Дом в глухом лесу - Джеффри Барлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах, но ведь не должно нам забывать о снисхождении, дорогая моя, – тактично напоминает жене викарий.
– Вот уж и впрямь загадочная парочка, – бормочет себе под нос Дина, бдительно наблюдая за матерью и дочерью: чтобы не показаться назойливой, она устремила взгляд в некую воображаемую точку позади Уинтермарчей, но то и дело исподтишка постреливает глазами на объекты своего любопытства. – Ты только погляди: даже здесь, в разгар ярмарки, в них не ощущается никакой импозантности. Все у них попросту, без затей! Да еще такие серьезные вдобавок. Бледные как полотно. Полагаю, никакая это не замкнутость, а озабоченность, вот что. В этих лицах читается тайное горе. О да. Что-то явно беспокоит их и мучает. – Дина задумчиво хмурится. – Как ты думаешь, а она знает? Ох, должна знать, как же иначе…
– Что знает, любовь моя?
– Как думаешь, знает ли миссис Уинтермарч, кто ее муж на самом деле? Знает ли его историю? Возможно, он скрыл от нее свое прошлое.
– Кто ее муж на самом деле?
– Ну, что он – Чарльз Кэмплемэн.
– Да, но как мы здесь можем быть уверены, любовь моя? Это же не более чем сплетня, невзирая на все утверждения мистера Доггера. А сплетня, она…
– Как правило, недалеко ушла от истины, – парирует Дина, вновь украдкой постреливая глазами. – Может, их как раз тревожат досужие россказни. Может, им неуютно при мысли о том, сколь многие жители деревни затаили зуб на мистера Чарльза Кэмплемэна. Этот тип точно водит местных за нос, вот помяни мое слово! Все подтвердят, что из усадьбы Уинтермарчи почти не отлучаются; а если и выбираются в город, то, как правило, ненадолго и никогда – просто так. Даже минутки свободной поболтать не выкроят. Похоже, на душе у них камнем лежит некое тяжкое бремя. Особенно я это в жене ощущаю: некое многолетнее горе. Как думаешь, может, он их бьет?
Преподобный джентльмен ужасается от одной этой мысли.
– Вот с девочкой-то как раз вроде бы все в порядке, только больно она робкая, – продолжает Дина. – Ты видел: ни на шаг от матери не отходит. А уж служанки-то! Второй такой унылой пары в целом свете не сыщешь.
В ответ на женины фантастические предположения викарий лишь качает головой.
– Любовь моя, эта семья здесь, по сути дела, всем чужая. Приехали они издалека, из города – из Вороньего Края! Чего же тут и ожидать? Пройдет какое-то время, прежде чем они почувствуют себя здесь как дома. И примут их как своих далеко не сразу, тем более в таком отрезанном от мира месте. Мы и сами испытали нечто подобное, если помнишь, не далее как два года назад.
Миссис Скаттергуд поневоле вынуждена была согласиться с мужем.
– Тем не менее я от души надеюсь, что однажды в воскресенье увижу в церкви мистера Кэмплемэна, – молвит священник, откашливаясь.
Его лучшая половина оборачивается и так и впивается в него голубыми глазами.
– Дорогой мой викарий, – снисходительно улыбаясь, говорит она, – какая же ты «дихотомия»!
Супруги по-прежнему следуют за маленькой группой, идущей по своим делам по другой стороне дороги. Миссис Уинтермарч, воспользовавшись возможностью, заглядывает в деревенские лавки: приобрела несколько книг и писчей бумаги у торговца канцелярскими принадлежностями, мистера Фасси, свечи – у бакалейщика, мистера Тадуэя, и запаслась кое-какими лекарственными снадобьями у деревенского аптекаря, мистера Никодимуса Бинкса по прозвищу Кодди. Затем дамы пересекают ярмарочную площадь из конца в конец, минуя по пути грамматическую школу, здание гильдии и вафельную мисс Кримп, в каковое заведение мисс Вайолет не так давно вынуждена была удалиться, призываемая настойчивым стуком крючковатой матушкиной трости. Уинтермарчи задерживаются недолго у столика Мэгс Моубрей и миссис Филдинг, приобретают у тетушки Джейн несколько горшочков с медом, перекидываются двумя-тремя любезностями и идут себе дальше.
Неподалеку, тоже не сводя глаз с визитеров, мыкается долговязый, худой, рассудительный парень с жесткими желтыми волосами, что свисают лохмами, торжественно-серьезным взглядом и поджатыми губами. Треуголка с пером украшает его голову, бриджи и яркие хлопчатобумажные чулки обтягивают ноги. Это – Ларком, слуга и по совместительству управляющий Проспект-Коттеджа, временно освобожденный от оков своей службы, дабы полюбоваться картинами ярмарочной пятницы. Узнав юную особу из «Деревенского герба», некую мисс Бетти Брейкуиндоу, что в свою очередь с любопытством разглядывает приезжих из усадьбы, Ларком приближается к ней и роняет замечание-другое на искомую тему. Однако собеседник из Ларкома никудышный; рассуждать он не мастер, вот разве что сетовать в надменной своей душе на обиды и несправедливости, кои претерпевает всякий день в Проспект-Коттедже; за раз он и одной-двух фраз не нанижет так, чтобы хоть кто-то их понял. Риторика – не его конек, нет. И тем не менее он предпринимает очередную попытку, но, потерпев неудачу с Уинтермарчами, вновь впадает в злорадство и сообщает мисс Брейкуиндоу, как ему совсем недавно удалось уклониться от целого сонма поручений, взваленных на него работодателем, мистером Томасом Доггером, в силу определенного несходства характеров между ним и помянутым джентльменом и невыносимое его (Томаса Доггера) с ним обращение; и что благодаря стараниям миссис Доггер, его друга и защитницы, отлично понимающей, как он страждет от жестоких нападок ее супруга, его положение в Проспект-Коттедже, желает он того или нет, вовеки не пошатнется; с чем себя не без самодовольства и поздравляет.
Мисс Брейкуиндоу тоже распространяется о тяготах своего положения и о невыносимом характере ее собственной работодательницы, мисс Черри Айвз; о том, сколь прилежна, и рачительна, и компетентна мисс Черри в профессиональном плане, во всем, что касается «Деревенского герба»; как то же прилежание и компетентность ожидается от всего прочего штата «Герба», независимо от статуса; и как вся вместе взятая компетентность, на которую способна она, мисс Брейкуиндоу, в настоящем ли или в будущем – при всей ее образцовой безупречности, – в жизни не заслужит одобрения мисс Айвз, ибо в ее глазах этого явно недостаточно.
Ларком мрачно кивает – иного способа кивать он просто не ведает – и роняет три-четыре словца соболезнования, ибо жалобы мисс Брейкуиндоу созвучны его собственным. Он скользит взглядом по ее пригожему личику. Да, эти черты, конечно, не вполне совершенны, но весьма и весьма очаровательны. Ларком сдвигает треуголку на одно ухо – лихо, как ему кажется, – скрещивает длинные руки на груди, а одну ногу выдвигает вперед, выставляя на обозрение мисс Брейкуиндоу обтянутую чулком икру; и заводит разговор о самой мисс Брейкуиндоу, и ее прелестях, и о том, свободна ли она, скажем, располагать собою. Ответом ему служит изумленное фырканье, недоверчивый смех, вздернутый подбородок – и ледяной взгляд, безжалостный, точно зимняя луна. Все это со всей отчетливостью – упрек самонадеянному, ибо мисс Брейкуиндоу скорее уж влюбится в бесноватого обитателя сумасшедшего дома, нежели в долговязое, унылое чучело, в самодовольного хлыща, в чуму деревенскую в бриджах до колен, в ярких хлопчатобумажных чулках и треуголке с пером.
На сем этапе Ларком резко обрывает беседу кивком желтоволосой головы и удаляется, давая понять, что точку в разговоре поставил именно он. Бедное чучело! Очередное столкновение с загадочным женским полом для Ларкома закончилось ничем; снаружи он – торжественно-серьезен и сдержан, как всегда, однако внутри все кипит: его отвергли, и кто же? – столь презренное существо, как горничная! Может, он просто не так ее понял? Нет-нет, он все понял преотлично; ему велено убираться с глаз долой.
Вы подумайте, что за дерзкая нахалка! И этакую наглость приходится ему терпеть всякий день! Наглость горничных, наглость хозяев, наглость поселян, хихикающих у него за спиной. Лишь в кроткой, непритязательной, похожей на тень миссис Доггер встречает он уважительное к себе отношение. Но, спрашивает себя Ларком, кто такая миссис Доггер? Маленькая толстушка, как говорится, ни кожи ни рожи, пляшет под дудку тирана-мужа. На что ему такая сдалась, по большому-то счету? Да, благодаря ее влиянию положение Ларкома в доме значительно упрочивается; но как долго сумеет он выстоять против тирании ее супруга? Сколько еще ему прикажете трудиться не покладая рук под весьма массивным башмаком сего достойного джентльмена? В силах ли такая, как миссис Доггер, облегчить его участь?
– Нынче у нас пятница. В пятницу никаких дел начинать нельзя, все равно удачи не будет, – проговорила «под занавес» мисс Брейкуиндоу слегка раздраженно в ответ на неудачные поползновения Ларкома в отношении дел амурных.
«Войдет в дом черная кошка – не гоните ее, она счастье несет», – вспоминает Ларком еще одно деревенское присловье, видя, как соответствующая описанию зверюга пулей вылетает из дверей лавки.
– Конечно же, перед дождем пчелы не летают, – слышится совсем рядом с ним.