Слуга Божий - Яцек Пекара

— Господин граф, — ответила она.

— Какой граф? — я вздохнул.

— Граф де Родимонд, — она прикусила язык, чтобы вспомнить.

Я никогда в жизни не слышал такой фамилии, но в этом не было ничего удивительного. Император в последние годы присваивал графские титулы так часто, будто доставал их из шляпы. И сейчас почти каждый владелец замка да пары деревень уже назывался графом, либо лордом, либо даже герцогом. Я сам знавал герцогов, у которых не было денег, даже чтоб купить дров на зиму, но зато они с воодушевлением рассуждали о родовых взаимосвязях и благородном происхождении, хотя дочек с удовольствием выдавали за зажиточных мещан, при условии, что те в должной мере подмазывали золотом. Итак, наверняка, де Радимонд принадлежал к людям именно такого сорта.

— Знаешь, где его замок? — спросил я.

— Отсюда день пути, — сказала она немного погодя — Надо идти вдоль реки.

— Хорошо, — ответил я. — Договоримся так, Элисса. Как только покажешь нам деревню и расскажешь о нападении, мы поедем в замок твоего господина, поскольку он должен узнать о том, что случилось на его землях. И я попрошу, чтобы он нашёл для тебя работу и крышу над головой в замке. Хорошо?

— Ох, спасибо тебе, господин, — воскликнула она с искренней радостью в голосе и прижала мою руку к губам.

Я улыбнулся, ибо люблю людей, способных выказывать благодарность. Погладил её по растрёпанным волосам.

— Тогда поехали, — приказал я и встал с места.

До деревни Элиссы мы добрались одним духом. Поселенье лежало у широкой части реки и было типичным для имперского пограничья — территорий не слишком безопасных, слабо заселённых, а зимой навещаемых ордами голодных волков, или, что хуже, оголодавшими медведями (если кто-то был настолько глупым, чтобы будить их от зимней спячки). Дома были крепко построены, сложены из мощных брёвен. Строители вырезали только лишь небольшие оконные проёмы и равно малые дверные проёмы. Видно было, что каждый из этих домов приспособлен к тому, чтобы жители могли без труда защититься от неожиданного налётчика. Как же это отличалось от хаток из дернины и глины, так частых в безопасных окрестностях Хеза, где зимы были мягкими, а епископская Разбойная Стража шеей карала каждого, кто был скор на изнасилования или грабежи.

Трупы лежали повсюду. У колодца и на порогах жилищ. Кто-то пытался убегать к реке и теперь лежал на мелководье, с выпученными, омываемыми волнами глазами. Кто-то другой, видимо, сопротивлялся, поскольку в его руке всё ещё была окровавленная двухлезвийная секира. Ему это ничем не помогло. Две женщины лежали, свернувшись клубком, как брошенное тряпьё, и я видел, что они до последнего пытались защитить детей. Один ребёнок был с оторванной от тела головой, другой прижался к обрубленному плечу матери, а череп ему разбили сильным ударом. Таким мощным, что череп этот был лишь кроваво-красным студнем с торчащими осколками костей и серыми сгустками растёкшегося мозга.

Я многое повидал в жизни. Видел людей, умирающих в пыточных камерах, и людей, зажариваемых на кострах, вдыхающих вонь собственного горелого жира. Видел опустошённые и сожженные деревни. Видел, как карают бунтовщиков и их семьи. Видел изнасилования и резню. Но это зрелище отличалось от всего. Потому что эта бойня не имела смысла. С женщин и мужчин не сорвали ни одежду, ни украшения. Не забрали оружия или инструментов. Я не видел следов изнасилования, допросов иль пыток. Всё указывало на то, что толпа налётчиков ворвалась в деревню и убила жителей лишь ради самого удовольствия от убийства. Им ничего не было нужно из того, что имели эти люди. Также это не было способом наказания их за какие-то провинности. Ведь бунтовщиков наказывают иным способом. Меня удивило лишь одно. Почему тела, на которые мы натолкнулись в лесу, были раздеты, а здесь все трупы оставались в одежде? А может на мужчину и женщину в лесу напали, когда они нагими предавались плотским удовольствиям? И потому мы не нашли одежду? Так или иначе, нападающие не были волколаками. Волколаки никогда не используют оружия. Их убеждённость в том, что они дикие звери, не позволила бы им воспользоваться палкой, секирой или копьём. А на телах убитых я ясно видел колотые, резаные и ушибленные раны.

— Эсса. — Девушка, едущая на моём коне, показала пальцем на женщину, чью голову разбили об облицовку колодца. — Моя подруга. — Она всхлипнула и вытерла нос рукой. — Должна была выйти замуж…

Я сошёл с коня и подал ей руку. Она, было, заколебалась, но потом соскочила. Я видел, что она старается отводить взгляд от трупов.

— Осмотрите тут всё, — приказал я парням. — И докладывайте мне о всякой странной вещи, которую заметите.

— Тут всё странное, — пробормотал Смертух.

Я толкнул дверь одного из домов и заглянул внутрь. В помещении было пусто, только на очаге лежал перевёрнутый котелок. Я кивнул Элиссе.

— Останься здесь, — приказал я. — А я осмотрюсь по деревне.

— Вы вернётесь за мной, господин? Правда? Вернётесь? — забормотала она со страхом.

— Элисса. — Я взял её за руку. — Конечно, вернусь. Тут тебе уже ничего не грозит. Сядь и жди меня.

Я вышел наружу и тщательно закрыл за собой дверь. Я не думал, чтобы нам сейчас что-либо угрожало, но девушка была единственным свидетелем преступления. И, возможно, в случае чего, опознает нападающих. И тогда придёт время Мордимера и его смиренно задаваемых вопросов. Но проясним себе один вопрос, любезные мои. Мордимер Маддердин — лицензированный инквизитор епископа Хез-хезрона — не рыцарь на белом коне, заступник угнетённых и бич преступников. Мир живёт по своим законам, один из которых гласит, что слабые всегда становятся добычей сильных. Поэтому я бы особо не беспокоился, если бы речь шла о банде мародёров или головорезов, рыскающих по деревням и собирающих отступные, либо забавляющихся с местными девками. Но здесь дело выглядело более серьёзным, и я задумался, а не замешаны ли здесь колдовство или поклонение какому-нибудь варварскому культу.

Я подошёл к Смертуху, который, присев на корточки, внимательно осматривал тело старого мужчины с раскроенным надвое черепом.

— Слышал когда-нибудь о чём-то подобном? — спросил я.

У Смертуха замечательная память. Может он не слишком умный, но способен привести дословно разговоры годичной давности, а все сплетни и слухи устроили себе в его голове уютную кладовую.

— Нет, Мордимер, — он поднял на меня взгляд, — Ни о чём, что напоминало бы эту деревню.

— Ритуальные убийства? Культ насилия и войны? Жертвенный каннибализм? — подсказал я, не слишком веря в собственные слова.