Белоснежка и семь апостолов - Ольга Кноблох

— То, что ваша контора столько лет вытворяла в стране, было безумием безо всякого волшебства. Представить себе боюсь, что начнется, если у гэбэшников в арсенале появится еще и это. — Он скосил глаза на извивающуюся молнию у меня меж пальцев. — Лучше уж быть рудиментом, живым трилобитом, да кем угодно, только бы подальше от вашего брата. Меня вам в корки не закатать, и за Горинца скажу — с ним тоже номер не пройдет. Комитет ваш хваленый раскачиваться будет еще триста лет, потому что там, — он повторил мой жест, — сидят безнадежные старые пердуны, и их совсем не радует перспективка остаться рудиментами при вашей власти. А пока ваш хваленый комитет раскачается, Горинец уже получит заслуженного артиста. Спускайте своих гоблинов хоть сейчас. Кстати, могу адресок одной фирмы подсказать — по дружбе, — неплохие гробы ребята делают. Оптовикам скидка. Запишите, вам пригодится.

Если бы этот разговор состоялся вчера или позавчера, я бы его отпустил с миром. Клянусь, отпустил бы. Даже не стал бы напрягать свой немногочисленный штат искать на него улики. Но сегодня у меня уже: А. Было на руках два гроба. Б. Горинец, к моей великой жалости, не оправдал надежд. В. Коллеги из Московской области доложили о крепнущей в их краях секте Нового Преображения, в которой неофиты обращались во время причастия каким-то неведомым образом. Две трети членов аномалы, кто обратитель — неясно и привлечь не за что. Безобидные ангцы, мать их, работяги и благотворители.

В машине замычал кто-то из братков. Объект номер девять оглянулся, потом перевел взгляд на часы и произнес:

— У вас все? Тогда я пошел.

— Прощайте, — ответил я без жалости.

Когда машина скрылась со двора, я зашел в его подъезд и поднялся к двери квартиры номер сорок восемь.

Макс гнал сто семьдесят.

После того как Дэн сообщил нужный адрес, он позвонил еще раз и рассказал, что к нему приходил Андрей Гаврилович. Собственной персоной. Быстро он оклемался, час прошел от силы, а он уже в строю. Дэн настоятельно советовал с ним разобраться. И чем скорее, тем лучше. Я велел не связываться. После решим, как с ним поступить. Меня злило, что я позволил этому человеку подобраться ко мне так близко, дать иллюзию приязни и взаимопонимания, почти заставить меня поверить в свою правоту. Нет, батеньки, нам не по пути. Из двух зол — революции инициированных низов и тотального контроля инициированных верхов — меньшим однозначно было первое. Хотя первое не исключало впоследствии второго.

Когда-то давно, еще до цирка, эта тема уже всплывала в наших разговорах с Отто. Если все проснутся, что будет дальше: магический тоталитаризм или магическая демократия? Демократия, твердил Отто. Революция неизбежна, говорил он, только вот при жизни мы вряд ли ее застанем. А хотелось бы — не зря же пропадать талантам. Я успокоил: нам-то бояться нечего, двадцать первый век на дворе, на костер, поди, не отведут. Пристроим куда-нибудь свои таланты без всякой революции.

— Э-э, брат, — сказал он, — не так все просто. Ну, ты пристроишь, я пристрою, но тем магам, кто народится завтра, тоже ведь надо будет куда-нибудь себя девать. А то, что они народятся, так ты не сомневайся, я людей насквозь вижу. Я вот иду по улице и вижу, что каждый младенец в каждой коляске — готовый маг; только подтолкни — и заработает моторчик. Все дети, понимаешь? Старики-то сплошь мертвые, и цветовуха у них плоская. И вот проснутся сегодняшние младенцы, а жить им при старых законах, при проржавевшей, под быдло заточенной, власти. Как ни крути, вскипит наш разум возмущенный рано или поздно. У меня вон — уже. Да и у тебя, как я погляжу. Только в том и загвоздка, что магов будить надо… Найти бы способ как.

Я сказал в шутку:

— Ну, мне же ты сумел растолковать, кто я и что мне делать, давай, дерзай, окучивай молодежь.

А он:

— Сколько я на тебя потратил времени, Артем? То-то же. Если каждого водить за руку по полтора года, то мы до волшебного будущего точно не доживем.

— Далось оно тебе, волшебное будущее. Радуйся настоящему. Ты ж психолог, ты всех этому учишь.

— Ага. Только вот нечему радоваться. Кому я сейчас нужен, кроме моих ребят? Я бы и рад их — каждого! — научить видеть, мне и ста лет на них не жалко, только ведь среди них сенсоров — раз, два, и обчелся. Сплошь телекинетики. Правда, в пятом классе есть у меня девчушка дивная, перспективная телепатка, вот только кто ж мне позволит с ней возиться по три часа в день?.. Еще заподозрят в педофилии, у нас народ пофантазировать любит, напридумывают черт-те чего.

— Давай-ка я нам еще коньячка наколдую, — попытался я сменить тему. Отто вынул из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой.

— Колдуй, колдуй, легче не станет.

— Ну а ты что предлагаешь?

— Что предлагаю? Предлагаю устроить глобальную инициацию. Почему мы должны прятаться? Притворяться такими, как все? Почему, если нас реально больше? Надо перевернуть этот мир к чертовой матери, точнее, помочь ему перевернуться, раз уж все к этому идет.

— Кишка у нас с тобой тонка, — усмехнулся я; мне все еще казалось, что он шутит.

После той попойки мы расстались на полгода, а потом он позвонил и вызвал меня в Екатеринбург. Я, будучи свободным писакой, собрался за полчаса и отправился делать репортаж с межрегионального форума молодежной инициативы. Народу туда съехалось тьма, талантливые ребята со всей Сибири и Урала. Отто привез двоих подопечных с научными докладами на какую-то экологическую тему. Тусовку тамошнюю он описывал в исключительно восторженных тонах.

— Вот где настоящие маги-то, — гремел он в трубку, — вот где элита! Артем, не поверишь, я вчера вошел в актовый зал и чуть не заорал «эврика!» Среди этих активистов такие экземпляры есть! Особенно в гуманитарной секции — музыканты, художники… Я тут, — он перешел на шепот, — отыскал девчонку одну, куда там нам с тобой — алмаз чистой воды. Приезжай, познакомишься.

У Отто был свой, мне недоступный, повод для радости: он обнаружил конкретную зависимость «цветовухи», как он выражался, от некоторых личностных качеств, в частности — от харизмы. Его, как психолога, это необычайно воодушевило. Жаль только, диссертацию на эту тему в приличном научном сообществе было не защитить. Люди артистичные, легко вступающие в контакт с аудиторией, притягивающие всеобщее внимание — вот кто должен был, по логике Отто, быть обладателями самых редких талантов. А если к этому добавить еще здоровое честолюбие и нотку авантюризма… Отто сделал мне комплимент, сказав, что и я в эту категорию попадаю.

Но талант из талантов — инициировать спящих магов — Отто обнаружил только у одной девушки, студентки какого-то захолустного педколледжа. Она, рассказал Отто, зачитала какой-то совершенно бесцветный доклад по методике развития музыкального слуха у детей раннего возраста, а потом бесподобно выступила на концерте с песней из репертуара исландской певицы Бьорк. Зал свистел, аплодисменты зашкаливали. «Настоящая артистка, инициированный маг и наша самая большая надежда», — охарактеризовал ее Отто.

На банкете по окончании работы очередного этапа форума он показал ее мне — невысокую бледную (во всех смыслах) блондиночку, хрестоматийную такую студентку из провинции. К моему удивлению, сам он знаком с ней не был. «Смеешься, что ли, Артем? Я ж ее напугаю до обморока. Давай сначала ты. Улыбнись по-голливудски, все такое. Скажи, что журналист, что хочешь написать ее историю». «А что за история?» — закономерно спросил я. И Отто рассказал, почему в родном городе ее знают как «Наташку-тореадора».

Профессиональный интерес сделал свое дело. Я без труда заманил «нашу надежду» за свой столик, развлек беседой, выслушал ее версию истории о быке Буяне, а потом как бы между прочим позвал присоединиться к нам Отто.

И стало нас трое.

Она показалась мне бестолковой и наивной. В сущности, с тех пор мое мнение о Венди мало изменилось. Вне сцены она самая что ни на есть заурядная девчонка. Но стоит ей почуять публику — преображается до неузнаваемости, делается раскованной и уверенной, легко импровизирует, притягивает внимание, чувствует драматургию номера и безошибочно расставляет акценты.

О своем втором даре, который разглядел Отто, она не подозревала.

Будь я на его месте, ни за что не стал бы нагружать ее историями о грядущей магической демократии. Но Венди на удивление быстро обратилась в новую веру и выказала горячее желание содействовать осуществлению мечты Отто. И стало ясно, что в ее жизни до сих пор не было впечатлений сильнее, чем пресловутое укрощение Буяна, а она жаждала настоящих приключений. Вот так все оказалось просто. Отто, конечно, понял это раньше меня.

Мысль о цирке вроде бы пришла в голову ей. Хотя позднее она утверждала, что это был Отто. Впрочем, не суть важно, кто озвучил это первым.