Нырнуть без остатка - Катя Саммер

– Не привыкай сильно, красавчик, – шепчу Волку на ухо и чешу нос.

По лестнице поднимаюсь медленно, на цыпочках. Борюсь с внутренним желанием заглянуть к Горскому, но дверь в его комнату оказывается незапертой. Когда прохожу мимо, он окликает меня.

– Как погуляли?

Я пытаюсь сосредоточиться на вопросе, но Никита сидит на кровати с наполовину задранной майкой и в свободных домашних штанах. Его освещает только свет фонарных столбов с улицы и экран ноутбука, что лежит на коленях.

– Х-хорошо.

– Ты поела? Я буду ужинать позже, можешь не ждать. Тебе вставать рано.

Киваю, а что я возражу? Он чертовски прав. Жую губу, топчусь на месте.

– Рада, – зовет Горский, когда собираюсь уйти. – У тебя все хорошо? Ты в последние дни будто чем-то расстроена.

Ты такой умный и не понимаешь?

Пожимаю плечами, сопротивляясь фантазиям в голове. Какой же он все-таки красивый! Невозможно. Идеальный мужчина. Если бы он захотел быть со мной, я бы никогда его не подвела.

– После того как было хорошо, всегда плохо, – осмеливаюсь посмотреть в глаза, которые отвечают пристально, но без прежнего холода, – а мне было очень хорошо.

– Дурочка. – Никита улыбается, и от ямочек на его щеках в животе бабочки порхают. – Будет только лучше, отдыхай.

Будет только лучше, – повторяю про себя, когда выхожу и прикрываю за собой дверь.

Делаю несколько шагов, но что-то заставляет остановиться. Отчаяние. Мне ведь лучше станет, только если… Ну же, смелей, признайся ему, что тебе не все равно! Просто сделай все, чтобы не жалеть!

Я уговариваю себя вернуться, но не могу сдвинуться с места. Раскачиваюсь из стороны в сторону, как ненормальная, а затем разворачиваюсь на пятках и, не успев подумать, что творю, толкаю дверь в комнату Никиты.

Он поднимает глаза, его лицо меняется. Представляю, как выгляжу: растеряна, одержима, дышу тяжело, смотрю на ладони – пальцы трясутся.

– Скажи, – начинаю, не отрывая взгляда от пола, – у тебя кто-то есть?

Выжидаю несколько секунд, но ответа не следует. Только после этого осмеливаюсь поднять глаза. Никита сидит с каменным лицом, по нему ничего не понять. Он для меня всегда закрытая книга, а сейчас я вообще ни намека не разберу – что чувствует, о чем думает. Считает ли, что лезу не в свое дело? Что я дура?

И ладно. Плотину все равно прорывает – я слишком долго это в себе держала.

– Потому что я… я думаю о том поцелуе в бассейне. Постоянно. Прости, – осекаюсь, потому что чувствую себя неблагодарной. – Ты был так добр ко мне! Поэтому я решила, что… блин, глупость какая. Пожалуйста, скажи мне как есть! Скажи, что я все выдумала, скажи, что мне показалось и между нами ничего нет, потому что ты… ты такой красивый! А я не могу спать, Никит. Все время думаю о тебе.

Когда замолкаю, тишина для меня звучит громче собственного голоса. Я жду. Жду, а сердце отстукивает мгновения – тук-тук, тук-тук.

Никита отставляет ноутбук в сторону. Отталкивается от матраса, садится ближе. Не могу смотреть ему в лицо – сгораю от стыда.

– Красивый, значит? – звучит, будто издалека, потому что в ушах по-прежнему звон стоит.

Он улыбается? Не успеваю подумать, как Никита протягивает руки и подталкивает ближе к себе.

Два мелких шажочка, как бесконечный путь в бездну. Бездну тех чувств, что я испытываю к нему – они оказываются даже сильнее, чем я могла представить.

– Я тоже думаю о тебе, – слышу его слова.

Точнее, сначала вижу, как двигаются губы, и только потом доходит смысл.

– Но ты меня избегаешь! – вырывается возмущенное восклицание.

– Потому что стараюсь быть с тобой осторожным, – Никита отвечает совершенно невозмутимо.

Не нужно.

Я хочу сказать вслух, но это слишком. Запас смелости на исходе, слова застревают в горле. У Никиты на лбу появляется морщинка. Она не сулит ничего хорошего, тот явно что-то обдумывает. Я не хочу, чтобы убивал во мне последнюю надежду и впиваюсь в него умоляющим взглядом.

Никита вдруг касается моей спины и вдавливает пальцы в кожу, в его глазах мелькает удивление, смешанное с желанием. Теперь я узнаю это выражение, потому что сама испытываю похожие чувства. Они меня пугают немного, но стоит признать – без них мне еще страшнее.

– Рада, – произносит Горский с легким упреком и иронией.

А я в это время не смею даже дышать, боюсь, что он укажет на дверь. Очень боюсь. Поэтому, когда руки Никиты опускаются на мои бедра и порывисто притягивают к себе, из груди вырывается едва слышный стон облегчения.

Он мне улыбается. Неприкрыто. Тепло. Без подтекста, как сказал бы сам. От этой улыбки ликует каждая клеточка моего тела, а сердце бросается вскачь. Я кладу ладони ему на плечи и смотрю сверху вниз, ощущая незримое притяжение.

У него потрясающе выразительные глаза. В полумраке они не похожи на лед, скорее, в них играет серебро уличного света.

– Можно? – мне хочется его коснуться.

– Попробуй, – без сомнения издевается надо мной Горский, спрятав ухмылку в уголках губ.

Но сейчас не об этом. Я получаю доступ к Никите – вот, где рай. Касаюсь кончиками пальцев его щеки, аккуратно провожу вдоль скулы, покрытой острой щетиной. Меня переполняют эмоции: бросает в жар, подрагивают руки, дыхание сбивается. Эти новые ощущения отзываются во всех уголках души.

Я прикрываю глаза, потому что видела Никиту тысячу раз – даже во сне, а теперь хочу просто его почувствовать. Пока он разрешает, я сделаю все, о чем мечтала. Не спеша очерчиваю подбородок, трогаю губы. Никита слегка кусает меня, я смеюсь, но продолжаю – нос, брови, лоб. Запускаю пальцы в чуть отросшие волосы. Они немного жесткие на ощупь, наверное,