Жатва - Тесс Герритсен

Якова такие вещи тоже интересовали, однако Надией он не восхищался. Он боялся этой женщины. Страх начался с анализа крови.

На четвертый день плавания, когда мальчишки пластом лежали на койках, стонали и дружно блевали в раковину, к ним в каюту пришли Грегор и Надия. В руках Надии был поднос с иголками и пустыми пузырьками. Взрослые объявили, что возьмут кровь на анализ. Это совсем не больно: легкий укол, и только. Анализы нужны для подтверждения здоровья всех, кто плывет в Америку. А там строгие правила: если нет данных о здоровье, тебя никто не усыновит.

В тот день была приличная качка. Чувствовалось, Надию она тоже донимала. Якову казалось, что женщину вот-вот вытошнит прямо на пол. Взрослые подходили к каждому мальчишке и брали кровь. Этим занимался Грегор. У каждого спрашивали имя, после чего на руку надевали пластиковый браслет с номером. Потом Грегор длинным резиновым жгутом перетягивал очередному мальчишке руку, несколько раз шлепал по коже, чтобы вена вздулась и проступила. Некоторые мальчишки плакали. Тогда Надия брала их за другую руку и успокаивала, пока Грегор выкачивал из них кровь.

Яков оказался единственным, кого ей не удалось успокоить. Сколько она ни старалась, он вертелся вьюном. Он вообще не хотел сдавать кровь и даже лягнул Грегора. Вот тогда Надия и показала, какая она на самом деле. Она пригвоздила единственную руку Якова к кровати. Ее пальцы, словно клещами, сжимали ему запястье, поворачивая руку так, чтобы Грегору было удобно. Пока Грегор перекачивал кровь в стеклянный пузырек, Надия пристально смотрела на Якова. Она говорила тихо, даже ласково. Под этот ласковый голос острая игла проткнула ему кожу. Под этот голос пузырек заполнялся его кровью. Все, кто был в каюте, вслушивались в слова Надии и не слышали ничего, кроме ободряющих фраз. Они не видели ее глаз. Зато Яков видел, и светло-серые глаза Надии говорили ему совсем другое.

Потом он зубами прокусил пластик и снял свой браслет.

Алешка послушно таскал свой с номером 307. Свидетельство его хорошего здоровья.

– Как ты думаешь, у нее свои дети есть? – спросил Алешка.

Яков даже вздрогнул.

– Надеюсь, нет, – пробормотал он и выполз из ящика.

Наверху было пусто. Пустой проход, пустая лестница, похожая на скелет змеи. Синяя дверь, как всегда, закрыта.

Яков выбрался из укрытия, стряхнул с себя бахрому стружек.

– Есть хочу, – признался он.

Прогноз кока оказался верным. После серого давящего дня началась буря. Не то чтобы жестокий шторм, но вполне достаточный, чтобы дети и взрослые не выползали из кают. Алешка весь день провалялся на койке, и выманить его оттуда было невозможно ни за какие сокровища. За дверью каюты стояли холод и сырость. Пол под ногами ходил ходуном. Нравится Яшке лазать по своим темным углам, пусть идет один. Алексей любил свою койку. Тепло, уютно. Можно с головой накрыться одеялом. Он любил ощущать струйки теплого воздуха, ударявшие в лицо, когда он поворачивался или дрыгал ногами. Ему нравился запах Шу-Шу, спавшей рядом на подушке.

Все утро Яков уговаривал Алешку снова сходить в Страну Чудес, но тот лишь отбрыкивался. Плюнув, Яков пошел один. Алешка хоть и глупый парень, а с ним было бы веселее. Яков дважды возвращался в каюту, надеясь, что Алешке надоело валяться и он согласится пойти. Но Алешка проспал весь день и даже вечер.

Яков проснулся среди ночи и сразу почувствовал: что-то изменилось. Что именно – он понял не сразу. Может, шторм стихает? Корабль перестало качать. И вдруг он понял: исчез привычный гул дизелей. Теперь они едва слышно тарахтели.

Яков спрыгнул на пол и растолкал Алешку.

– Просыпайся, – шепнул он.

– Да иди ты.

– Слышишь? Дизеля не гремят. Мы остановились.

– А мне плевать.

– Я схожу посмотреть. Идем со мной.

– Я спать хочу.

– Ты и так спишь почти сутки. Неужели землю увидеть не хочешь? Мы уже где-то возле берега. Капитан не дурак, чтобы корабль посреди океана останавливать. – Яков нагнулся над Алешкиным ухом. – Может, мы даже американские огни увидим. Неужто и их проспишь?

Алешка вздохнул, шевельнул ногами. Он сам не знал, хочет ли вылезать на палубу.

Тогда Яков заикнулся о главной приманке:

– Я на ужине картофелину припрятал. Отдам тебе, но только если пойдешь со мной.

Есть Алешке очень хотелось. Он ведь проспал и обед, и ужин. Картофелина была для него безумным лакомством.

– Ладно, пойду.

Он спустил ноги, зашнуровал ботинки.

– Картошка где?

– Сначала идем на палубу.

– Ну ты и засранец, Яшка.

Они тихо пробрались между двухъярусных коек со спящими мальчишками, вышли в коридор и поднялись на палубу.

Дул слабый ветер. Яков и Алешка напряженно вглядывались в темноту. Где же берег? Где городские огни? Только звезды, точки которых были рассыпаны по небу. Там, где звезды кончались, была линия горизонта.

– Ничего я не вижу, – сказал Алексей. – Гони картошку.

Яков вынул из кармана обещанное сокровище. Алешка присел на корточки и набросился на холодную, непосоленную картофелину, точно дикий зверь на мясо.

Яков повернулся к капитанской рубке. Сквозь ее стекло светился зеленый экран радара. Рядом стоял штурман. В темноте Якову был виден лишь его силуэт. Штурман наверняка знает, зачем они остановились. Интересно было бы сейчас залезть в рубку.

Алешка доел картофелину, зябко потянулся и объявил:

– Я спать пошел.

– Сходим на камбуз. Если открыто, там еще еды найдем.

– Хватит с меня мышей. – Алешка переминался с ноги на ногу, готовый двинуть вниз. – И зябко здесь. Я замерз.

– Мне не зябко, – буркнул Яков.

– Вот и оставайся.

Они почти добрались до лестницы, когда услышали несколько резких щелчков. И вдруг палубу залил яркий свет. Мальчишки застыли, щурясь от слепящих лучей палубных прожекторов.

Схватив Алешку за руку, Яков потащил его под лестницу капитанской рубки. Там они и затаились, выглядывая из-за ступенек. Послышались голоса. В круг света вошли двое мужчин в белых комбинезонах. Они нагнулись и взялись за какой-то выступ. Раздался скрежет металла. То, с чего они сняли тяжелую крышку, оказалось еще одним прожектором, но этот был синим. Его луч бил в самую середину круга света, отчего казалось, что на палубе появился огромный глаз с синим зрачком.

– Чертовы механики, – сказал один из мужчин. – До сих пор починить не могут.

Потом они оба выпрямились и задрали головы к небу. Туда, откуда доносились слабые раскаты грома.

Яков тоже повернул голову. Звук приближался; уже не гром, а ритмичный стук вертолетных лопастей. Люди в белых комбинезонах убрались подальше от прожекторов. Лопасти стучали прямо над головой. Казалось, на корабль обрушился торнадо.

Алешка плотно зажал уши и отступил в темноту ступенек. Яков продолжал смотреть. Вертолет завис над палубой совсем низко и наконец коснулся ее шасси.

Человек в белом комбинезоне, пригибаясь, подбежал к вертолетной дверце. Что там внутри, Яков не видел. Лестничный столб загораживал обзор. Тогда он сделал пару шагов в сторону. Якову удалось мельком увидеть двоих: пилота и пассажира.

– Эй! – раздалось сверху. – Мальчик, тебе говорю!

Яков поднял голову и увидел штурмана, глядящего на него из приоткрытой двери капитанской рубки.

– Что ты тут делаешь? Поднимайся наверх, пока цел! Быстро!

Алешку штурман не видел. Но человек в комбинезоне видел обоих мальчишек и хмурился. Их присутствие на палубе ему явно не нравилось.

Яков поспешил в рубку. Следом бежал насмерть перепуганный Алешка.

– У вас что, мозгов нет? Только идиоты торчат на верхней палубе, когда вертушка садится.

Штурман ощутимо шлепнул Алешку по заднице и втащил в рубку.

– Садитесь оба, – рявкнул он, кивая на стулья.

– Мы просто смотрели, – сказал Яков.

– А я спал, – захныкал Алешка. – Он меня разбудил, позвал на палубу.

– Ты знаешь, почему американцы прозвали эту штуку кромсателем? Потому что она может вмиг откромсать глупую мальчишечью голову. Вот так. – Штурман провел ребром ладони по костлявой Алешкиной шее. – Чик – и голова в сторону. Кровь хлещет фонтаном. Впечатляющее зрелище. Думаешь, я шучу? Когда вертушки прилетают, я ни за что не спускаюсь на палубу. Сижу и жду. Но если вам собственные головы надоели, не смею задерживать. Вперед, под лопасти.

– Я не хотел из койки вылезать, – всхлипывал Алешка.

Рев двигателя заставил всех троих выглянуть в окно. Вертолет поднимался в небо. Ветер трепал комбинезоны мужчин, стоявших на палубе. Машина медленно повернула на девяносто градусов и растворилась в ночном небе. Остался только звук, но и он с каждой секундой слабел.

– Куда он полетел? – спросил Яков.

– Думаешь, мне докладывают? – проворчал штурман. – Они называют мне время прибытия. Я ложусь в дрейф и жду. Вот и все.

Он щелкнул тумблером на пульте. Прожектора погасли. Верхняя палуба снова погрузилась в темноту.