Стандарт возмездия - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неизвестный не сделал ни того ни другого. Более того, он сам пришел в дом Курбана. Без оружия и один. Это было не просто странно. Это было невероятно. Старик размышлял всю ночь, но не мог понять, что именно привело незнакомца в его дом. Если неизвестный действительно работал на милицию или службу безопасности, то почему он так отчаянно рискует? Старик уже много лет не встречал честных людей в правоохранительной системе суверенного государства.
Дело было не в том, что все прокуроры и милиционеры, таможенники и сотрудники службы безопасности в новых государствах были сплошь подлецами и негодяями.
Вовсе нет. Просто жизнь была трудной, все продавались и покупались. Все без исключения. А этот молодой человек должен был быть либо ангелом, либо дьяволом.
Ангелом, если он служил закону. Дьяволом, если служил золотому тельцу.
Когда неизвестный рассказал о сумме, на которую они хотят взять товар, Курбан несколько успокоился. Пять миллионов Долларов — фантастическая, невероятная сумма. За такие деньги можно было продать душу дьяволу и снова, рискнув, прийти вторично туда, откуда сбежал. Но поведение неизвестного пугало старика. С одной стороны, он ушел из его дома, не убив ни одного из охранников, а с другой — такая непонятная дикость. Никто Не просил его отрезать Касыму голову. Это было нечто такое, что не укладывалось в привычные рамки. И смерть Махмуда, который погиб от руки жалкого наркомана, тоже была непонятна.
Хотя внешне все было правильно. Курбан-ака приказал врачу извлечь пулю из тела Махмуда. Он был убежден, что его водителя не могли убить из этого непонятного ружья, которое оказалось у Касыма. Но врач подтвердил, что стреляли именно из ружья. Если бы Махмуда убили из пистолета, старик не стал бы договариваться и из-за пяти миллионов. Неизвестный получил бы пулю, и именно из этого пистолета. Но врач подтвердил невиновность гостя, и старику пришлось скрепя сердце согласиться. Тела обоих погибших увезли, а старик вспомнил о своем зарубежном друге, который мог достать такую партию груза.
В этот вечер он позвонил самому Зардани. Он никогда не звонил ему, лишь трижды встретившись за свою долгую жизнь. Но они работали вместе долго, очень долго, более двадцати лет. И никогда Курбан-ака не звонил ему первым. Но это был особый, исключительный случай. Зардани действительно заинтересовался. Более того, он даже обрадовался, узнав, что клиенты готовы расплатиться наличными через два дня. Он доверял Курбану, зная, что его слово является почти банковским векселем, лучшей гарантией от любого подвоха. Человек, который принимал груз, обязан был заплатить. Что бы ни случилось с грузом, что бы ни случилось с курьером, какие бы природные катаклизмы ни произошли с грузом, платить должен был тот, кто принял груз. Таков незыблемый закон наркомафии.
Никакие оправдания в расчет не принимались. Даже гарантии лучших страховых компаний и самых крупных банков были не столь надежны, как слово «барона». Так называли во всем мире руководителей крупных региональных синдикатов мафии. Давший слово обязан был его сдержать. Даже смерть «барона» не могла привести к неуплате платежей. Занявший его место другой «барон» обязан был выплачивать неустойку за своего предшественника. Система гарантий отрабатывалась годами, и сбоев быть не могло.
Зардани думал недолго. Он сразу принял решение.
— Пошли людей через два дня в Бухару, — предложил он, — получишь утром груз на пять и пять долларов, — так они называли миллионы, тысячи обычно называли просто цифрами, чтобы никто из слушающих их разговор не мог догадаться, — но сразу привезете туда все остальное.
— Понимаю, — ответил старик, — а нельзя все решить у нас?
— Нет, — строго ответил Зардани, — мы потом отправим его дальше. — «Все остальное» означало деньги. Оба собеседника говорили на фарси и прекрасно понимали друг друга.
— Я понял, — сказал старик, — куда ехать?
— Гаджи-Султан будет предупрежден. До свидания.
— До свидания, — положил трубку Курбан-ака.
На следующий день старик попросил привести к нему незнакомца. Тот жил в местной гостинице, и за ним следили сразу несколько человек, в том числе и дежурная в гостинице, которая докладывала обо всем, что происходило с этим странным молодым человеком. Он никуда не выходил и никому не звонил. Только один раз позвонил в Баку и разговаривал всего две минуты.
Неизвестный пришел с тем независимым и спокойным достоинством, которое так раздражало старика. Он не мог понять загадочную душу этого человека, отрубленная голова перечеркивала все его представления о людях.
— У меня есть новости для тебя, — сухо сообщил старик.
— Я слушаю, — кивнул незнакомец.
— Странное у тебя имя, — вспомнив, еще раз сказал старик, — странный ты человек. Непонятный.
— Вы хотите отменить наше соглашение?
— Нет. Все в порядке. Только груз находится не здесь. Когда прилетает твой друг?
— Завтра утром.
— Он прилетит с деньгами? Неизвестный усмехнулся. Потом спросил:
— Что я должен сказать?
Старик улыбнулся ему в ответ. Когда речь идет о таких больших деньгах, люди становятся осторожными. Это было нормально, и это порадовало его больше всего.
— Большие деньги, — осторожно сказал он, — очень большие.
— Поэтому я ничего и не говорю, — пожал плечами его гость, — вы скажите, куда привезти деньги, и мы их привезем.
— Конечно, — уважительно сказал Курбан-ака. Когда речь идет о таком заказе, нужно относиться к словам заказчика достаточно уважительно.
— Груз будете получать не здесь, — сказал наконец старик. Гость вежливо молчал. Хозяин сам должен решить, когда можно обо всем рассказать. На Востоке был свой этикет и свои правила беседы. Хозяин выждал долгую паузу. Гость не проявлял нетерпения.
— Послезавтра утром вам нужно быть в Бухаре, — сказал наконец старик, — Ибад встретит вас утром. Вы отдадите ему деньги и получите товар.
Гость вежливо кивнул головой. Главное уже было сказано, но нельзя было встать и уйти. Этикет требовал остаться еще некоторое время.
— Я всегда буду помнить о вашей мудрости, — сказал гость.
— Да, — кивнул старик, — а я буду помнить о тебе. Нужно признаться, что ты меня удивил. А в мои годы это бывает не так часто. Прощай. — Это был сигнал к окончанию разговора.
— До свидания, — вежливо сказал Рустам, прикладывая руку к сердцу.
Он вышел из дома с неприятным ощущением недоговоренности. Старик явно не хотел посылать его в Бухару. Но, очевидно, имел жесткое указание Зардани.
Если бы можно было прослушать разговоры в доме Курбана-ака или хотя бы установить у него микрофон. Но Рустам знал законы Востока. Здесь нельзя было рассчитывать на сотрудничество милиции или службы безопасности. Клановые, родственные интересы были выше интересов государства. Среди сотрудников милиции мог оказаться земляк или родственник Курбана-ака, и тогда вся операция немедленно провалилась бы. Уважение к представителю своего рода или земляку было абсолютным. Это не говоря о том, что мог оказаться просто непорядочный человек, который бы выдал всю операцию. Приходилось домысливать, о чем именно могли договориться самый крупный торговец наркотиками в Туркмении и самый крупный поставщик наркотиков в этом регионе.
Вечером, вернувшись в гостиницу, он позвонил в Баку. Георгий Чумбуридзе должен был вылететь завтра утром в Ашхабад. Конечно, денег у него не было, но в Бюро уже давно хранилось несколько сот тысяч неплохо сделанной американской валюты. Только очень внимательные эксперты могли установить подделку денег, но в данном случае это были единственные «американские доллары», которыми располагали сотрудники Бюро.
— Завтра не вылетай, — коротко сообщил Рустам, понимая, что его разговор могут прослушивать.
— Что-нибудь случилось? — встревожился Георгий.
— Нет. Просто послезавтра нужно быть в Бухаре.
— Я понял, — ответил Георгий. — У тебя все в порядке?
— Да. Встретимся в Бухаре. Я буду у мечети.
Георгий знал, о какой мечети говорит Рустам. Однажды они уже встречались там в прошлом году, когда приезжали в Узбекистан с полуофициальной командировкой. В среднеазиатских республиках с их авторитарными режимами было достаточно тяжело работать. В столицах этих государств не любили визитеров из Москвы, даже если это были представители международных организаций.
В Узбекистане еще не забыли громкого «узбекского дела», которое так нагло и бесцеремонно проводили московские следователи. Дело было не в том, что существовала круговая клановая порука и практически любого чиновника можно было обвинить коррупции. Дело было в самом факте такого беспрецедентного обвинения, когда в результате работы следственной группы практически все руководство республики должно было оказаться на скамье подсудимых. При этом ретивые служители закона часто преступали грань самого закона и в силу собственной заинтересованности занимались откровенной подтасовкой данных.