Песня смерти и крови (СИ) - "Sininen Lintu"

Каждый соккерист, как и каждый футболист, знал, как важна поддержка родного стадиона, своего города и даже школьной команды чирлидерш. Выезды становились адом, трибуны стадиона давили, и приходилось прикладывать все силы, чтобы не позволить этому давлению повлиять на игру, на победу, в конце концов — на чертов настрой. И сегодня выдержать это предстояло «Пчелам».

Не то чтобы это делало их слабой командой.

Коннор играл с ними не в первый раз. Но именно ноябрьские игры влияли на престиж команды и её положение в сезонной рейтинговой таблице. И «Волки» не могли позволить себе проиграть. Не сейчас. Не «Пчелам».

Тренер Грин был жаден до побед и прививал это каждой команде, с которой работал в Баддингтаун Хай. Вкус победы — терпкий, застывающий на языке вместе с потом и холодным, скользящим в горло воздухом, невозможно было забыть, один раз попробовав. И Коннор хотел испытать его вновь.

Как и Рой. И Крис. И Патрик.

Как и все они.

Коннор забывал обо всем, стоило ему выйти на поле. Он чувствовал, как шипы бутс впиваются в газон, как воздух наполняет легкие, как прилипает к телу вспотевшая форма. Пот стекал по вискам. Сегодня стадион шумел, как никогда, распевая подбадривающие песни; где-то у бровки метался тренер, но Коннор видел перед собой только мяч.

Вот слева в штрафной противника «открылся» Крис, но мозг быстро считывал информацию: если отпасовать на Баттлера, то мяч после удара Криса может прилететь прямо в руки вратарю «Пчел». Справа и вовсе из своих никого не было, а защитник бакспортцев несся прямиком на Коннора.

Хренушки.

Думать было уже некогда.

Зато можно было пробить самому.

Коннор и пробил: что ещё оставалось, если Баттлер был в пиздец какой неудобной позиции, а подоспевшего Роя уже пасли?

Трибуны взревели. Перед глазами расплывались лица, человеческие фигуры превращались в цветные пятна. С трудом среди сидящих на нижнем секторе ближайшей трибуны Коннор сумел разглядеть Хизер — она ведь не любит соккер, но она пришла, пришла, — и воздух в груди у него сперло, а губы растянулись в довольной победной улыбке.

Коннор вскинул руку — два пальца, большой и указательный, сами сложились в букву L, love, — и тут же на него навалились и Крис, и Рой, и добрая часть команды. Они трепали его по макушке, обнимали, хлопали по спине, хохотали, довольные — теперь оставалось только не пропустить от «Пчел» и попробовать забить снова, и всё, победа.

Он думал: Хизер видела? Она видела? Поняла ли она, что этот жест был для неё и только?

Каждый его чертов гол будет посвящен ей. Коннор это знал.

До перерыва шанса забить у «Волков» больше не появилось, однако и «Пчелы» так и не смогли превратить создаваемые в чужой штрафной моменты хотя бы в один удачный удар в створ. Впрочем, скучать Моллино, конечно, не приходилось. Защита «Волков» из последних сил сдерживала прессинг, но, когда прозвучал свисток судьи на перерыв, Рой рухнул на жесткий газон.

— Вставай, — подпихнул его носком бутсы Крис. — Нехрен валяться!

— Ой, да отвали, — отмахнулся Рой, — я заебался.

Пока тренер разносил защиту, рыча, что они должны костьми лечь, но не подпускать «Пчел» к штрафной, Коннор плеснул холодной водой на покрасневшие щеки. Капли стекали по подбородку на шею, смешивались с потом, выступающим на коже.

— Почему из вас только один умудрился забить? — шумел тренер. — Создавайте моменты, черт вас возьми!

Для Коннора футбол состоял не только из созданных моментов — он был жизнью, а не просто игрой, и Коннор был приучен побеждать. Но во втором тайме он осознанно «сел» в оборону, позволяя Крису «звездить» в чужой штрафной — «Пчелы» устали, и их прессинг ослаб, позволив «Волкам» увеличить свое преимущество.

Второй гол в ворота гостей прилетел за две минуты до финального свистка, и Коннор думал, что оглохнет от воплей, которыми болельщики наградили Роя, из последних сил заколотившего мяч «Пчелам» с ассиста Криса. Гол был не то чтобы красивый, это был «гол последнего издыхания» вообще, но какая разница, если 2:0? Какая разница, если бакспортцы сваливают домой, побежденные?

Краем глаза Коннор увидел, что Джемма сделала изящное сальто у самого края бровки; её и без того короткая юбка взметнулась до кромки нижнего белья, обнажая стройные смуглые бедра. Патрик Моллино, уже стащивший с рук вратарские перчатки, подмигнул ей, и Джемма ответила милой улыбкой, но кому, как не Коннору, было знать, что с губ Джеммы разве что яд может капать?

Зрители сваливали со стадиона, довольные и вечером, и сегодняшней игрой, и у Моллино дома наверняка будет вечеринка в честь победы, но Коннору хотелось побыть одному.

Или с Хизер. Она была единственным исключением.

Он непозволительно долго мылся в душе, отмахнувшись от предложений Криса и Роя поехать на вечеринку, а, когда, ероша темные влажные после мытья волосы, выбрался в коридор, то в кабинете тренера уже не горел свет. Школа пустовала, и ничто не напоминало о ещё недавно царившем на стадионе веселье. Даже уборщика, мистера Адама, и то видно не было — наверняка подметал между трибунами и сквозь зубы ругался на школьников, мусорящих попкорном и чипсами везде и всюду.

И, нет, Коннор не ждал, что Хизер сейчас появится из ниоткуда. Хотя не отказался бы.

Они не договаривались ни о чем после тех поцелуев и того мучительного, но очень необходимого разговора в машине. У Коннора был её номер телефона, однако он не хотел давить на неё, писать ей — Хизер вольна была принять любое решение, которое захочет.

Сегодня, уходя с урока английской литературы, он оставил ей вместе с эссе записку с адресом мотеля, в котором собирался ждать завтра. Коннор видел, что записку она быстро спрятала в карман пиджака.

Если она не приедет, это и станет её решением.

И тогда Коннор оставит её в покое. Просто отъебется, хотя больше всего на свете ему хочется сделать Хизер счастливой. Хочется видеть как она улыбается — ему и из-за него. Целовать её. А если она придёт, если не испугается, он всё сделает, чтобы она больше никогда не чувствовала себя так же хреново, как с этим её придурком-бывшим.

Чтобы она никогда больше не плакала и не оглядывалась, боясь, что её преследуют.

Рассказ Хизер ужаснул и разозлил его. Коннор и представить не мог, какой кошмар она пережила, пока не уехала из Техаса, и, если бы её бывший попался ему на пути, он точно набил бы ему морду.

Хизер не заслужила этого дерьма; она должна была быть счастлива — улыбаться, смеяться, есть мороженое, обсуждать хорошие книги и смотреть фильмы в обнимку перед телеком. Заниматься любовью. Желательно с ним, с Коннором. А не думать, что сделала что-то не так, что виновата в чем-то, что даже не было в её власти. Не мучиться и не страдать из-за чьих-то закидонов.

Хизер.

Девушка, в которую он влюбился по уши.

И которая заслуживала всего самого-самого.

После её слов Коннор тогда так и не уснул, и твердо решил, что хочет быть рядом и научить её улыбаться вновь. Хочет доказать, что, несмотря на некоторые его проблемы с гневом, он никогда не тронет её и пальцем.

Чтобы она поняла: именно её голос, её образ позволяют ему побороть ярость, что иногда вспыхивает в нём. Коннор в этом убедился.

Телефон брякнул сообщением.

Крис.

«Ну и где ты шляешься? Пропустишь самое клевое на вечеринке!»

Тащиться к Моллино и бухать там Коннору совсем не хотелось. Утром он должен был встать на пробежку, хоть мышцы и будут ныть после игры, потом отправиться на раннюю смену в кинотеатре, а потом прыгнуть в машину, только вчера ночью наконец-то починенную отцом, и поехать в Бакспорт — и ждать, ждать Хизер, и нервничать, и не знать, приедет она или решит, что всё это для неё слишком.

Он быстро отбил сообщение, что собирается поехать домой и задрыхнуть до утра. В другой день Коннор бы присоединился к тусовке, но…

Хизер. И работа, деньги от которой пойдут на колледж.

«Пиздец ты скучный», — сообщил Крис.

«Сходи нахуй, Баттлер»