Возвращение в Терпилов - Михаил Борисович Поляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перечень же тех, кто мог желать смерти Обухова, достиг у меня к концу второй недели двадцати семи человек. И чем больше я изучал его дело, тем длиннее он становился. Для расширения своего огромного бизнеса судья не брезговал ничем. Когда вопрос не удавалось уладить относительно мирным путём, в дело шло прямое насилие – одних рейдерских захватов я насчитал не менее восьми случаев. В своих целях он активно использовал службу судебных приставов – мордовороты, похожие на тех, что напали на старика Сотникова, встречались и в описаниях других его проделок. Количество набранного материала подавляло меня, и я терялся, не зная, за что взяться в начале. В отчаянии я пытался разделить недоброжелателей судьи по классам и категориям – по силе нанесённой обиды, по влиятельности потерпевшего, по возможной близости к редакции «Терпиловки», по общественному резонансу конкретных дел, и так далее, но стройной схемы всё же не получалось. Только я начинал замечать в своих записях какие‑то законченность и логичность, как в деле обнаруживались новые факты, противоречащие прежним, и все расчёты шли прахом.
Я готовился ко второму этапу расследования. Теперь мне предстояло заняться кропотливой работой. Надо было пройтись по известным данным с частым гребнем, под микроскопом рассмотреть каждую подробность, каждую деталь дела, отыскивая упущенные при первом, поверхностном взгляде факты. Я составил перечень свидетелей, с которыми собирался поговорить в первую очередь и подготовил список вопросов к ним, поднял публикации местной прессы об убитых, принялся за подробное изучение городской политической активности… Как это ни цинично, но, занимаясь всем этим, я втайне ждал третьего убийства. Вдруг на этот раз заговорщики оставят следы, которые если не изобличат их, то хотя бы помогут понять их логику, увяжут преступления друг с другом?..
Моим исследованиям мешала лишь занятость в редакции. Проведя в «Терпиловке» две недели, я понял, что напрасно считал свою должность синекурой. Почти не проходило дня, чтобы мне не дали нового поручения – съездить туда, зайти сюда, взять интервью у этого и комментарий у того. Большинство заданий легко можно было выполнить по телефону, не вставая с места, но Стопоров считал необходимым посылать корреспондента на любой чих, особенно если информационный повод предполагал присутствие кого‑нибудь из городских чиновников. Милинкевич однажды недовольно обмолвился, что над главным редактором довлеют номенклатурные привычки советского времени, когда к начальнику было принято являться лично, поскольку звонить ему считалось дурным тоном. Два раза нас с Сашей и Францевым даже отсылали в Москву. Сначала на какую‑то незначительную сельскохозяйственную выставку, где была скудно представлена терпиловская продукция, а потом – на пресс‑конференцию, посвящённую развитию Подмосковья, где, впрочем, о нашем городе не было произнесено ни слова. Конечно, поговорив со Стопоровым, я мог бы навсегда избавиться от этих утомительных разъездов, но тогда у вероятного преступника появился бы повод для подозрений. И вот, проклиная всё на свете, я снова и снова откладывал насущные дела в долгий ящик, усаживался с Сашей в старенький редакционный «Мерседес» и направлялся по очередному поручению – на открытие нового магазина, на заседание горсовета, посвящённое празднованию Масленицы, или на интервью с начальником какого‑нибудь Горзеленхозстроя, способного без передышки три часа к ряду рассуждать о высадке клумб и стрижке кустов. Впрочем, одна такая поездка вознаградила меня за все прежние трудности…
В пятницу утром Милинкевич надолго задержался в кабинете у главного редактора, а, вернувшись, сделал объявление.
– Ребята, Николай Алексеевич дал нам поручение, – сказал он, садясь за стол и кладя перед собой лист, исписанный косым мелким почерком Стопорова. – Завтра нужно будет в небольшую командировку съездить.
– Куда ещё? – недовольно буркнул Францев, не оборачиваясь от компьютера.
– Это больше по Сашиной части, – улыбнулся Милинкевич. – Есть неподалёку от нас деревенька одна – Маврино. И вот некая московская компания – «Русский картофель», – Вы, кстати, Игорь, не слышали о такой? – повернулся он ко мне. Я отрицательно мотнул головой. – Ну не важно. В общем, скупили они путём всяких махинаций у местных жителей землю, ну а теперь то ли гонят их из домов, то ли на колхозное имущество зарятся. Наша задача – высадить в деревне журналистский десант, разузнать всё об этой истории, ну и помочь людям, чем сможем.
– Это Стопоров распорядился? – недоверчиво нахмурился Саша.
– Именно, – бодро кивнул Милинкевич.
– А ехать когда?
– Завтра с утра. Там сельский сход как раз собирается, и на него ждут представителей этого… – Милинкевич глянул в лист, – … «Русского картофеля». Вот вы со обеими сторонами конфликта и пообщаетесь.
– А почему это «вы», а не «мы»? – недовольно повёл плечами доселе молчавший Францев. – Вы что, не поедете с нами?
– Ну а в редакции кто останется, Борь? – развел руками Милинкевич. – Пятничный номер нужно же кому-то сдавать.
– А нам в эту глухомань переться. Спасибо, блин, большое!
– Главный редактор распорядился, вопросы к нему, – пожал плечами Милинкевич. – Есть ещё какие-то жалобы, предложения?
Все промолчали.
– Ну всё тогда, готовьтесь к завтрашнему дню.
Новость о поездке я выслушал без особой радости. Моё дело итак не двигается с места, а тут ещё эта новая задержка… Однако в кафе, за обедом, я открыл в телефоне электронную карту, интересуясь расстоянием от города до злополучной деревни и информация, выданная компьютером, повергла меня в радостный ступор. Маврино находилось на берегу Качаевского водохранилища – того самого, возле которого располагалась вилла убитого олигарха Пахомова! Более того от деревни до места преступления оказалось всего полтора километра!
Досадная неприятность обернулась невероятной удачей: теперь я мог, не привлекая внимания, съездить к апрелевскому дому. Спокойно, без лишней суеты, осмотреть его, а затем расспросить об убитом Пахомове у местных. Совсем замечательно было бы оказаться там с Францевым и Сашей. Во‑первых, можно устроить им негласную очную ставку с деревенскими. Ведь вряд ли заговорщики вломились в пахомовский замок наугад. Планируя убийство, они должны были некоторое время понаблюдать за работой охраны, изучить местность и наметить пути проникновения на виллу. Делается это не в одну минуту, так что молодые люди вполне могли примелькаться в деревне. Во‑вторых же мне представлялась прекрасная возможность со стороны понаблюдать за реакцией наших подозреваемых на пахомовское жилище. Это старый трюк: криминалистике давно известно, что убийца эмоционально привязывается к месту преступления. По какой-то причине его неодолимо тянет туда, он зачем‑то раз за разом стремится заново пережить чувства, испытанные во время убийства, даже если в спокойной обстановке вспоминает о них
