Научиться быть ведьмой - Ольга Обская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это Вы донесли на меня Большому Совету, что я применил магию?
— Без обид. Во-первых, на тот момент я подозревал, что ты можешь иметь отношение к злоумышленникам, и мне нужно было, чтобы Совет тебя проверил. Во-вторых, согласись, это было непрофессионально. Так тупо выдать себя! Хорошо ещё, что мне. Невозможно охранять объект, если испытываешь к нему чувства. Вас разве в Академии Охраны этому не учили?
— Я закончил другой ВУЗ. Моя задача не только обеспечение безопасности Вероники. Я должен понять, почему ей угрожает опасность.
— У нас с тобой похожие задачи. Наверно, поэтому Совет не рассказал нам друг о друге. Он хотел, чтобы мы работали не в команде, а параллельно. Совет осторожничает. Они нас проверяли. Они боятся, что кто-то из нас может оказаться двойным агентом. А тут ещё ты постарался с котёнком.
— Но Вы, Пётр Иванович, тоже повели себя не совсем профессионально. Зачем было провоцировать Веронику на взлом? Этим Вы подвергли её опасности.
— Не забывай, моё задание не включает в себя охрану девушки. Только понять, почему она — ключ, и что этим ключом можно открыть.
— Разве не очевидно, что это как-то связано с информацией, хранившейся в Вашем сейфе?
— Разумеется. Поэтому я и хотел, чтобы именно Вероника ближе всего находилась к нему, когда он будет вскрыт.
— Расскажите детальней.
— 16-ого декабря ко мне подошёл Валентин Семёнович и сказал, что ему известно о готовящемся преступлении — кто-то собирается ночью вскрыть сейф.
— Интересно, откуда наш любитель пенсне получил такую информацию?
— Этот старый лис очень хитёр. У него многолетние связи в самых разных кругах, на него работает сеть осведомителей. Студенты считают его дряхлым злобным занудой, кажется, даже кличку придумали соответствующую — Кощей, но он не так прост, как можно подумать. Возраст сделал Валентина Семёновича не только ворчливым, но и проницательным.
— То есть Вы сразу всерьёз восприняли его сигнал?
— Да. У меня не было повода сомневаться в словах профессора. Сначала я решил просто усилить меры безопасности, но потом мне пришло в голову решение поизящней. Во-первых, я распорядился, чтобы в кабинете установили камеры видеонаблюдения. Взломщики вряд ли почувствуют наличие в моих владениях электроники, а вот, если бы я сам остался, даже наложив на себя методику оптического камуфляжа, они меня могли бы вычислить. Второй идеей было спровоцировать Веронику на проникновение. Так как на это у меня оставалось всего пару часов, ничего лучше, как привлечь известного любителя пари для этой цели, мне в голову не пришло.
— Но зачем нужно было присутствие Вероники в Вашем кабинете тогда, когда туда должны были проникнуть похитители?
— Это был эксперимент. За полтора года своих наблюдений за Вероникой я отчаялся понять, что в девушке есть такого особенного, и как эти особенности разбудить. А тут тебе сразу и похитители, и взлом сейфа, и информация, которая хоть и является искажённым дублем, но всё же имеет отношение к артефакту. Я подумал, такая гремучая смесь подтолкнёт развитие в девушке процессов, которые все уже устали ждать.
— Но ведь был риск, что информация из сейфа попадёт не в память Вероники, а в память злоумышленников, что в итоге и произошло.
— Ты, наверно, уже в курсе, что информация на самом деле не представляет особой ценности. Это искажённый дубль. С помощью него нельзя оживить Большой Бубен. Так что риск возможной потери информации с лихвой окупался шансом узнать личности похитителей, благодаря камерам видеонаблюдения. И, как ты сам понимаешь, этот ход был согласован с Советом.
— Понятно. Так что же зафиксировали камеры видеонаблюдения?
— Они зафиксировали похождения Вероники во всех подробностях, но больше на записи никого не было. А ведь электроника фиксирует все предметы, даже те, на которые наложена методика оптического камуфляжа.
— Значит, запись подтёрли?
— Это было одно из моих предположений. Другое — что Вероника была в кабинете таки одна. И информация — у неё. Я вызвал девушку к себе.
— И устроили игру в злого и доброго полицейского?
— Ну да. Неплохо я придумал, как заезженную полицейскую практику слегка видоизменить?
— Да, креативно подошли. Студенты перед Вашими парами даже ставки делают, в каком состоянии Вы будете читать лекцию: в супер-злом или супер-добром.
Ректор самодовольно улыбнулся, и продолжил:
— Так вот, когда мой допрос с пристрастием не увенчался успехом, я убедился, что Вероника ни малейшего представления не имеет о пропавшей информации, и стал разрабатывать другие версии.
— И кто же теперь числится в Вашем списке подозреваемых?
Ректор назвал две фамилии. И Никита с удивлением обнаружил, что их с Петром Ивановичем списки совпали только частично.
Мероприятие, организованное в Стекляшке совместными усилиями Леночки и Егора, получилось весёлым и затянулось недолго. Поэтому, когда Никита оказался наконец в своей комнате, было уже довольно поздно.
Парень сделал себе крепкий кофе и приступил к работе. За последнюю неделю недосыпа накопилась усталость, но позволить себе роскошь выспаться сегодняшней ночью он опять не мог. Чутьё подсказывало, что тучи начали стремительно сгущаться над головой его подопечной и скоро может разразиться страшная гроза, но от кого конкретно исходит угроза Никита так пока и не понял.
Проверив почту, парень обнаружил письмо от отца. Оно вызвало на его лице лёгкую ухмылку — что там: обещанная информация о родственниках Вероники или очередная порция нравоучений о том, что Никите делать со своими чувствами? В общем-то, что с ними делать парень уже решил и без отцовской подсказки.
Половину вчерашней ночи Никита пытался применить какую-нибудь отворотную методику, как того требовал строгий родитель, хотя сам необходимости в ней не видел. Он не считал, что его чувства по отношению к Веронике зашли настолько далеко. Конечно, девушка ему нравится, она его заводит, пожалуй даже, он слегка увлечён, но можно ли назвать всё это влюблённостью? Для Никиты был очевиден отрицательный ответ на этот вопрос. Но безуспешные попытки найти в Веронике, хоть одну черту, которая бы ему не нравилась, да и вообще сами мысли о девушке, всё время заходившие куда-то не туда, заставили его осознать, что отец прав — Никита влюблён.
Весь день парень пытался понять, что с этим делать. Подавить в себе эмоции силой воли, как он не старался, не получилось, поэтому оставалось только применять магию. Но случай в кладовке заставил Никиту понять, что идея с отворотной методикой по отношению к Веронике бессмысленна. Даже если бы парень выпил какого зелья, его магического действия надолго бы не хватило, Никита снова влюбился бы в свою подопечную, как только заглянул в её глаза, как только прикоснулся к её бархатной коже, как только с её губ слетела очередная иронично-саркастичная фраза, как только она подразнила бы его очередным пари, как только она выкинула бы свою очередную дерзкую выходку. Чтобы не быть влюблённым в эту отчаянную девчонку, ему пришлось бы травить себя лошадиными дозами зелья каждые полчаса. И это открытие наводило на мысль, что возможно отец прав — Никита может провалить задание, не совладав с собой.
Но неожиданно в том самом чулане парень понял ещё одну вещь. Близость Вероники кружила голову, было мучительно приятно ощущать всем телом её тепло, сознание заполнили сумасшедшие мысли… но стоило вошедшим в Синий Кабинет профессорам заговорить про Веронику, как Никита в момент протрезвел и насторожился. Включилась логика, и парень ощутил, что владеет ситуацией. Даже вплотную прижатая к нему подопечная, не помешала трезвому анализу, а, значит, он сможет совмещать несовместимое — чувства и работу. И никакие Кевин Костнер и Уитни Хьюстон с их киношной трогательно-поучительной, а точнее глупой, историей его не переубедят. И даже отец. И даже ректор. Хотя последний был не так категоричен. Хоть и пожурил его за случай с котёнком, в целом признал, что Никита действовал профессионально. Он отметил выверенное поведение парня, по которому сложно было догадаться, что именно он охраняет Веронику. Понравилась Петру Ивановичу и идея с пари о поцелуе. Профессор признал её изящность. Учитывая характер Вероники, пари выглядело естественно и одновременно являлось хорошим поводом постоянно быть рядом с подопечной, не вызывая ничьих подозрений.
Никита, конечно, не очень обольстился похвалой ректора. Парень не доверял ему на все сто, и знал, что тот в свою очередь тоже будет осторожничать. И хоть они и договорились помогать друг другу, на деле действовать по-прежнему будут параллельно. Но одно Никита уяснил для себя точно — Петра Ивановича можно вычёркивать из списка подозреваемых, однако история, рассказанная им, заставила внести туда другую личность, и в списке снова оказалось трое.