Супружеские пары - Джон Апдайк

Анджела покосилась на Пайта, ожидая от него разрешения раскрыть секрет. В этот момент, слегка напуганная голубым свечением ее глаз, Фокси прочла, как газетный заголовок, искомое имя.

— Неужели?..

И, не желая этого, даже не зная, когда у нее потекли слезы, Фокси расплакалась от утомления и замешательства. Все, за исключением Анджелы и Бена, утвердились в том, что и раньше подозревали: Фокси возомнила себя Пайтом.

Тонкий лед

Как во сне нам нужны сны, так и наяву нам надо соприкасаться и разговаривать, ощущать прикосновения и слышать слова. «Фокси?» «Что, Пайт?» В их простых именах была магия — магия ласки, выискивающей чудовищное и нежное друг у друга в гениталиях. «Ты считаешь, что мы поступаем дурно?» «Дурно? Это понятие словно выплыло из другой Вселенной. Не знаю. Не думаю». «Вот и молодец!» «Что я так не думаю?»

«Да-да-да! И не думай. Мне так лучше. Прошлой ночью ты мне приснилась. Это в первый раз. Забавно, когда тебе снятся знакомые люди. Это какой-то клуб с идиотскими правилами. Мне вечно снится Фредди Торн, которого я не выношу». «Что я делала в твоем сне? Я тебя возбуждала?» «Ты была сама непорочность. Все происходило в универмаге со стеклянным потолком. Ты работала там продавщицей. Я остановился перед твоим прилавком, не зная, чего мне хочется».

«Я — продавщица? — Она как бы усмехалась, а на самом деле страдала от уязвленного самолюбия. — Чем же я, по-твоему, торгую?»

«Нет, там была совсем другая атмосфера. Ты была очень чопорной и необщительной — ты это умеешь… Я ничего не мог сказать, но ты все равно нагнулась, словно что-то искала, и исчезла из виду. Я проснулся с фантастической эрекцией».

Тем летом, мучаясь порой бессонницей, Пайт, лежа рядом со спящей Анджелой, приподнимал руку и изучал ее очертания на фоне окна. Рука могла бы принадлежать утопленнику, который вот-вот уйдет под воду. Беззаботное, медленное дыхание Анджелы казалось рябью на поверхности океана, в котором он вот-вот погибнет. Ему не хватало скрипа колеса в клетке хомячка. С Фокси он был скромен и осторожен, как подобает наемному мастеру в чужом доме, и вовсе не намеревался ее возжелать. Но, порхая из комнаты в комнату, от детали к детали, она проявляла соблазнительную ветреность, и он уже смущался смотреть на голое дерево в тех местах, где побывали ее пальцы.

«Здесь можно было бы сделать полки».

«Или шкафы?»

«По-вашему, открытые полки хуже? Двери источают самодовольство. А потом перестают открываться или закрываться».

«На этот случай сейчас делают магнитные защелки — очень эффективно. А открытые полки — это соблазн. У вас кошка, скоро появятся дети. Значит, без запоров не обойтись. У меня есть два плотника, которые делают очень красивые шкафы. Адаме и Комо».

«И вы хотите подбросить им работенку».

Пайт опешил. Эта беременная женщина, снующая по ветхому дому в просторном платье, выглядела более невесомой, чем другие женщины, быстрее проникала в его мотивы, словно перед ней представал не он сам, а кто-то другой, кого она уже успела изучить.

«Они работают с душой. Мне нравится сводить их с душевными заказчиками».

Она молитвенно указала на открывающийся из окна вид, как на икону, обернулась и произнесла скороговоркой:

«Хочу открытые полки, открытые двери, чтобы все, что здесь есть, вбирало море, морской воздух. Я всю жизнь провела в тесных комнатушках, где всегда экономили место».

Произнесла — и выпорхнула в своем желтом летящем наряде, с разгоревшимся лицом, из узкой кухни. Пайт уже догадывался, что с ней не оберешься бед.

— Зачем ты взял этот заказ? — спросила его Джорджина. — Ты же говорил, что собираешься строить дома в стиле ранчо.

Они стояли воскресным утром рядом с теннисным кортом Онгов. Пайт не пошел в церковь, чтобы Анджела смогла принять вызов, брошенный в шутку Фредди Торном. Сейчас ему не хватало привычного часа размышлений сидя и пения стоя. После вчерашнего джина голову стягивали ледяные обручи. Вызов, громко брошенный Фредди накануне у Константинов, состоял в приглашении сыграть с ним в паре. Но Бернадетт уже возвращалась с тремя сыновьями с ранней мессы, поэтому Онгов тоже пришлось пригласить на игру. Чтобы построить корт рядом с их новым домом, пришлось выгрызть кусок холма. Экзотический и дорогой дом с подвесными лестницами был спроектирован архитектором, с которым Джон познакомился в Кембридже, и служил всем в Тарбоксе напоминанием о высоком престиже Джона Онга. Сам Джон, маленький костлявый человечек с кожей орехового цвета, обожавший все американское — от жевательной резинки до сигарет с фильтром, — был энтузиастом тенниса, но талантом в игре не блистал. Играл он неизменно в отглаженном белом костюмчике, с напульсником на правом запястье, с зеленой повязкой на лбу. Все его изящные удары, сопровождаемые горделивыми выкриками, неизменно отражались американскими противниками. Партнером Бернадетт был косолапый Фредди, при одном взгляде на которого было трудно удержаться от смеха; соответственно, Анджеле пришлось играть против Джона, и на этом фоне ее игра выглядела еще правильнее, изящнее и ровнее, за исключением игры у сетки, где ей не хватало расторопности гасить мячи.

Болельщики, Пайт и Джорджина, мирно беседовали. Никто не сказал бы, что они шепчутся, просто они старались, чтобы их не подслушали.

— С такими домами помрешь со скуки, — ответил Пайт на последний вопрос Джорджины. — Они все одинаковые.

Джорджина вскипела светским негодованием.

— Зубы, между прочим, тоже одинаковые. Или, например, биржевые акции. Каждый работает с массивами одинаковых предметов и явлений. Что в тебе особенного? Откуда у тебя характер плейбоя? У тебя даже денег нет.

С самого детства насмешки вызывали у Пайта головную боль. То, что хотя бы кто-то во всем огромном мире в состоянии его не любить, представлялось ему математическим парадоксом, если не умственной пыткой.

— Деньги мне дают другие. Все вы.

— Значит, это твой стиль? Взять, поклониться и уйти? Она видела его в профиль — только один глаз, как у бубнового валета. Солнце жгло ей подбородок.

— Ты сама говорила, — сказал он ей, дождавшись, пока удары и выкрики с площадки сделают их разговор неслышным для остальных, — что мы должны соблюдать осторожность. Из-за письма Джанет, помнишь? Я в тебе нуждался, а ты отказалась встречаться.

— Это было много месяцев назад. Я говорила об осторожности, а не о том, чтобы совсем не встречаться.

— Не люблю, когда мне напоминают об осторожности.

— Конечно, не любишь и не должен любить. Анджела отлично знает о твоих похождениях, просто предпочитает закрывать на них глаза.

Анджела, услышав свое имя, оглянулась. Пайт окликнул ее:

— Джорджина хвалит твой стиль игры! — Джорджине он сказал с улыбкой, словно продолжая легкий треп: — Ты прижала своего письмом?

— Пришлось.

— А он что же?

Она стала крутить между коленями теннисную ракетку, рассматривая струны — грубые и одновременно гладкие.

— Совсем забыла! Он вывернулся. Сказал, что это у него отеческое, что он просто пытался помочь Джанет вырваться из сетей Эпплсмитов, а эта неврастеничка на нем повисла. Если судить по содержанию ее записки, версия вполне достоверная.

— И ты от облегчения снова полезла к нему в постель.

— Правильно, все так и было.

— И осталась довольна…

— Было неплохо.

— У каждого было по семь оргазмов, а в промежутках вы читали друг дружке Генри Миллера.

— Как в воду глядишь!

— Ты очень подробно все описываешь.

— Хватит беситься, Пайт. Я тоже устала быть стервой. Можешь ко мне заглянуть. Просто на чашечку кофе.

— Если нас застукают, то кофе — то же самое, что постель.

— Я по тебе соскучилась.

— Вот он, я.

— Наверное, у тебя кто-то появился?

— Дорогая, — ответил он, — ты же меня знаешь!

— Не могу поверить, что это Уитмен! Для тебя она слишком заторможенная и хорошенькая. Не в твоем вкусе.

— Ты права. Это не она, а Джулия Литтл-Смит.

— Фокси для тебя слишком рослая, Пайт. Ты превратишься в посмешище.

— Я не просто бедняк, но еще и недомерок. Непонятно, как такая великосветская штучка, как ты, связалась с таким пугалом, как я.

Джорджина окинула его холодным взглядом. Зеленые глаза, нос с горбинкой. Дальше тянулась сетка теннисного корта, еще дальше — покрытый травой склон, обвиваемый ветром. Волны. Кристаллические решетки. Соединение и распад.

— Не пойму… — прошептала она. — Наверное, это была просто химия.

Грусть от вожделения, зародившись где-то ниже ремня, поползла вверх. Им бывало хорошо вместе. Лиственницы, тюрбан из полотенца у нее на голове.

Игра на корте завершилась. Победители, Анджела и Джон Онг, обливались потом. Пайт не мог понять, что говорит Джон: неразличимые гласные, похожие на «а», соединенные лязгающими согласными. Но из-под золотистого лица-маски так и сочился ум.