Цепочка вечных ценностей - Александр Агеев

А главное, третье измерение этого кризиса – духовное. С этой точки зрения, кризис является нашим большим Учителем, он учит прежде всего ценить не только деньги и их суррогаты сами по себе, а подлинные смыслы жизни. Ценить не только новую модель «Порше», а и краюху хлеба, которой может не оказаться под рукой. Ценить не гонку аксессуаров к мобильникам, а саму возможность и радость творчества. Он учит ценить наличие или отсутствие лекарств. Ценить не «казаться», а «быть». Кризис возвращает весь человейник к пониманию, ощущению, вкусу, созерцанию, слышанию и честному поиску истинного смысла жизни – и в этом его глобальная польза.

Стоит не из вежливости, а внимательно прислушаться к голосам тех, кто имел немалое влияние на вызревание кризиса и кому предстоит сыграть не меньшую роль в его купировании. Речь об Алане Гринспене и Бараке Обаме. Элита, маркируемая приходом в Белый дом Обамы, ясно понимает, что: 1) «…пришло время отложить детские штучки в сторону…», 2) что «…мы должны поднять себя за шиворот, отряхнуть пыль и приступить к работе над новой Америкой», У) что «…мир изменился, и мы должны измениться вместе с ним», 4) что «…наши проблемы новы. Небывалые инструменты их решения должны быть им под стать», что 5) «ценности, на которых зиждется наш успех: труд и честность, смелость и справедливость, терпимость и любознательность, преданность и патриотизм, – эти ценности стары как мир».

Несгораемые рукописи

Жизнь не требует, чтобы ты был последовательным, жестоким, терпеливым, внимательным, сердитым, рациональным, бездумным, любящим, стремительным. Однако Жизнь требует, чтобы ты осознавал последствия каждого своего выбора.

Ричард Бах

Юбилеи любимы в нашем Отечестве как жанр. То ли оттого, что никак не угомонится в нас щемяще-тоскливое и духоподъемное «душа праздника просит», то ли так пытается оправдательно облагородить себя наша «русская лень», то ли коллекционированием прожитых лет бросается вызов (кому-то или себе) или дается отчет (себе или кому-то) в небессмысленности содеянного за отпущенный срок.

10 лет можно оценить от противного. Раскрыв, например, страницы УК РФ и сгруппировав те виды правонарушений, за которые полагается такая мера. 10 лет можно сопоставить с этапами индивидуальной жизни, спровоцировав умилительное «ах, какой уже взрослый ребеночек» и торжественно-предписывающее «и впредь, и еще больше» – и т.д.

Но подобные подходы, пусть и удобные в праздничном обиходе, обычно суть краснобайское баловство. У всякого явления – время свое: и в увязке со сроком, и по темпам, и, главное, по наполненности. Вплоть до высоты той новозаветной, прорвавшейся как укол рапиры даже в современный рок констатации – «за три года тридцать прожил»…

В 1999, еще кризисном, году, когда вышел первый номер «ЭС», наши умонастроения выражались формулой «пессимизм ума и оптимизм воли». Мы редко перечитываем когда-то сказанное слово, стремясь к лучшему, которое кажется расположенным впереди. Но все сказанное ранее и все, что выражается сейчас и что доведется еще сказать, соприсутствует в едином и, можно думать, вневременном поле. Возможно – в раушенбаховском четвертом измерении, возможно – в том, что высоким теологическим слогом называется «вечностью». Считается неприличным применять эту категорию всуе – оттого, видимо, что она представляется синонимом гениальности, – и потому прерогативу данного словоупотребления кокетливо уступают потомкам. И совершенно напрасно.

Уровень современных научных знаний и технологий недвусмысленно доказывает тезис «рукописи не горят». С тем лишь нюансом, что, во-первых, «не горят» всякиe, а не только великие рукописи и, во-вторых, не стирается память и о всяких делах. Ведь любое человеческое дело, пронизываясь мотивами и всей палитрой сознательного и подсознательного контроля, есть деятельная проекция слова. А черновиков и бесследно списываемых архивов нет – следы оставляет всё. Как-то легкомысленно мы иногда полагаем, что если даже «обнаженные нервы земли неземное страдание знают», то вне ли этого высокоорганизованный мозг и вся ноосфера?! К счастью, недавно двухвековой тренд, когда, по Карлу Юнгу, «сложность души росла пропорционально потере одухотворенности природы», дополнился и стремлением науки «от сложности – к простоте» (таков девиз Института Санта Фе), и глобальным требованием надлежащего уважения, предъявленным природой как иск к людям.

А в тот зачет, который придет внезапно и в котором не оправдаться «незнанием закона», идет все и всякое, вольное и невольное, памятное и вытесненное из памяти.

В психологии известен «эффект разорванных коммуникаций». На межличностном уровне – это ощущение от брошенной собеседником телефонной трубки, от непонимания и невнимания коллег и близких, от их мягкого или трагичного ухода от нас. На вопрос «что такое счастье?», любят наш классический ответ – «когда тебя понимают». В нем – тектоническая тяга человека к восстановлению разорванных коммуникаций и выходу из чудовищной, многократно диагностированной и столь же многократно не излеченной тоски одиночества, хотя и даны нам исцеляющие вечные ценности. На уровне межгрупповом эти ситуации олицетворяются конфликтами, нарушением гармоний интересов, войнами в конце концов. На уровне предельном – это богооставленность человека.

Потому-то и просит праздника душа. И потому диагностична наша российская любовь к юбилеям.

Неоцененные активы

Одно неясное привыкли мы ценить.

В запутанных узлах, с какой-то страстью ложной,

Мы ищем тонкости, не веря, что возможно

Величье с простотой в душе соединить.

З.Н. Гиппиус. Два сонета

«Где тонко, там и рвется». А тонкости вдруг, с кризисом, обнаружились не в способе производства, не в масштабе и структуре потребления, не в заметности инноваций и даже не в практиках управления, пораженного сверху донизу если не коррупцией, то глуповатостью… Тонкость дала о себе знать в том, как мы оцениваем. Как оцениваем абсолютно все – и мир, и себя, и прошлое, и будущее, и активы, и пассивы. Диссонансно оцениваем, какофонично, мозаично, эгоистично, разорванно как-то, флюсовато. В итоге консенсус найден в диалектической формуле «как бы ты ни оценивал свои возможности, ты всегда прав». Но как быть с репутацией в такой философской ауре, когда правы все и нет единого критерия оценки? И что такое репутация в современной экономике и политике?