В облаках - Маргарита Ардо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я моргнула, пытаясь переварить.
А потом просто вздохнула и сдалась:
— Ладно. Неси. Куда хочешь...
Глава 19
Артём
Пока хирург, которого я вызвонил через десятых знакомых, рассказывал мне про её травмы, внутри закручивалась болезненная муть, словно наваливался грипп. "Сбили на тротуаре", "Порше", "ненавижу миллиардеров", "год в гипсе", просвеченные рентгеном шурупы в её тонких ножках, всё это превратилось в игольчатый шар, который жалил прямо в мозг. И почему-то на ум приходила собственная авария. Снег, Москва, огни, форсаж. Сознание, вспененное шампанским и виски. Я вылетел к чертям. Перевернулся. Вытащили, спасли, день в отключке, всё зажило, как на собаке. Сказали, что родился в рубашке. Собственно, так и есть, я фартовый. И пусть это была совсем другая история, но внутри царапало неприятно словом "Порше", словно я был причастен.
Я смотрел на армянина с мясистым носом, тот и говорил мясисто, со вкусом и смаком, словно рассказывал, как готовить шашлык, а не про терапию при травмах конечностей.
"Почему она? Почему сейчас? Зачем эти ассоциации? Дурь какая-то..." — думал я, стараясь не пропустить ни слова врача.
Ретрит... Предупреждали же, что когда начинаешь заниматься духовными практиками, тебя будто проверяют на вшивость. Чем серьёзнее занимаешься, тем занятнее проверка. И бросать потом — дело опасное.
Вот и началось: сейчас, когда я решил отстраниться от мира, мир ломился ко мне, как вспотевший родственник из провинции с чемоданами и мятым тортом; мир не давал сконцентрироваться, потряхивая перед носом дурацкой гостиницей, бандюками и прослушкой в номерах. Не позволял захлопнуть дверь, глядя мне в душу большими глазами Гаечки и сшибая революцией в лоб. Её слова, её губы, её бёдра, её смех, а теперь и травмы подсаживали меня на крючок, будто я был глупым гуппиком, — спокойствия внутри как и не бывало.
Тёплая она, трогательная, смешная, от того ещё невозможнее было всё, что говорил доктор. "Боли неизбежны. Шурупы вот-вот сами начнут раскручиваться под давлением кости. Реабилитация только с опытным специалистом. Избегать повторных переломов — тут всю ногу из кусочков собирали. Видите? Видите? — тучный палец тыкал в рентген.
А у меня мороз по коже. Не может это быть про неё! А как уберечь от переломов?
Взять бы и поместить Гаечку... — ну, не знаю, — в лебяжий пух, в лепестки, в подушки. А потом, как джинну в сказке, уменьшить и положить в карман, чтобы больше никуда не вляпалась.
Я вышел из кабинета. Она вскочила на здоровую ногу, поджав больную, но всё равно чертовски красивая. Отчего-то стало стыдно за всё, что было у меня в этот год и не было у неё. И за вчерашнюю обиду на её ненависть. Хотелось быть в её глазах героем, но я почувствовал себя кучкой дерьма, которое разворошили палкой. Такой молодец, аж пованиваю. От подобного чувства обычно тянет отмахнуться, заглянцевать, запудрить и доказать, что всё в порядке. Но разве получится отвернуться от неё?
— Скорей бы домой и в душ, — вздохнула Гаечка. — А потом спать. Я почти не спала сегодня...
А мне с души воротило возвращать Гаечку в каморку, в которой только мётлы хранить. Кого б выселить?
Из-за плеча подал голос Вася:
— Шеф, "скорей" не получится. Вся трасса красная на навигаторе. Похоже, с одной стороны ремонт дороги, который мы видели. С другой — авария. Может, поверху объедем?
Пока мы дошли до авто, я всё решил. Усадил Гаечку, заглянул в телефон. Пара кликов, звонок, и готово.
Тихо, чтобы не услышала Гаечка, я дал распоряжения Васе, и сел в салон. Машина тронулась, заехала в ямку. Гаечка рядом поморщилась.
— Болит нога? — всполошился я.
— Немного.
— Ничего, скоро будет лучше, — улыбнулся я. — Обещаю.
И получил награду: она улыбнулась в ответ. Без вызова. Просто так.
* * *
Эля
Под любимое мной радио Монте-Карло автомобиль полз по узким улочкам старой Ялты, на которых, как в Италии, с трудом могли разъехаться две машины. Мимо окна проплывали старые постройки, балкончики, отдыхающие, коты. Кедры, мимозы с розовыми кисточками на концах. На солнце блестело всё: натёртые пешеходами бордюры, витрины магазинчиков, пайетки на кепках и солнечные очки. Мы притормозили у аптеки; затем у гастронома. Оставив меня в прохладе салона, Артём с Васей отлучились и вернулись нагруженные пакетами, сложили их в багажник. Поймав мой взгляд, Артём улыбнулся. Снова тепло, а не как ковбой Мальборо.
— Прости, я сразу не сказала, не купишь мне хлеба и колбаски? — попросила я. — Я дам деньги. А то я вряд ли в доскачу до магазина по нашим горкам ближайшие пару дней.
— Уже, — ответил он.
— О, спасибо! А куда мы едем? — спросила я из любопытства.
— Домой.
— Вот хорошо!
Хотелось мороженого, но просить его ещё и за ним сбегать было как-то не комильфо. Кажется, я и так обнаглела и разленилась. И вдруг, сев рядом, Артём извлёк, как волшебник, из пакета, оставшегося в руках, обычное эскимо и стаканчик.
— Какое будешь?
— Эскимо, — просияла я, чуть не захлопав в ладоши от внезапной радости.
— Угощайся. Ты же позволишь мне угостить тебя такой мелочью?
— Да. Спасибо.
Я взяла из его рук мороженое, отчего-то счастливая, что он подумал заранее. Да ещё и купил не какое-то современное с пафосным названием и вырви-глаз обёрткой, а вот такое, как в детстве, моё любимое.
— Фух, пронесло! Боялся, что ты заберёшь пломбир. Люблю грызть вафельные стаканчики, — подмигнул Артём.
Я рассмеялась.
— Разве миллиардеры такое едят?
— Я люблю всё простое.
Вася вёз нас неторопливо, объезжая ямки в асфальте, дам в купальниках и парео, роскошные машины, мужичков с тачками, велосипедистов, пока мы не уткнулись в шлагбаум. Я увидела впереди набережную: залитые солнцем плиты отражали солнце, как зеркала, море ленивы, синим зверем накатывало волны на гальку, отдыхающие прятались в тень, в отличие от молодежи на самокатах, роликах и моноколёсах.
— Приехали, — объявил Артём.
И я чуть не поперхнулась остатками мороженого.
— Предлагаешь прогуляться?
— Нет, мы просто едем домой. Точнее, в гостиницу, —
