Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Открывается прежде всего, что жители города Итансвилля, точь-в-точь как и во всех других небольших английских городках, считали себя народом чрезвычайно важным в экономическом и гражданском смысле. Они резко разделялись между собою на две половины, или партии — на «Синих» и «Желтых». Каждый горожанин, сознавая свою собственную силу и важность своей индивидуальной личности, считал непременным долгом принадлежать сердцем и душой к которой-нибудь из этих двух партий. При таком порядке вещей, у них, в некотором роде, все шло вверх дном, и, несмотря на кипучую деятельность, никто ни в чем не успевал. «Синие» не пропускали благоприятного случая поперечить «Желтым»; «Желтые» пользовались всяким удобным случаем поперечить «Синим», и отсюда выходило естественное следствие: где бы «Синие» и «Желтые» ни встретились между собой — на публичном митинге или в ратуше — между ними поднимались бесконечные споры, сопровождаемые иной раз крупной бранью. Нет надобности распространяться, что при таком отношении партий всякий вопрос в городе Итансвилле становился предметом самых противоположных рассуждений. Если «Желтые» предлагали, например, перенести на другое место торговый рынок, «Синие» собирали митинг, на котором постановляли, что затея «Желтых» — бесполезная прихоть сумасбродов в ущерб городской казны; если «Синие» предлагали украсить фонтаном городскую площадь, «Желтые» восставали против них с отчаянным упорством, доказывая вредоносное влияние фонтанов на нервы животных и людей. Были в Итансвилле магазины «Синие» и магазины «Желтые», трактиры «Желтые» и трактиры «Синие», и даже самые места в театре украшались названием «Желтых» и «Синих».

Само собою разумеется, что каждая из этих двух могущественных партий имела своего представителя и коновода. В городе издавались две газеты: «Итансвилльская Синица» и «Итансвилльский Журавль». «Синица» защищала «Синие» принципы: «Журавль», напротив, пропитан был насквозь мнениями «Желтых». Редакторы этих двух газет были, как и водится, заклятыми врагами, и весело было слушать, как они величали друг друга: «Эта легкомысленная и непростительно-ветреная Синица», «Журавль, необузданно-дерзкий и наглый», «Эта пустоголовая трещотка, внушающая, к стыду человечества…», «Сорванец, забывающий, по обыкновению, всякое чувство приличия и чести». Эти и подобные эпитеты, за которыми постоянно следовали кипучие возгласы и жаркие фразы, украшали всякий раз столбцы обеих газет и доставляли итансвилльской публике неистощимые материалы для повседневного негодования и восторга.

Мистер Пикквик, со своей обычной проницательностью, выбрал самое интересное время для посещения этого города. Жители Итансвилля выбирали из своей среды представителя в Нижнюю Палату, и по этому случаю в городе происходила страшная давка. Мнения сталкивались и расталкивались беспрестанно, и каждый кричал вдоволь, сколько его душе было угодно. Кандидатом «Синих» был достопочтенный Самуэль Сломки, знаменитый делами своего деда, между тем как «Желтые» приготовились стоять всей грудью за Горация Фицкина, владельца обширного поместья в окрестностях Итансвилля. «Синица» считала своей обязанностью предварить итансвилльских граждан, что взоры не только Англии, но и всего образованного мира были исключительно обращены на них в эту достопамятную эпоху, между тем как «Журавль» повелительно приказывал своим читателям явить себя достойными потомками древних британцев. Словом сказать, было очень весело.

Было довольно поздно, когда мистер Пикквик и его друзья спустились, при содействии Сэма, с кровли итансвилльского дилижанса. Огромные синие шелковые флаги развевались из окон гостиницы «Сизого медведя», и перед каждым стеклом красовались объявления, напечатанные гигантскими буквами, что «Комитет достопочтенного Самуэля Сломки» заседал здесь постоянно. Толпа праздного народа, собравшегося посреди дороги, смотрела на рослого и краснощекого джентльмена, который говорил с балкона убедительную речь в пользу мистера Сломки, — речь, совершенно заглушаемую боем четырех огромных барабанов, расставленных перед этой гостиницей приверженцами мистера Фицкина. Подле оратора стоял низенький человечек с весьма заботливой физиономией и энергичными ужимками: он снимал временами свою шляпу и делал выразительные жесты, сопровождаемые в толпе громкими восклицаниями и страшным энтузиазмом. Кончив свою речь и надсадив горло, оратор сошел со сцены, уверенный, что вполне достиг своей цели, хотя никто не мог слышать его доказательств.

Лишь только пикквикисты вышли из дилижанса, воздух огласился троекратными залпами самых дружных восклицаний.

— Ура! Ур-ра! Ур-p-ра! — кричала толпа.

— Еще один раз! — сказал с балкона маленький человечек.

Залп восклицаний снова огласил воздух.

— Да здравствует Самуэль Сломки! — кричала толпа.

— Да здравствует Самуэль Сломки! — закричал мистер Пикквик, снимая шляпу.

— Не надо Фицкина! — проревела толпа.

— Не надо Фицкина! — пробасил мистер Пикквик.

— Урра! Ур-р-р-ра-а-а!

— Кто этот Сломки? — втихомолку спросил мистер Топман.

— Почем мне знать? — отвечал мистер Пикквик.

Пикквикисты вдруг измерили всю глубину этого ответа, и хотя никто из них не знал достопочтенного Самуэля Сломки, однако ж все принялись дружным хором кричать его имя.

Сопровождаемые между тем огромной толпой, путешественники подошли к воротам гостиницы, продолжая надсаживать свою грудь и горло торжественными восклицаниями. Первым предметом их заботливости было — приискать квартиру для ночлега. Мистер Пикквик подозвал трактирного слугу.

— Есть ли у вас свободные номера? — спросил он.

— Не знаю, сэр; кажется, все битком набито. Впрочем, я справлюсь.

Слуга побежал в буфет и через несколько минут воротился с вопросом:

— Позвольте узнать, сэр: вы «Синий» или «Желтый»?

Задача довольно трудная, потому что ни мистер Пикквик, ни его друзья не принимали, собственно говоря, ни малейшего участия в делах города Итансвилля. К счастью, мистер Пикквик вспомнил в эту минуту о своем новом приятеле, мистере Перкере.

— Не знаете ли вы, любезный, одного джентльмена по имени Перкер? — спросил мистер Пикквик.

— Как не знать, сэр: мистер Перкер — агент мистера Самуэля Сломки.

— Ведь он «Синий», я полагаю?

— Разумеется.

— Ну, так и мы «Синие», — проговорил мистер Пикквик.

Заметив, однако ж, нерешительность и колебание слуги, мистер Пикквик вручил ему свою визитную карточку, с поручением отдать ее немедленно мистеру Перкеру, если он дома. Слуга побежал в гостиницу и через минуту воротился опять.

— Мистер Перкер приказал вас просить к себе, — сказал он торопливым тоном.

Следуя по указанному направлению, мистер Пикквик вошел в огромную комнату первого этажа, где за большим письменным столом, заваленным бумагами и книгами, сидел не кто другой, как сам мистер Перкер.

— Здравствуйте, почтеннейший, здравствуйте, — сказал сухопарый джентльмен, вставая со своего места, — очень рад вас видеть. Садитесь, почтеннейший. Вот и вы привели в исполнение вашу мысль. Пожаловали к нам на выборы — а?

Мистер Пикквик дал утвердительный ответ.

— Жаркое дело, почтеннейший, — сказал сухопарый джентльмен, — спор идет на славу.

— Очень рад это слышать, — сказал мистер Пикквик, потирая руки, — усердие в делах, каких бы то ни было, доставляет истинное удовольствие наблюдателю человеческой природы. Так спор, вы говорите, идет здесь на славу.

— Да, почтеннейший, чрезвычайно жаркий спор. Мы заняли все гостиницы, трактиры и оставили своим противникам только пивные! — Дипломатическая стратагема, почтеннейший, и я рад, что мы успели пустить ее в ход.

— Какой же должен быть результат этого спора? — спросил мистер Пикквик.

— Этого покамест еще нельзя сказать, — отвечал сухопарый джентльмен. — Фицкин тоже не дремлет со своей стороны: у него запрятано тридцать три голоса в сарае «Белого оленя».

— Запрятано? В сарае? — воскликнул мистер Пикквик, изумленный как нельзя больше этой дипломатической стратагемой противной стороны.

— Да, почтеннейший, Фицкин держит их взаперти, под замком, для того, видите ли, чтоб нам нельзя было до них добраться. А впрочем, предосторожность почти лишняя: они пьянствуют напропалую с утра до ночи. Агент Фицкина, как видите, чрезвычайно искусный джентльмен, и я вполне уважаю его как достойного собрата по ремеслу.

Мистер Пикквик смотрел во все глаза, но не говорил ничего.

— Хитрость за хитрость, дело известное, — продолжал мистер Перкер, понизив свой голос до шепота. — Вчера был у нас небольшой вечер, soirêe intime, что называется… сорок пять дам, почтеннейший: при разъезде каждой из этих дам мы вручили, в виде небольшого подарка, по зеленому зонтику.

— По зеленому зонтику! — воскликнул мистер Пикквик.