Ловушка. Форс-мажор - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Иван, привет, извини, что так поздно. Не разбудила?
– О, привет, да все нормально. Сашка спит, а мы вовсю бодрствуем, вот новости смотрим. Видела, что в Эрмитаже творится?
– Ага, жуть.
– Не то слово. Слушай, тут мне Ира напоминает, что мы забыли поблагодарить вас за приглашение.
– Да брось ты, ерунда какая.
– Не скажи. Правда спасибо, все очень круто было.
– На здоровье. Вань, я, собственно, что звоню… У меня к тебе просьба.
– Давай, вываливай.
– Понимаешь, сегодня вечером на Невском я случайно обнаружила за собой ноги. Наши ноги.
– Ты уверена?
– Абсолютно. Меня таскал 6-й отдел. Причем, возможно, не только меня, но и Игоря. Отсюда хотела попросить тебя по возможности выяснить: кто является инициатором и в связи с чем выписано задание. Ну и, может, какие-то подробности? Я так думаю, что это, скорее всего, плановая тема ОСБ, но мало ли что…
– Блин, Полина, – голос Лямки сделался серьезен, – могла бы с такими вещами хотя бы на мобилу звонить, а не по-домашнему.
– Ой, просто у меня под рукой твоего сотового не было. Я чисто автоматически…
– Вы как сговорились сегодня, честное слово!
– Кто это «мы»?
– Да сегодня днем Козырев тоже обращался.
– А у Пашки что за проблемы?
– Да неважно. Просто вы почему-то думаете, что я там у себя заведую справочным бюро и могу спокойненько залезать в оперативную базу и раздавать секретные справки. Направо, налево…
– Вань, согласись, что до сих пор я ни разу ни о чем подобном тебя не просила. – Тон Полины стал не менее серьезен. – И, как мне кажется, сейчас я сделала большую ошибку, решив обратиться за помощью к тебе.
– Да ты не сердись. Просто… Вот ты говоришь: возможно, плановая проверка. Но у тебя такая плановая – максимум раз в два-три года. А наш отдел проверяют каждые два-три месяца. И гораздо серьезнее, чем «бывших». Чувствуешь разницу?
– Чувствую. Еще раз извини, что своим звонком я невольно поставила под угрозу твою карьеру.
– Полин, ты опять меня не поняла.
– Ваня, я очень хорошо тебя поняла. Короче, ты поможешь?… Да или нет? Только говори честно, обещаю, что не обижусь.
– Ну, я… я… – Лямка замялся, но потом все-таки выдавил из себя недовольное: – Я постараюсь.
– Спасибо. Если получится что-то узнать, мой мобильный ты знаешь. А нет – так нет. Сама звонить тебе по этому вопросу больше не буду. Все, еще раз извини, что потревожила. Поцелуй от меня Ирочку и Сашку. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи…
«Вот тебе и дружок-закадыка, – подумала Ольховская, положив трубку. – Всего лишь год прошел, а человека как подменили. Интересно: что в большей степени на него повлияло – близость к штабам или близость молодой жены?»
Полина прошла на кухню, накапала себе полсотни капель коньяку для крепкого сна. Маханула, завелась и ударилась в воспоминания: «А вот интересно: неужели и Козырев столь же неприятно изменился? Вряд ли. Пашка от штабов как был, так и остался далек. Да и молодой жены у него вроде как всё еще нет… А ведь могла быть. И на ее месте могла быть я… Любопытно было бы посмотреть на сей союз со стороны… Ох, матушки мои, о чем я думаю?!.. Знаете, Полина Валерьевна, вам не кажется, что вы большая-пребольшая стерва?! Нет? Ну таки вы ошибаетесь… Стоп! Когда человек начинает разговаривать сам с собой, налицо первые признаки шизофрении. Так что – ша! Бог с ними – с Лямиными, с „грузчиками“, с Пашей, кражами в Эрмитаже и прочими. Спать! И надеюсь, что утро вечера не дряннее».
* * *Ведь есть же на свете железные люди! Вернее, люди с железными нервами. Невзирая на все катаклизмы нынешнего вечера, со всеми его беседами на грани нервного срыва, слежками и погонями, Полина умудрилась уснуть фактически мгновенно, едва коснувшись лицом подушки.
А вот Паше Козыреву не спалось. Уж он вертелся на своем диванчике и так, и эдак – и всё без толку. Время шло, а сон категорически не желал являться. А то, что все это время Катя из головы не выходила, так это само собой разумеется. Потому как, похоже, втюрился Павел Андреевич. Давненько с ним такого не случалось.
Поворочавшись еще какое-то время, Козырев поднялся и поплелся на общественно-коммунальную кухню ставить чайник. Ох и лениво было натягивать штаны, искать вечно пропадающие шлепанцы, но ничего не поделаешь – собственный электрический чайник буквально на днях приказал долго жить. Как пришло, так и ушло: чайник этот Паша подмахнул пару месяцев назад из подготовленной на выброс кучи хлама, вынесенного из помещения дежурки, готовившейся засиять переливами евроремонта. Бытовой электроприбор он упер тайно, стыдясь, и, словно почувствовав эту его неуверенность, чайник вел себя с новым хозяином по-хамски, периодически не желая включаться и выключаться. А в какой-то момент и вовсе сгорел. В буквальном смысле синим пламенем.
Возвращаясь в свою каморку с чашкой горячего чая в руках, Паша заметил слабую полоску света, пробивающуюся сквозь щель под дверью комнаты Михалевой. Соседка тоже полуночничала.
Козырев осторожно постучался.
– Заходи, Пашка, открыто, – донесся из-за двери низкий, прокуренный голос Людмилы Васильевны.
– А как вы узнали, что это я? – спросил Козырев, входя.
– Так чужие здесь не ходят. Тем более в такое время. Или ты думаешь, я нарочно держу открытой дверь в ожидании полуночного ковбоя? Увы, мон шер, все мои знакомые ковбои давно пропили свои ранчо и теперь даже не могут забраться на лошадь. Пивное брюшко все как-то больше к земле тянет. Да и молодая, как ты понимаешь, далеко не молода.
– Да бросьте. Вы еще… ого-го-го.
– Скорее, и-го-го. Но все равно, мерси за комплимент. Чаевничаешь? Вон, на столе, в вазочке пряники остались. Бери, не стесняйся.
– Спасибо. Может, вам тоже налить? Чайник горячий.
– Нет, я уже три стакана за вечер выдула. Пока новости по всем каналам пересмотрела.
– Я и не знал, что вы так интересуетесь политикой.
– Политика меня интересует сугубо в историческом аспекте. А настоящее, а тем более будущее – это мимо меня: ничего нового в них нет и не будет. И хорошего, кстати, тоже.
– Это как?
– Да так. По Чехову, Антону Палычу. Помнишь? «Говорят: в конце концов правда восторжествует, но это неправда»… А новости я смотрела исключительно из-за Эрмитажа.
– И чего говорят?
– Да чушь всякую. Эрмитаж переходит на военное положение. В Москве подвели итоги работы комиссий Росохранкультуры и Федерального агентства по культуре и кинематографии. В Петербурге Пиотровский пригласил журналистов на специальный брифинг. В общем, сплошь говорильня. Правда, одну похищенную икону, Спасителя в золотом и серебряном окладе, сегодня вернули.
– Кто вернул?
– А кто признается? Положили у дверей угрозыска, и привет. Вишь, нашелся сознательный товарищ. А может, из какой антикварной лавки притащили, от греха подальше. Сейчас ведь наверняка все эти салоны-бутики, где старинной рухлядью торгуют, шерстить начнут.
– Уже шерстят, я сегодня на работе краем уха слышал. Все правильно, надо с чего-то начинать.
– Э, братец мой, антикварные лавки, они, конечно, окучат. Тем более их в городе не так уж и много. Но будет ли толк? Если хочешь знать мое мнение, иконы из списка похищенного и прочую церковную утварь не худо бы пошукать совсем в других местах. Вот только на такое дело сейчас вряд ли кто решится: политика партии не та.
– Вы какие места имеете в виду? – заинтересовался Козырев.
– Я имею в виду церкви. Надеюсь, этим своим предположением я не оскорбила твои чувства верующего? Сама-то я, как помнишь, убежденная атеистка со стажем.
– Да нет, все в порядке. А какая здесь может быть связь?
– Прямая, Паша, линейная. Я тебе так скажу: если бы я украла иконы или предметы церковного культа, то продала бы их непосредственно Церкви. Причем выбирала бы в первую очередь центральные, храмы. Москвы, Санкт-Петербурга – не суть важно.
– С чего бы это?
– Да с того, что, во-первых, Церковь – это золотое дно. Состояние финансовых фондов этой, с позволения сказать, Организации есть тайна за семью печатями. Сколько там крутится денег – одному Богу известно. Церковь, она ведь в принципе никому не подотчетна, ее никто никогда не проверял.
– Так уж никто и никогда? – усомнился Паша.
– Ну, была одна попытка.
– При большевиках?
– Нет, бери раньше. Еще при Иване Грозном. Но даже тогда очень быстро скумекали, что занятие это – безнадежное.
– Ни фига себе!
– А как ты хотел? Во все времена во главе соборов стояли люди, которые не подчинялись ни милиционерам-опричникам, ни митрополиту. К тому же Церковь своих не выдает. В данном случае я, конечно, не беру в расчет священнослужителей, состоявших в особых отношениях с КГБ. Но то – песня иная, к этой истории отношения не имеющая.