Золотой раб - Пол Андерсон

Он плотнее завернулся в плащ и подумал о золотых и алых цветах осени в Ютландии. Почему три галльских племени почти двести лет назад покинули такую страну и перебрались сюда?

Но они это сделали, покорили каппадокийцев и фригийцев и создали новое государство на берегах реки Галис. Они, как всегда, оставили местные фермы и торговлю, только брали налоги и часть урожая. Захватчики разбились на три племени в разных частях страны, каждое племя разделилось на четыре кантона, каждый со своим вождем и судьей; считалось, что большой совет правит всеми племенами. Митрадат как-то заметил, что это большой подвиг: так старательно соединить худшие черты монархии и республики. Галлы сторонились городов, держались укрепленных деревень у замков своих вождей. Здесь они практиковали военное искусство, слушали своих бардов и друидов и в сущности оставались печальными фрагментами севера.

– Может, Силы были все-таки не так уж неласковы к нам, – сказал Эодан. – Кимврам было бы хуже, если бы они победили римлян.

Тьёрр удивленно покачал головой.

– Ты странный человек, диса, – сказал он. – Половину того, что ты говоришь в эти дни, я не понимаю.

Они ехали на юг по ветреному плоскогорью. В нескольких милях впереди расположилась понтийская армия; там Митрадат готовился к маршу домой. Копейщики, ехавшие вслед за Эоданом и Тьёрром, принадлежали к отряду, отправленному за заложниками, которые обеспечат хорошее поведение фригийцев в Анкире и их хозяев тектосагов. Эодан считал это поручение, хотя и не очень значительное, знаком царской милости. Он также был доволен тем, что греческий язык, который он изучал, когда позволяли обстоятельства, теперь вполне может ему служить. Невозможно жить в Азии, не зная ее второго универсального языка.

Тьёрр довольно посматривал на свою одежду. Как и кимвр, он был в мундире персидского кавалерийского офицера, но добавил к этому несколько золотых браслетов.

– Хорошая была война, – сказал он. – Мы видели новые земли и новые народы, немного повоевали – ха, помнишь, как мы напали на них у реки, загнали в воду и там сражались? А замки, которые мы захватывали, набиты добром!

– Я их видел, – коротко ответил Эоден.

Он не понимал, почему у него такое дурное настроение. Поистине кампания была отличная, и он узнал больше о войне и руководстве, чем за всю жизнь, в основном просто наблюдя за Митрадатом, благородным вождем, за которым можно следовать, и хорошим веселым товарищем, с которым хорошо разговаривать. Битвы проходили хорошо, можно было на несколько лязгающих часов забыть незабываемое, сражаться и преследовать, пока тектосаги не сдались, приняли все условия и выплатили контрибуцию. Он сам, Эодан, взял столько добычи, что сейчас без труда мог оплачивать дорогие потребности двора в Синопе; теперь его звезда может следовать за звездой Митрадата, пока они обе не осветят все небо Востока.

Тем не менее на душе его была зима, и он ехал к своему царю без радости.

Тьёрр энергично продолжал:

– Лучше всего то, что нам не придется провести здесь зиму. Назад в Синоп! Или в Трапезус? Вот это город! Помнишь, как мы там останавливались? Было разумно пройти вначале на восток, войти в Галатию через уже покоренных трокмов [Трокмы – кельтское племя, переселившееся в Галатию. – Прим. пер.], потому что Рим ревниво следит за тяжелым шагом независимой Пафлагонии, что расположена между Синопом и Анкирой.

Эодан криво улыбнулся.

– Я помню, как ты для одного себя нанял целый бордель.

– Да, и пригласил своих друзей, конечно. Жаль, что тем вечером царь пожелал говорить с тобой о географии, или астрономии, или еще о чем вы с ним говорили. Но мы еще тут и там находили неплохих девиц, не правда ли? – Тьёрр вздохнул, вспоминая. – Ах, Саталу! Такая сладкая и упругая, как стог свежескошенного клевера. Ничего плохого не могу сказать о своей наложнице в Синопе, хотя для разнообразия можно еще прикупить одну-две. – Он потер молот, висевший на боку. – Говорю тебе, в этом старом молоте моя удача. Может даже, в нем что-то от молнии.

Эодан думал о прошлом. Возможно, его дурные предчувствия – всего лишь воспоминания, теперь он не так занят и может подумать о том, как пленных жителей Галатии ведут на рынки рабов Понта.

Или все дело в одиночестве. Фрина не понимает – может, ни одна женщина не способна понять, – как безжалостная сила Быка заставляет мужчину переходить от одной женщины к другой, чтобы он смог потом уснуть, когда единственная, которая была ему по-настоящему нужна, превратилась в маленькую горящую звезду в ветреном море. Фрина холодно избегала его. В суете подготовки армии к походу он не нашел времени, чтобы найти ее и вернуть дружбу, которой ему не хватало; в восточном дворце мало возможностей для уединения; он удовлетворялся тем, что у нее хорошее положение и ей хорошо платят.

Если бы я умел писать, думал он, мои слова за эти месяцы достигли бы ее. Но я не владею этим великим волшебством и могу только приносить жертвы, надеясь, что боги пошлют ей сон обо мне.

Он обращался ко многим могучим богам: химмерландскому Быку, который одновременно каким-то образом был Луной и Солнцем, и к Герте, Матери Земли, которую здесь называют Кибелой; даже к Юпитеру и громовой змее с раздвоенным языком, к которой взывал Тьёрр. Он отдавал бы предпочтение Митре, потому что он верховный бог Пунта, но царь объяснил ему, что обращаться к Митре запрещено тем, кто не посвящен в его таинства. А потом Митрадат сказал:

– Но зимой, когда мы вернемся домой, тебя могут посвятить, и я сам выступлю твоим поручителем. Потому что у нас одинаковые сердца, Эодан.

Кимвр готов был идти под знаменами Митрадата, который был не только сильным, но и внимательным и утешающим. Благодаря милости Ахурамазды Благого царь родился у девственницы, и все его последователи будут после смерти жить на небе; это казалось лучшей участью, чем неслышные тени греков. Может быть, Митра даже приведет назад Викку из северного ветра, хотя Эодан не очень на это надеялся. День рождения бога посредине зимы – веселый праздник; все пируют и обмениваются дарами. Когда-нибудь, когда злой Ариман начнет свое последнее наступление, все воины Митры, которые были его гостями на небе, вместе с ним выедут на битву.

Иногда Эодан думал что Северу может пригодиться такой бог, более человечный, чем темные, почти бесформенные Силы земли и неба. Но он не был уверен, что когда-нибудь вернется на Север.

– Вот он! Въедем, как всадники?

Очнувшись от задумчивости, Эодан посмотрел вперед. Не очень далеко впереди виднелся лагерь.

– Действительно, – ответил