Вор (ЛП) - Мерседес Сильвия

Она была храброй. Очень храброй. Слишком храброй для ее блага.

Соран стиснул зубы, подавляя ругательство. Сколько раз он почти убеждал себя прогнать ее, изменить план и не подвергать ее опасности? Почему она рисковала жизнью? Он должен был остановить это. Даже сейчас он мог. Должен был.

Какая разница, убьет ли единорог виверн одну за другой, а потом нападет на него? Какая разница, выживет ли он после этого?

Он знал ответ. Он должен был жить. Должен был сохранять разум, хоть и с трудом, и жить. Все зависело от этого. От него.

Если для этого нужно было использовать невинную деву, так тому и быть.

— Почему она не поет? — пробормотал он, щурясь, глядя на нее. Она сидела пару мгновений беззвучно. Она забыла?

Соран привстал, бросил шишку и попал по ее ноге. Девушка вздрогнула, глаза округлились от страха, когда она повернулась к нему. Увидев его лицо среди ветвей, она расслабилась, но раздраженно нахмурилась.

— Что? — шепнула она.

— Пойте! — почти беззвучно ответил он, указав пальцем на свое горло.

Она нахмурилась, кивнула и повернула лицо к берегу, скрытому за юными деревьями. Ее ладони сжали юбку на коленях, пару вдохов она не издавала ни звука, а потом открыла рот и…

— Ой, историю расскажу, расскажу я честную,

Жизнь моя весела, когда выпью я!

Соран рассмеялся.

— Что это такое?

Он не такое ожидал. Она пела нескладную песнь из таверны с переливами акцента, слова сливались так, что было сложно узнать язык.

— Работаем шесть дней в неделю, и каждый может быть последним,

Мы закончили смену, и скорее сюда!

Мы живем на куриных костях, если находим куриц,

Но похлебка на воде — уже неплохая еда!

Он прижал ладони к ушам, а потом вскочил на ноги. Соран бросил вторую шишку, попал по ее голове.

— Ай! — она замолкла на полуслове и хмуро посмотрела на него. — За что?

- Нет, — ответил он и покрутил пальцем у уха. — Что это было?

— О чем вы?

— Тот звук, который вы производите! Я думал, вы умеете петь.

Она помрачнела.

— Я пою.

— Это не пение. Это дальше всего от пения, чем все, что я слышал в жизни.

— Я и не говорила, что пою красиво, да? — она всплеснула руками и стала формировать неприличный жест, но передумала и просто скрестила руки. — Я — девица. Я пою. Этого хватит, чтобы вызвать единорога?

Он скрипнул зубами, подавляя несколько слов, подступивших к губам. Она была права. Единорогу важно качество песни или голоса? Магия должна быть одинаковой.

— Ладно, — прорычал он, поднял капюшон. — Пойте, мисс Бек. Но, ради всего святого, что-нибудь другое. Что-то спокойнее.

Она закатила глаза и отвернулась от него. Он скрылся за кустами, и она запела снова. Ее голос стал ниже, мелодия была не такой лихой, и она точнее исполняла ноты. Было все еще не мило. Но ее неровный голос и песня, которую она выбрала, чем-то даже привлекали.

— Старушку Перриган отправили на день к столбу позора,

Побила мужа, и за то должна платить,

Мы споем для нее, собравшись у столба позора,

А потом сходим за его здоровье выпить.

Соран уткнулся головой в ладони, провел пальцами по волосам, сдвигая при этом капюшон. Что он ожидал? Девушка была милой, но она не вела себя изящно, как леди высокого происхождения, среди которых он когда-то бывал.

Она не была… не была Хеленией…

Песня закончилась. Девушка закашлялась. Из-за веток Соран смотрел, как она устроилась удобнее на корне, покрытом мхом, а потом запела снова. Ее горло уже устало. Она не привыкла долго петь. Хватит ли этого? В ее голосе была магия, хоть и слабая. Искра заклинания в его глазах видела тусклую ауру вокруг девушки, такую слабую, что он пропустил бы ее, если бы не знал, что выглядывал. Этого хватит, чтобы привлечь единорога? Отвлечь его от сильного заклинания в земле вокруг девушки? Это…

Что-то отвлекло его. То, что он не мог определить и игнорировать. Сильный сдвиг в атмосфере вызвал дрожь в его костях.

Соран сел прямее. Двигаясь осторожно, он раздвинул колючие ветки немного, чтобы видеть лучше.

Единорог приближался.

Сильная волна магии поднялась среди деревьев. Песнь единорога звучала в ответ голосу девицы. Соран не слышал ее. Песнь была не для него. Но он ощущал ее силу в земле и траве. Его зрение затуманилось по краям, и, когда он моргнул, он увидел вспышки неба в звездах, облака и свет, глубину и красоту.

Он покачал головой и открыл глаза. Он не мог позволить себе попасться в заклинание единорога. Зверь явно поел еще после их встречи вчера, потому что его магия стала опасно сильной. Его голос был как яд в воздухе.

Девушка стояла в центре ловушки под ольхой. Судя по ее пристальному взгляду, она видела приближающегося единорога. Она слышала ту песню, чарующую песню. Она была ошеломлена. Ее кожа сияла в ответ на магию, тянущуюся к ней.

Она знала? Помнила, кем была, что собиралась тут делать?

Соран медленно встал. Одной рукой он держал открытую книжку заклинаний. Он не осмеливался читать заклинание до последнего мига, ведь вспышка магии точно привлечет внимание единорога к нему.

— Ну же, — шептал он. — Мисс Бек, ведите его к себе.

Словно в ответ на его слова, девушка усилила пение, сделала голос громче. Чары единорога влияли на нее, смешивались с ее песней, превращая ее смертный голос в нечто прекрасное, поразительное. Слова стали не важны, остался чистый звук, золотая гармония, которая пронзала сердце.

Она не собиралась двигаться.

Соран потрясенно смотрел, парализованный от осознания. Девушку поймали чары единорога. Она собиралась пустить его к себе, и она не успеет убежать из ловушки. Единорог активирует магию, и они оба будут пойманы.

Тогда он порвет ее на кусочки.

Как близко он был? Соран не знал точно, мог лишь оценить по песне, льющейся из ее рта, по ряби силы в пустом воздухе. Единорог был близко. У него были мгновения, может, лишь одна секунда на решение, чтобы рискнуть всем.

Соран вскочил и замахал руками.

— Эй! Сюда! Сюда, однорогий монстр!

Песня девушки оборвалась.

Она закашлялась, отшатнулась на шаг. Ее волосы упали на лицо, но она отбросила их, повернулась к нему, глаза все еще были ошеломленными от сияния чар. А потом она моргнула, встряхнулась, и ее лицо прояснилось.

Ее глаза расширились.

— Бегите! — завизжала она.

* * *

Это было так красиво. Красивее, чем она помнила, чем она представляла.

Единорог вышел из леса на поляну с ольхой, и вся душа Ниллы взлетела от вида. Он был таким большим и красивым! В этот раз он не казался маленьким и изящным, как до этого. Он был большим, размером с боевого коня. Но каждое его движение было идеально грациозным, размеренным. Его роскошная грива блестела, белые пряди переливались, пряди трепал ветерок, и шрамы в крови на белом боку отражали свет солнца, как отполированное серебро с бриллиантами.

Нилла посмотрела на существо, и ее разум взорвался с болью вопросом. Почему? Почему кто-то хотел навредить такой идеальной красоте? Почему кто-то не хотел отдать жизнь, конечность, душу, все этому чудесному существу?

Где-то в ее разуме что-то извивалось и кричало:

«Дура, он тебя очаровывает! Он поймал тебя чарами, и ты просто стоишь и позволяешь ему идти к тебе, чтобы убить!».

Но тот голос она не слушала. Это была старая Нилла, которая не понимала силу и величие единорога.

Нилла подняла ладонь, протянула руку, манила единорога ближе. Он сделал шаг, и мир вокруг пропал за тенью, стал нереальным, по сравнению с сияющей аурой той души. Едва понимая, что делала, Нилла повысила голос, запела громче. Это была еще одна песня из таверны, которую она выучила темной ночью в переулке Драггс. Но она изменялась, слетая с ее языка, сливаясь с песнью единорога в гармонии, которая заставляла ее сердце стучать быстрее, пытаясь вылететь из ее груди.

Глаза единорога пылали, как две яркие луны, жидкие и бездонные, полные обещаний и гибели. Единорог приблизился и опустил голову, его рог сверкал. Нилла видела опасное острие, отчасти не понимала, как он отрос поле того, как сломался вчера. Но это была не настоящая мысль. Просто неприятное гудение голоса на задворках разума.