туманная, никто и не заметил. Послушайте, ведь вы — принц Икс, да?

— Я принц Икс.

— С ума бы можно сойти, если бы попасть не на того человека.

— Продолжай.

— Мне было известно, который вагон ваш, по крайней мере, можно было догадаться; ну, как он подошел, я скок вниз. — В виде иллюстрации Томми вытянула вперед руки и ноги, потом опять вытерла платком лицо. — Фонари, знаете, — фонарь подвернулся.

— А с крыши?

— Ну, это уж было не трудно. Там, сзади, есть такая железная штука и ступеньки. Надо только спуститься по ним, потом за угол — и готово. По счастью, ваша дверь была не заперта. Мне это и в голову не приходило. Послушайте, у вас не найдется носового платка?

Принц вынул платок из-за обшлага и подал Томми.

— Ты хочешь сказать, мальчик…

— Я не мальчик. Я девочка.

Это было сказано грустным тоном. Считая своих новых друзей людьми, на которых можно положиться, Томми поверила им, что она девочка. Но долго еще мысль об утраченной мужской доле вносила нотку горечи в ее голос.

— Девочка!

Томми кивнула головой.

— Гм, — сказал принц, — я много слышал об английских девушках. Я уже было думал, что это преувеличено. Ну-ка, встань.

Томми повиновалась. Это не совсем соответствовало ее привычкам, но под взглядом маленьких глаз, смотревших на нее из-под густых нависших бровей, иного выхода как будто и не было.

— Так. Ну-с, а теперь, раз ты здесь, что тебе нужно?

— Поинтервьюировать вас.

Томми вытащила вопросный лист. Густые брови нахмурились.

— Кто тебя подбил на эту глупость? Назови мне его имя, сейчас же.

— Никто.

— Не лги мне. Его имя?

Маленькие сердитые глаза сверкали гневом. Но у Томми тоже были глаза. И они загорелись таким негодованием, что великий человек положительно спасовал. Это был новый для него тип противника.

— Я не лгу.

— Прошу прощенья, — сказал принц.

И так как он, будучи на самом деле большим человеком, обладал чувством юмора, то ему пришло в голову, что разговор в таком духе между государственным деятелем, заправляющим делами империи, и дерзкой девчонкой лет двенадцати на вид может в конце концов стать смешным. Поэтому принц придвинул свое кресло к креслу Томми и, пустив в ход свой несомненный дипломатический талант, мало-помалу вытянул из нее всю правду.

— Я склонен думать, мисс Джейн, — сказал великий человек, когда рассказ был окончен, — что ваш друг мистер Хоуп не ошибся. Я бы тоже сказал, что ваше призвание — журналистика.

— И вы мне позволите поинтервьюировать вас? — спросила Томми, показав ослепительно белые зубы.

Великий человек встал, опираясь своей тяжелой рукой на плечо Томми, — он и не знал, как тяжела эта рука.

— Полагаю, что вы заслужили это право.

— «Каковы ваши взгляды, — прочла Томми, — на будущие политические и социальные отношения?..»

— Может быть, — предложил великий человек, — мне проще будет написать это самому?

— Ладно, — согласилась Томми, — пишу-то я действительно неважно.

Великий человек придвинул кресло к столу.

— Вы ничего не пропустите, нет?

— Я постараюсь оправдать ваше доверие, мисс Джейн, — торжественно произнес он и взялся за перо.

Только когда поезд замедлил ход, принц кончил писать. Он промакнул написанное, сложил бумагу и поднялся с кресла.

— На обороте последней страницы я прибавил кое-какие указания, на которые я прошу вас обратить особенное внимание мистера Хоупа. А затем я бы желал, чтобы вы мне обещали, мисс Джейн, никогда больше не проделывать таких опасных акробатических трюков, даже ради столь святого дела, как журнализм.

— Понятное дело, если бы до вас не так трудно было добраться…

— Я знаю, это я виноват, — согласился принц. — Теперь у меня нет ни малейшего сомнения в том, к какому полу вы принадлежите. И все-таки я хочу, чтоб вы мне дали слово. Обещайте же, — настаивал принц. — Ведь я много сделал для вас — вы и не знаете, как много.

— Ну, ладно уж, — нехотя согласилась Томми. Она терпеть не могла давать обещания, потому что всегда исполняла их. — Ладно, обещаю.

— Вот вам ваше интервью.

Первый фонарь Саутгемптонской платформы осветил лица принца и Томми, стоявших друг против друга. Принц, пользовавшийся, и не совсем незаслуженно, репутацией человека раздражительного и вспыльчивого, сделал странную вещь: взял в свои огромные лапы измазанное кровью личико и поцеловал его. От колючих седых усов пахло дымом, и этот запах навсегда остался в памяти Томми.

— Еще одно, — строго сказал принц, — обо всем этом ни слова. Понимаете — рта не раскрывать, пока не вернетесь домой.

— Вы что же думаете — я дура? — обиделась Томми.

После того как принц исчез, все вели себя по отношению к Томми ужасно чудно. Все с ней носились, но никто как будто не знал, почему, собственно, он это делает. Люди приходили посмотреть на нее, потом уходили, потом возвращались и опять на нее смотрели. И чем дальше, тем больше росло их недоумение. Иные задавали ей вопросы, но неосведомленность Томми, да еще в сочетании с твердым намерением скрыть то немногое, что она знала, была так потрясающа, что само Любопытство вынуждено было отступить перед нею.

Ее вымыли, вычистили, накормили отличным ужином и в отдельном купе первого класса отправили обратно на вокзал Ватерлоо, а оттуда в кебе на Гоф-сквер, куда она прибыла уже около полуночи, мучимая сознанием собственной важности, — недугом, следы которого сохранились у нее и поныне.

Отсюда все и пошло. С полчаса Томми трещала без умолку со скоростью двухсот слов в минуту, потом неожиданно уронила голову на стол и заснула; ее с трудом разбудили и уговорили лечь в постель. В эту ночь Питер, удобно расположившись в кресле, долго еще сидел у огня. Элизабет, любившая покой, тихонько мурлыкала. Из темных углов к Питеру Хоупу подкрадывалась давно забытая мечта — мечта о совсем особенном новом журнале, ценою всего один пенни в неделю, издаваемом неким Томасом Хоупом, сыном Питера Хоупа, его всеми уважаемого инициатора и основателя, — замечательного журнала, который будет отвечать давно назревшей потребности развлекать и в то же время воспитывать, доставлять удовольствие публике и барыши — издателям. «Неужели ты не помнишь меня? — шептала Мечта. — А сколько мы об этом думали и говорили с тобой! Утро и полдень прошли. Вечер еще наш. И сумерки несут с собой надежду!»

Элизабет перестала мурлыкать и с удивлением подняла голову. Питер смеялся.

Чайники

Установлено наукою, что можно снять с огня чайник с бурлящим кипятком и нести куда угодно на голой ладони, не чувствуя при этом никакого неудобства, за исключением, впрочем, того случая, когда чайнику вздумается опрокинуться и облить вас своим содержимым.

При этом опыте необходимо лишь то, чтобы вода кипела вовсю и чтобы ко дну чайника не прилипла горячая зола; при соблюдении этих двух условий вы не почувствуете ни малейшего ожога.

Объясняется это непонятное, на первый взгляд, явление как нельзя проще. Весь жар от огня проходит сквозь чайник в воду. Лишь только вода нагревается до степени кипения «белым ключом», чайник (собственно говоря, котелок, в котором у нас кипятится вода для чая) остывает, и вы смело можете нести его вышеуказанным способом.

Что касается лично меня, то я всегда пользуюсь приделанными к таким котелкам ручками, обернув их салфеткой. Однажды я попытался было нести наш чайный котелок «научным» способом; но, по-видимому, мне только показалось, что вода в котелке закипела как следует: дно его оказалось настолько горячим, что я, вскрикнув от боли, уронил его с ладони на пол, причем кипяток разлился по всему ковру, к счастью, никого не задев. Обошлось так благополучно, впрочем, потому, что все присутствовавшие, собравшиеся со специальной целью посмотреть на «научное чудо», вовремя успели отбежать на безопасное расстояние.

Кстати сказать, я всегда находил большую разницу между теорией и практикой; чем это объяснить, я не знаю, поэтому и ограничиваюсь одним констатированием фактов.

Помню, когда я учился плавать, мои учителя уверяли меня, что если я лягу в воде на спину плашмя, вытяну в обе стороны руки и не буду шевелиться, то ни за что не утону, если бы даже захотел. Не знаю, с чего им пришло в голову, что у меня может явиться желание утонуть, но для меня было ясно, что они нашли возможным заподозрить меня в таком безумии, почему и предупредили, чтобы я напрасно не тратил драгоценного времени на попытку осуществить сумасбродный замысел.