Генерал Доватор - Павел Федоров

— Не знаю, как тебе сказать, — задумчиво ответил Алексей. — Если пусто жил, пусть хоть умрет спокойно... А я и не знал, что он...

Алексей не договорил, порывисто встал и, не простившись с Ниной, крупными шагами пошел на командный пункт Доватора. Нина в холодном оцепенении осталась сидеть под елкой.

«Не поверил!» Эта мысль, как ножом, полоснула по сердцу.

Это была последняя относительно спокойная ночь. Днем немцы безуспешно пробовали атаковать в разных направлениях конные полки. К ночи выстрелы стихли. В елочных шалашиках, прячась от беспрерывно и нудно гудевшего «костыля», тускло горели огни. Высокие сосны покачивались от ветра, скрипели, перешептывались, как добрые великаны, охраняющие покой тысяч утомленных людей.

В шалашик Алексея сквозь еловые ветки заглядывала яркая звездочка, похожая на одинокого светлячка.

«Вот и докатился до ревности» — размышлял Алексей. И это жестокое, унизительное чувство оскорбляло его. Он не позволял себе в отношении Нины ни одной дурной мысли. Он искренно любил ее и терпеливо ждал, когда их отношения станут более близкими.

Он лежал на спине, закинув руки за голову, и морщился, как от боли.

С жестокой обидой в душе Алексей чувствовал, что не может верить ей. Ложь, притворство всегда вызывали у него гадливое чувство. Алексей укрылся буркой с головой и решил заснуть, но сна не было. Кто-то, шурша плащ-палаткой, прошел мимо шалаша, а потом, раздвигая ветки, заглянул в отверстие.

— Кто это? — спросил Алексей, поднимая голову, и тут же по специфическому лекарственному запаху узнал Нину.

Она сидела у входа в шалаш не шевелясь. Алексей в темноте, не видел, как изменилось ее лицо. Ему почему-то казалось, что она перестала дышать.

— А может быть, все это истерика? — спросил он.

— Какая истерика?

— А вот я перед твоим приходом закатил истерику... — Кому?

— Сам себе... Вот сейчас лежу и над собой смеюсь. Видно, в человеке много всякой дряни... Дикие мысли в голову лезут, а после самому противно...

Нина, положив голову на колени, как это делают дети, тихо смеялась. Она чувствовала, как по ее телу разливалась мягкая, успокаивающая теплота. Это чувство передавалось и Алексею. Ему вдруг стало удивительно спокойно и хорошо.

Утром Гордиенков пришел на командный пункт выбритый, подтянутый, в безукоризненно чистом подворотничке. В глазах его играл веселый блеск молодости и здоровья.

— Ваше степенство именинником выглядит, — шутливо заметил Доватор, любуясь его выправкой. — На вечеринку, что ли, собрался?

— На свадьбу, товарищ полковник, — с таинственным видом ответил Алексей.

Лев Михайлович кивнул головой. Все операции в тылу у врага было принято называть «свадьбами».

— Да, у нас теперь «свадьба»! — весело и спокойно проговорил Доватор.

Он сидел на пеньке и как ни в чем не бывало насвистывал, хотя кругом и начинал грохотать неумолкающий шум боя. По лесу раскатывались орудийные громы, трещала хлесткая дробь пулемета. Немцы напирали со всех сторон. Над круговой обороной с самого утра нахально кружился вражеский разведчик, едва не задевая верхушек деревьев. Можно было ожидать бомбежки. В полках же не было ни одной зенитной пушки и запас винтовочных патронов был ограничен. К месту высадки десанта, где наши самолеты должны были сбросить боеприпасы, не представлялось возможным пробиться. Но ни критическое положение, в которое попала конница, ни превосходство сил врага, вооруженного всеми видами техники, казалось, не смущали Доватора. Он, по обыкновению, был оживлен, весело и беззаботно насвистывал. Даже Карпенкова начала раздражать эта непонятная «беспечность». Стараясь не показать своего раздражения, он сказал хмурясь:

— Сквернейшие дела, Лев Михайлович!

— Сквернейшие, — согласился Доватор. — Он нам флажки готовит, как волкам... Хорошо бы вышло, если бы он на нас еще дивизию бросил. Очень было бы хорошо!

— Надо все-таки искать выход, — как бы вскользь заметил Карпенков, не обращая внимания на последние слова Доватора.

А выход был один: пробиваться болотом, но тогда пришлось бы бросить около четырех тысяч коней.

— Вот ты и поищи... — Доватор усмехнулся.

И тут же неожиданно распорядился:

— Слушай, Андрей, прикажи Атланову: пусть он полк майора Осипова отведет от высотки, которую тот обороняет, метров на семьсот-восемьсот в лес.

— Отдать высотку немцам?! — Карпенков с трудом перевел дух. — Это же...

— Отдать немцам! Пусть берут, — спокойно сказал Доватор.

— Да немцы уже два дня пытаются овладеть ею! Они тогда полезут в просеку и будут просачиваться по краю болота. Нельзя допустить этого!..

— Ну и что же? Иди, Андрей, выполняй немедленно приказ! Еще раз повторяю: полк Осипова переходит на второй рубеж обороны.

Карпенков сорвался с места и побежал к офицерам связи.

— Майора Осипова и комиссара Абашева ко мне! — крикнул ему вслед Доватор.

Он было хотел объяснить Карпенкову тактический смысл этого приказания, но тот не стал дожидаться и ушел. Льву Михайловичу было досадно, что умный и восприимчивый начальник штаба не понял сразу его замысла. «Утомлен», — подумал Доватор. Карпенков действительно не спал уже несколько ночей, и сам командир кавгруппы не помнил, когда он нормально отдыхал. Поджидая Осипова и Абашева, Лев Михайлович завернулся в бурку и прилег под дерево и вдруг, вспомнив что-то, засмеялся. Сегодня, под утро, накинув на плечи плащ-палатку, он отправился на линию обороны с целью проверить бдительность караула. В первую очередь он решил побывать на сторожевой заставе, выставленной полком Осипова. Бесшумно пробираясь по кустам, Доватор наткнулся в темноте на часового с подчаском.

Казаки сидели в густых елочках и тихо переговаривались.

— Наш командир всех бы фрицев порубил, — слышался голос из кустов, — да ему полковник нахлобучку дал и приказ отменил. «В плен, — говорит, — бери». Ну и набрал полторы сотни. Они сигарки курят да над нами похохатывают... Командир полка мимо проходит, аж зубами скрипит...

Доватор неловко повернулся и зашумел плащом.

— Стой! Пропуск! — раздался грозный окрик.

Доватор назвал. Однако часовой щелкнул затвором и приказал ложиться. Лев Михайлович повторил пропуск.

— Ложись! — требовательно крикнул часовой и поднял приклад карабина к плечу. Доватору ничего не оставалось делать, как покорно лечь на грязную болотистую тропку.

— Хлопцы, я полковник! — начал он было, но это привело только к тому, что казак пригрозил пристрелить его, если он будет разговаривать. Подчасок побежал за начальником заставы.

Пришлось лежать без движения в грязи и ждать, когда явится начальник заставы. Оказалось, что установленный с вечера пароль был скомпрометирован и заменен другим. Доватор в это время отдыхал, и Карпенков не стал его тревожить. Когда Лев Михайлович разобрался в этом деле, он посмеялся от души и объявил казаку благодарность.

О каком приказе толковали казаки, Доватор не знал. Мельком он слышал от Карпенкова, что Осипов «сочинил» какое-то нелепое распоряжение, но в жизнь его не провел: помешал комиссар Абашев. Лев Михайлович решил выяснить, что это был за приказ, и вызвал Осипова и Абашева.

Получив распоряжение отступить от высоты в лес, Осипов взволновался. Накануне его полк отбил пять немецких атак. Эскадроны, занимавшие на этой высоте оборону, несколько раз ходили в контратаку. Люди защищались настойчиво и упорно, и вдруг приказ: «Отдать высоту». Антон Петрович вскочил на коня и карьером помчался в штаб дивизии.

— Не понимаю! Объясните, что это такое! — накинулся он на начальника штаба Коврова. Тот улыбался, сверкая золотыми зубами. Худощавая фигура капитана показалась Осипову еще суше, невзрачней. Серые глаза поблескивали хитро и вызывающе.

— Если разобраться, не горячась, так и любой ефрейтор поймет, в чем дело! — Капитан достал из сумки приказание Доватора и показал его Осипову. — Мне, например, все понятно! Поезжайте к командиру группы, объяснитесь. Кстати, он вас вместе с комиссаром вызывает...

Осипов вместе с Абашевым поскакал к Доватору.

— Высотку по вашему повеленью отдал! — здороваясь с Карпенковым, запальчиво проговорил он, не слезая с коня.

— Тише! Полковник отдохнуть прилег — он уже третью ночь не спит... А насчет высотки сейчас поговорим, я и сам думаю, что зря отошли.

Доватор не спал, он слышал весь разговор. Сдернув с головы бурку, приподнялся на локте, спросил:

— А завалы на просеке сделал?

— Еще вчера, товарищ полковник! — отвечал Осипов.

— Добре! Слезайте с коней.

Осипов и Абашев спешились, передали коней коноводам.

— Значит, вы, Антон Петрович, решили засучив рукава драться до последнего? Это похвально... Но какая от этого польза? — Доватор вопросительно посмотрел на Осипова, потом на Карпенкова.