Ослокрады. Говорящий сверток - Джеральд Даррелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ф-фу. — Пенелопа, отдуваясь, прислонилась к стене. — В жизни больше так не побегу.
— Я тоже, — с трудом выговорил Питер — грудь его ходила ходуном.
— Мы были на волосок от смерти, — выдавил из себя Саймон, хватая ртом воздух. — Вовремя мы захлопнули дверь, еще бы минута — и от нас бы шкварки остались.
— Ой, не надо. — Пенелопа вздрогнула. — Страшно вспомнить.
— Послушайте, мисс, — произнес Этельред, который все еще лежал у Пенелопы на руках, не снимая цилиндра. — Послушайте, мисс, позвольте поблагодарить вас, вы мне, как-никак, спасли жизнь.
— Пустяки, — ответила Пенелопа, опуская его на пол. — Просто я побоялась, что тебе за нами не угнаться, вот я и подобрала тебя.
— И не угнался бы, мисс, — горячо подтвердил Этельред. — Ей-богу, мисс, когда б не вы, я бы изжарился живьем. Уж я вам так благодарен, мисс, так благодарен!
— А теперь пойдем к Ха-Ха, — напомнил Попугай. — Быть может, он сумеет разобраться в заклинании. Я, честно скажу, не могу. Слишком оно запутано.
Отдышавшись, они пошли по кристальным туннелям дальше, туда, где их с нетерпением ждали волшебник, Табита и Дульчибелла.
Глава пятая
Горностаи и грифоны
— Вернулись, вернулись! Какое счастье! — вскричал при виде их волшебник. — Каковы успехи, мои храбрецы?
— Успехи недурны! — крикнул Попугай. — Очень, очень недурны.
— А мой двойник пригодился? — с любопытством осведомился волшебник.
— Двойник был, что называется, вдохновляющим символом, — ответил Попугай.
— Мы принесли заклинание. — Пенелопа протянула волшебнику блокнот. — Хотя и не знаю, усмотрите ли вы тут какой-нибудь смысл.
— Так-так-так… — Волшебник уселся и поправил на носу очки. — Дайте-ка я почитаю.
На рассвете следующего дня ребята сели на своих единорогов и пустились в путь в сопровождении Попугая, ехавшего у Пенелопы на плече, и Этельреда, который сидел позади Пенелопы, крепко в нее вцепившись и делая вид, что нисколько не боится.
Сперва они ехали через пробочные леса. Затем очутились в прелюбопытной местности. Красные камни громоздились здесь как попало друг на друге, образуя высокие шаткие груды, а между ними росли невиданные деревья, стволы которых имели форму винных бутылок с длинным горлышком.
— Бутылочные деревья, — пояснил Попугай Питеру, выразившему вслух свое изумление. — Еще одно изобретение Ха-Ха. Внутри стволы полые и не пропускают воду. Вы просто выбираете ствол нужного размера, обрубаете ветки — и вот вам бутылка. А по дороге домой срезаете себе подходящую пробку.
— Нет, правда, по-моему, Ха-Ха действительно замечательный волшебник. Как он только все это придумывает! — опять восхитилась Пенелопа.
— О, это пустяки, — небрежно заметил Попугай. — На северо-востоке у нас еще имеется два сорта ящичных изгородей.
— Даже два? — переспросил Саймон.
— Да, — ответил Попугай, — карточные и дощатые. Срывай себе любой ящик прямо с изгороди. Естественно, сразу с крышкой.
Тем временем тропа вывела их на небольшое плато среди холмов, откуда открывался дивный вид на расстилавшуюся внизу долину, окутанную рассветной дымкой, и на большое золотое сверкающее море, усеянное группками островов.
— Это и есть герцогство Горностайское, — сказал Попугай, поведя крылом. — Во многих отношениях один из прелестнейших уголков Мифландии. Я который год уговариваю Ха-Ха построить себе наверху летний домик и проводить там выходные. Горностаи не возражали бы.
Они прошли извилистой тропинкой между бутылочными деревьями и обогнули высокую ненадежного вида груду камней. И вдруг увидели перед собой горностая-часового. Одетый в голубую бархатную форму с медными пуговицами, он стоял спиной к ним, держа на плече громоздкое неуклюжее копье. На голове у него красовалась шляпа с длинным зеленым пером.
— Эй, там! — заорал Попугай. — Эгей!
Окрик этот произвел на горностая незамедлительное и неожиданное действие. Он высоко подпрыгнул, выронил копье, испустил пронзительный вопль, потом прислонился к камням, зажмурил глаза и приложил руку к сердцу.
— Сдаюсь! — провизжал он. — Капитулирую! Все отдам, все скажу, только, пожалуйста, не трогайте меня.
— Дурачина, это я — Попугай, — урезонивал его Попугай.
— Если вы меня не тронете, герцог вас наградит, — лепетал горностай, не открывая глаз. — И мои родители вас наградят… и моя тетка тоже… и три моих племянника…
— Ты меня выведешь из себя, олух этакий! — закричал Попугай. — Это я, Попугай!
— Как? — не открывая глаз, переспросил горностай. — Попугай?
— Да. Хватит строить из себя дурака!
Горностай с опаской приоткрыл один глаз, потом оба и заморгал.
— В самом деле, Попугай, — сказал он. — А что за существа с тобой?
— Дети.
— Они не кусаются? — дрожащим голосом осведомился горностай, хватая копье и нацеливая его на Пенелопу и мальчиков. — Если они кусачие, я не желаю иметь с ними дела. Скажи им, что я буду драться насмерть. Скажи им, что копье у меня ужасно острое. Скажи им, что, если меня раззадорить, я ух какой вспыльчивый.
— Да они вполне безобидны, дурачок, — нетерпеливым тоном ответил Попугай. — А теперь пропусти нас, нам надо видеть Рокфора.
— Проходите, друзья, все в порядке, — проговорил часовой дрожащим голосом. — Второй проход слева у следующей груды камней.
Теперь я понимаю, что значит «не очень храбрые», — сказал Питер, когда они тронулись дальше.
Они наблюдали, как он читает, беззвучно шевеля губами.
А драконьи яйца вы не видели? — шепотом спросила Табита.
— Нет, — шепнула в ответ Пенелопа, — но зато мы своими глазами видели, что они надежно спрятаны.
— Что ж, — вздохнула Табита, — и это утешение.
— В высшей степени занятно, — заключил наконец волшебник. — Интереснейшее заклинание. Кто бы подумал, что избавиться от василисков можно с помощью горностаев!
— Во всяком случае не я, — фыркнул Попугай. — Всегда был о них невысокого мнения — вялые, вырождающиеся, капризные, изнеженные. Единственным поводом для привлечения их на нашу сторону было бы их количество. Сколько их, по последнему подсчету, Ха-Ха?
— Семьсот семьдесят семь.
— Если бы они согласились нам помочь, вот было бы здорово! — вскричал Питер с энтузиазмом.
— Вот именно, они да еще единороги — и нас, наверное, хватит, чтобы напасть на василисков? — сказал вопросительно Саймон.
— Хо-хо-хо! — захохотал Попугай. — Хо-хо-хо! Простите, но как представлю себе горностаев сражающимися… Хо-хо-хо!
— Что тут такого смешного? — удивилась Пенелопа. — Все-таки семьсот семьдесят семь что-то да значит. Чем они плохи?
— Чем плохи? Да тем, что они — кучка бездельников и неженок, вот чем, — вмешался Этельред. — Толку от них в бою, как от гнилых бананов.
— Сказано вульгарно, но, боюсь, он прав, — заметил
