Советские космонавты - Михаил Ребров

Стояла осень. Ветреная, дождливая. Над Москвой низко, почти цепляясь за крыши домов, плыли облака. Отяжелевшие, серые. Размышления Виталия прервал голос диктора:

«...4 октября 1957 года в СССР произведен успешный запуск первого в мире искусственного спутника Земли. По предварительным данным, ракета-носитель сообщила спутнику необходимую орбитальную скорость около 8000 метров в секунду... Спутник имеет форму шара диаметром 58 см и весом 83,6 кг...»

Сбылось! Фантастика стала реальностью!

Виталий взялся за новые расчеты. Он считал и пересчитывал, проверял и перепроверял... Но не успел закончить эту работу. В ноябре пришла новая ошеломляющая весть: запущен спутник весом более полутонны. В специально оборудованном контейнере второго спутника в космос было поднято живое существо — собака Лайка.

Но первая космическая путешественница — Лайка сгорела вместе со спутником, вошедшим в плотные слои атмосферы Земли. А можно ли вернуть космический корабль из космоса? Можно ли посадить его на Землю?

26 февраля 1958 года в студенческой многотиражке «Пропеллер» появилась любопытная статья. Называлась она «Аппарат возвращения, или космический экипаж держит путь к Земле». В ней автор, а им был Виталий Севастьянов, убежденно доказывал: «Сейчас, когда человечество вступило в эру космических сообщений, эта проблема из области гипотетической переходит в область практическую и становится одной из насущных задач, стоящих перед мировой наукой».

Статья Виталия привлекла внимание не только студентов, но и преподавателей.

— Кто подсказал вам эти мысли и выводы? — спросил его профессор Ю. А. Победоносцев, один из тех, кто создавал знаменитый ГИРД, работал с Ф. А. Цандером и С. П. Королевым. Он вопросительно посмотрел на студента, как бы стремясь еще раз убедиться, что эта толковая статья — плод самостоятельной работы его ученика, только начинающего свой путь в науку.

— Сам, Юрий Александрович, — ответил Виталий. — Правда, много читал Циолковского, Яцунского, Свешникова...

Обогнать время Виталию Севастьянову не удалось. Реальные спутники один за другим стартовали в космос. Но удалось ему другое: глубоко постичь премудрости математики и теории движения тел переменной массы. А главное, он нашел то, что многие ищут всю жизнь и, бывает, так и не находят — свое призвание...

Севастьянов из тех, кого в равной мере можно отнести и к физикам, и к лирикам. С ним можно говорить обо всем. Книг он прочитал великое множество. Очень любит театр. Старается не пропустить ни одной художественной выставки. В космос захватил с собой томик М. Шолохова — юбилейное издание «Молодой гвардии», посвященное 50-летию ВЛКСМ. В книжке размером меньше спичечного коробка более четырехсот пятидесяти страниц с иллюстрациями. «Очень удобная для космической библиотечки», — смеется Виталий.

...Его старт. Он состоялся вечером 1 июня 1970 года. Традиционный голубой байконуровский автобус увозил космонавтов на стартовую площадку и...

Пионер космоса Юрий Гагарин первый рассказал людям об ощущениях человека в космосе. Его рассказ дополнил Герман Титов. Нейл Армстронг первым ощутил необычные условия пребывания человека на другом небесном теле. Но в то время еще не было ответа на вопрос: как будет чувствовать себя человек в длительном космическом рейсе?

Встречая рассветы и закаты, экипаж корабля «Союз-9» находился в орбитальном полете вокруг Земли в течение 424 часов. Экспериментальные исследования, выполненные космонавтами А. Николаевым и В. Севастьяновым, имели важное значение для последующих шагов в безбрежный океан звезд.

После возвращения на Землю мы толковали с Виталием о том, что отличает «звездопроходцев» первых лет космической эры от тех, кто начал второе десятилетие пилотируемых полетов.

— Отличие есть. Главное в том, что наша космонавтика перешла от этапа исследования околоземного космоса к этапу его освоения... Профессия космонавта тоже обрела новые черты — это испытатель техники, исследователь, экспериментатор, наблюдатель, способный обобщать и анализировать. Сегодня жизнь требует обширных знаний в различных областях науки и техники, знания новейших проблем, стоящих перед учеными и инженерами, решению которых может способствовать космический полет... — Он вдруг умолк, внимательно посмотрел на меня; — А главное — любить свое дело!

В том, что он любит свое дело, отдает ему всего себя, в том, что с годами это не пройдет, а, наоборот, усилится, я нисколько не сомневаюсь. Подтверждение тому то, что он и сейчас находится в готовности номер один. И если ему скажут: «Пора», он вновь начнет испытывать технику, проводить исследования... Так, как он это делал летом 1975 года на борту «Салюта-4» в течение более чем двух месяцев.

ТОЛЬКО ВПЕРЕД!

Николай Николаевич Рукавишников

Летчик-космонавт СССР дважды Герой Советского Союза, кандидат технических наук Николай Николаевич Рукавишников.Родился в 1932 году в городе Томске. Член КПСС. Совершил три полета в космос: первый — в 1971 году, второй — в 1974 году, третий — в 1979 году.

Государственная комиссия заслушивала доклад экипажа «Союза-10» о работе, выполненной в полете, о проведенных испытаниях, о функционировании бортовых систем. Полет был очень ответственный (впрочем, иных и не бывает). Конструкторов интересовали мельчайшие подробности технического эксперимента. Задавали много вопросов, по нескольку раз возвращались к обсуждению одного и того же... Заседание затянулось. Когда члены Государственной комиссии выходили из зала, я обратил внимание, что Николай Рукавишников идет с одним из ведущих специалистов и продолжает что-то рассказывать. «Не хватило времени», — подумал тогда. Но очень скоро убедился, что ошибся. О своей работе на орбите Николай доложил кратко, по очень обстоятельно. Все были вполне удовлетворены. А вот ему показалось, что кто-то усомнился в правильности его доводов. Он должен был доказать. И доказал.

Максим Горький сказал так: «Есть только две формы жизни: гниение и горение. Трусливые и жадные изберут первую, мужественные и щедрые — вторую; каждому, кто любит красоту, ясно, где величественное...»

Ну а он, Николай Рукавишников, как шел к своей космической вершине?

Прочитав его биографию, ответа не получите. Всего две странички: родился, учился, работал. Комсомол, партия. Вот, пожалуй, и все. Скупо! Если же припомнить все, можно исписать много листов. Простой сибирский парень, выросший в трудовой семье, Николай много хорошего унес из детства во взрослую жизнь. А складывалось его детство так. В сознании четко остались лихолетье войны и трудные послевоенные годы. Семья постоянно переезжала с одного места на другое. Много было экспедиционных дорог: Сибирь, Средняя Азия, Дальний Восток.

— Постоянные переезды, наверное, отразились на моем восприятии жизни, — вспоминает он школьные годы. — Может быть, это повлияло и на выбор профессии. Родители любили свое дело, свою специальность. Они жили, как путешественники и первопроходцы. Едва закончив работу в одной экспедиции, с интересом обсуждали новые маршруты, новые поездки. С детства у меня была масса впечатлений. Много интересных встреч. Любимым предметом была география. Математика и физика давались легко. Отец, радиолюбитель, привил любовь к радиоделу, к технике. И то, что годами у нас не было постоянного дома и весь скарб составляли несколько чемоданов, приучило быть неприхотливым к условиям жизни и работы. В общем, то время скитаний вспоминаю как прекрасную пору...

Наверное, в жизни каждого вдруг случается такое, что тебе надо, просто необходимо подняться над сутолокой будней, над ворохом дел, над привычным распорядком событий. Подняться, чтобы вдохнуть полной грудью иного, непривычного, высокогорного воздуха, подняться, чтобы отодвинуть близкую и ставшую привычной черту горизонта и устремиться дальше...

Прочитав книгу о жизни юного французского ученого Эвариста Галуа, думал: «Умереть в двадцать один год и успеть создать теорию решения уравнений, на которую опираются поколения математиков! Разве это не здорово?» И обыкновенные уроки по математике и физике вдруг стали интересными и увлекательными. Он тоже должен что-то сделать для человечества. Ведь до двадцати одного года оставалось неполных семь лет.

Позади десять классов, а он еще не знал, в какой институт пойдет. Знал лишь твердо, что в технический. Читал объявления. Инженерно-строительный, химический, механический (так тогда назывался Московский инженерно-физический институт). Зашел. В проспектах прочитал названия факультетов и специальностей, узнал, что некоторые лекции читают академики, что в МИФИ новейшие лаборатории с уникальными установками. Подал документы. Экзамены сдал и был принят. Начались студенческие будни.

Учился хорошо, много читал, увлекался физикой и математикой, а все свободное время отдавал мотосекции. Группа будущих инженеров-физиков была дружной. Коллективизм у них был возведен в изначальное кредо жизни. А он, комсорг, развивал кипучую деятельность, чтобы это «мы» стало не формой, а потребностью.