Короче говоря - Джеффри Арчер

Билл свернул два одеяла — одно он купил на деньги, вырученные от продажи часов, а второе унаследовал после смерти ирландца. Он скучал по ирландцу. Завернул полбуханки хлеба из Сити-клуба, которые ему дал управляющий, после того как он посоветовал ему купить акции Интернета вместо акций производителей одежды, но тот только посмеялся. Он сложил свои вещички в сумку королевского адвоката — ещё один трофей из помойки, на этот раз за Олд-Бейли.

И наконец, как все добропорядочные люди из Сити, он должен проверить, как у него обстоят дела с наличными — это очень важно, когда продавцов больше, чем покупателей. Он пошарил в кармане — в том, где не было дыры, — и выудил один фунт, два десятипенсовика и один пенни. Спасибо правительственным налогам — сегодня он не сможет позволить себе сигареты, не говоря уж о своей обычной пинте. Хотя вдруг ему повезёт, и за стойкой в «Жнице» будет Мейзи. Он бы сам снял с неё урожай, подумал он, хотя и годится ей в отцы.

Часы по всему городу пробили шесть. Он завязал шнурки на своих кроссовках «Рибок» — ещё одна вещь, забракованная яппи: теперь все они носят «Найк». Ещё один последний взгляд на Кевина, который вышел на мостовую. Когда Билл вернётся сюда к семи вечера — точнее всяких часов и надёжнее любого охранника, — Кевин уже будет дома в Пекхэме со своей беременной женой Люси. Счастливчик.

Кевин смотрел, как Билл, шаркая ногами, смешался с толпой утренних рабочих. Да, молодчина он, этот Билл. Никогда не поставит Кевина в неловкое положение — не хочет, чтобы из-за него он потерял работу. Потом заметил пенни под аркой. Он поднял его и улыбнулся. Вечером он заменит его монеткой в один фунт. В конце концов, разве не для этого предназначены банки?

Кевин вернулся ко входной двери в тот момент, когда из банка выходили уборщицы. Они приезжали в три утра и к шести должны были покинуть помещение. За четыре года он выучил все их имена, и они неизменно одаривали его улыбкой.

Ровно в шесть часов Кевин должен стоять на мостовой, в начищенных до блеска ботинках, белоснежной рубашке, галстуке с эмблемой банка, а ещё ему было предписано носить длинное синее пальто с медными пуговицами — зимой тёплое, летом лёгкое. Банки — ярые сторонники всяких правил и предписаний. Ему полагается с поклоном встречать всех членов правления, но он добавил ещё парочку, которые, по слухам, скоро тоже войдут в правление.

В промежутке между шестью и семью к банку потянутся яппи со словами: «Привет, Кев. Сегодня я точно сделаю миллион». С семи до восьми более степенным шагом явятся руководители среднего звена — их пыл уже немного угас после проблем с детьми, платой за обучение, новой машиной или новой женой. Они бросают: «Доброе утро», даже не глядя в его сторону. С восьми до девяти, припарковав машины на стоянке банка, величаво прошагает старшее руководство. «Хотя они, как и все мы, по субботам ходят на футбол, — подумал Кевин, — в отличие от нас, они сидят в директорской ложе». Большинство из них к этому времени поняли, что не станут членами правления, и довольствуются более спокойной жизнью. Одним из последних появится исполнительный директор банка Филипп Александер. Он приедет в «ягуаре» с личным шофёром, на заднем сиденье читая «Файнэншл Таймс». Кевин обязан выбежать на мостовую и открыть дверь мистеру Александеру, который прошагает мимо, не удостоив его даже взглядом, не говоря уж о благодарности.

И наконец, откуда-то из Суррея «роллс-ройс» привезёт сэра Уильяма Селуина, президента банка. Сэр Уильям всегда находил время, чтобы переброситься с ним парой слов.

— Доброе утро, Кевин. Как жена?

— Спасибо, хорошо, сэр.

— Сообщи мне, когда родится ребёнок.

Кевин ухмыльнулся, когда начали появляться яппи. Автоматические стеклянные створки плавно разъезжались, пропуская их внутрь. С тех пор как поставили эту хитроумную штуку, ему больше не надо открывать тяжеленные двери. Он не понимал, почему они продолжают платить ему зарплату — во всяком случае, это очень удивляло Майка Хаскинса, его непосредственного начальника.

Кевин оглянулся на Хаскинса, который стоял за конторкой в приёмной. Везёт Майку. Сидит в тепле, пьёт чай, иногда получает чаевые, не говоря уж о прибавке к зарплате. Именно на эту должность рассчитывал Кевин, это будет следующая ступенька на банковской лестнице. Он заслужил её. И у него уже появились идеи, как сделать работу приёмной более эффективной. Когда Хаскинс поднял голову, он тут же отвернулся, напомнив себе, что его боссу осталось пять месяцев две недели и четыре дня до выхода на пенсию. Тогда Кевин займёт его место — если его не обойдут и не предложат работу сыну Хаскинса.

Ронни Хаскинс регулярно появлялся в банке с тех нор, как потерял работу на пивоваренном заводе. Он старался услужить, таскал пакеты, доставлял письма, вызывал такси и даже приносил бутерброды из местной закусочной тем, кто не хотел или не мог оставить своё рабочее место.

Кевин был не дурак — он прекрасно понимал, какую игру затеял Хаскинс. Он хотел, чтобы работу, которая по праву принадлежит Кевину, получил Ронни, а Кевин так бы и остался стоять на мостовой. Это несправедливо. Он верой и правдой служит банку, ни разу не пропустил ни одного рабочего дня, стоит здесь в любую погоду.

— Доброе утро, Кевин, — на бегу поздоровался Крис Парнелл. У него было озабоченное лицо. «Ему бы мои проблемы», — подумал Кевин и, оглянувшись, увидел, как Хаскинс наливает себе первую чашку чая.

— Это Крис Парнелл, — сообщил Хаскинс сыну, отпивая из чашки. — Опять опоздал — будет, как всегда, винить «Бритиш Рейл». Я должен был занять его место давным-давно и занял бы, если бы, как он, был сержантом королевской армии, а не капралом сухопутных войск. Но руководство не оценило моих способностей.

Ронни ничего не ответил, потому что последние шесть недель каждое утро он выслушивал от отца эту историю.

— Однажды я пригласил его на встречу нашего полка, но он сказал, что слишком занят. Чёртов сноб. Будь с ним осторожен — он будет решать, кто получит мою работу.

— Доброе утро, мистер Паркер, — поздоровался Хаскинс, протягивая вновь прибывшему номер «Гардиан».

— Можно многое узнать о человеке по газете, которую он читает, — сказал Хаскинс Ронни, когда Роджер Паркер скрылся в лифте. — Возьмём, к примеру, юного Кевина, что стоит снаружи. Он читает «Сан», и это всё, что тебе нужно о нём знать. И поэтому я не удивлюсь, если он не получит повышение, к которому стремится. — Он подмигнул сыну. — А я читаю «Экспресс», всегда читал и буду читать.

— Доброе утро, мистер Тюдор-Джонс, — поздоровался Хаскинс, протягивая «Телеграф» главному администратору банка. Он заговорил, как только за ним закрылись двери лифта.

— Серьёзное время для мистера Тюдора-Джонса, — сообщил он сыну. — Если в этом году он не получит повышение и не войдёт в правление, помяни моё слово, он станет считать дни до пенсии. Смотрю я иногда на этих умников и думаю, что прекрасно справился бы с их работой. В конце концов, не моя вина, что мой старик был каменщиком и у меня не было возможности ходить в среднюю школу. А то я тоже мог бы сейчас сидеть на шестом или седьмом этаже, имея собственный стол и личную секретаршу.

— Доброе утро, мистер Александер, — сказал Хаскинс вдогонку исполнительному директору, который прошёл мимо него, даже не повернув головы.

— Ему не надо давать газету. Мисс Франклин, его секретарша, забирает всё до его прихода. А он теперь метит в президенты. Если он получит эту должность, здесь произойдут большие перемены, это точно. — Он посмотрел на сына. — Ты записал все эти имена, как я тебя учил?

— Конечно, пап. Мистер Парнелл, 7:47; мистер Паркер, 8:09; мистер Тюдор-Джонс, 8:11; мистер Александер, 8:23.

— Молодец, сынок. Быстро учишься. — Он налил себе ещё чая и сделал глоток. Слишком горячий, поэтому он снова заговорил. — Теперь нам предстоит разобрать почту — которая, как мистер Парнелл, опаздывает. Поэтому я предлагаю…

Хаскинс быстро спрятал чашку под конторкой и помчался по вестибюлю. Он ткнул пальцем в кнопку «наверх» и молился, чтобы хоть один лифт вернулся на первый этаж до того, как президент войдёт в здание. У него оставалось ещё несколько секунд, когда двери раскрылись.

— Доброе утро, сэр Уильям. Надеюсь, вы хорошо отдохнули.

— Да, спасибо, Хаскинс, — ответил президент, и двери за ним закрылись. Хаскинс заблокировал лифт, чтобы сэр Уильям нигде не останавливался и беспрепятственно добрался до четырнадцатого этажа.

Хаскинс неторопливым шагом вернулся к конторке, где его сын разбирал утреннюю почту.

— Президент однажды сказал мне, что до верхнего этажа лифт едет тридцать восемь секунд, и он подсчитал, что провёл в нём целую неделю своей жизни. Поэтому он всегда читает передовицу в газете «Таймс» по пути наверх и свои записи к следующему заседанию — по пути вниз. Если он провёл там неделю, то я, наверное, полжизни, — добавил он, взял чашку и отпил немного чая. Чай остыл. — Когда разберёшь почту, можешь отнести её наверх мистеру Парнеллу. Пусть сам распределяет, что кому — это его работа, а не моя. Он сидит на тёпленьком местечке, так с какой стати я должен за него работать.