Хроники объявленного Апокалипсиса - Александр Абердин

— Ты, бля, почему не выполняешь приказ о мобилизации?

Растянув губы в улыбке, я ответил:

— Капитан, я не местный и потому ни о какой мобилизации ничего не знаю. Я из Москвы, разыскиваю свою подругу. Там, к западу, километрах в десяти, образовался огромный провал и я просто объезжал его. Добрался до Западной Двины и увидел, что весь город провалился под землю. В общем доехал досюда, чтобы переночевать и с утра поехать дальше. Вот мои документы.

Я протянул небритому капитану удостоверение и тот, бегло посмотрев на него, зло бросил мне в лицо:

— Значит, бля, банкир, бля. Из Москвы. Тебе что, бля, в Москве баб мало, что ты за нашими прикатил:

Я принялся терпеливо объяснять:

— Капитан, моя знакомая не из ваших будет. Она из Невеля. Построила для себя и своей дочери спасательный батискаф, но когда его подхватила волна, её капсулу оторвало, а гондолу с Алёнкой, её дочерью, благополучно донесло волной до Москвы. Вот я и сел на мотоцикл, чтобы проехать по пути следования гондолы, чтобы найти капсулу Валентины. Вот и всё. Не думаю, что я вам тут чем-то помешал или чем-то побеспокоил вас, так что сейчас соберу вещи и поеду дальше.

Странное дело, до этого моя история почему-то всегда находила отклик в душах людей. Мне сочувствовали и желали удачи, а Валюше благополучного приземления и встречи с дочерью. Везде, но только не в Тверской области и только не у нукеров Рыбникова. Капитан, неизвестно почему озверев, выслушав меня, тут же истерично завопил:

— Никуда, бля, ты не поедешь! Твой мотоцикл мы реквизируем для нужд тверской народной армии, а тебя задержим.

— Это почему? — Удивлённо воскликнул я — Ребята, вы бы, занимались своими делами и не трогали людей понапрасну.

Капитан от этих слов вообще рассвирепел и заорал:

— Бля, ты мне угрожаешь? Взять его!

Пятеро лбов, нацелив свои "Кедры", тут же обступили меня со всех сторон. Да, глупо я сделал, что сразу же не выхватил "Стечкина" и не открыл по ним огонь, решив, что смогу разойтись с ними мирно, без стрельбы. В первые секунды, когда они были в пяти-шести метрах, у меня ещё был шанс, а когда эти уроды подступили вплотную, было уже поздно что-либо делать. Двое профессионально заломили мне руки, а третий всё так же профессионально быстро рванул на мне куртку и мигом обезоружил, вытащив из оперкобуры "Стечкина", а из ножен мой нож разведчика, который с торжествующим видом показал капитану. Тот радостно заулыбался и немедленно приказал:

— Месите его.

Первого месителя я встретил ударом ноги по яйцам, но в следующую же секунду и сам получил рукояткой "Кедра" по башке так, что отключился. Очнулся я уже в кузове пикапа связанным по рукам и ногам, и заброшенным в него вместе с мотоциклом. Пикап куда-то быстро ехал, а я был избит так, что не мог даже пошевелиться. В общем моё положение было просто безвыходным в том плане, что сам я ничего не мог сделать, но не думаю, что таким уж плохим. Почему? Ну, в первую очередь потому, что в шесть утра я должен был выйти на связь и доложить, что ночь прошла спокойно, всё в порядке и я двигаюсь дальше. Так как этого не произошло, то Скиба немедленно поднимет тревогу и пошлёт ко мне вертушку, а то и все три. Часа через четыре мы въехали в Тверь и вскоре, изрядно попетляв по городу, остановились. Меня вытащили из кузова и я увидел большую толпу мужиков в камуфляже, от многих сильно разило перегаром. На вопрос, кого это захватил капитан Ярыгин, тот ответил:

— Да, москаля какого-то, бля. Банкира, бля. — Похоже, что кроме этого жлобского междометия, капитан не знал больше ничего, но при этом радостно воскликнул — Ничо, парни, щас он нам всё расскажет про столицу и про то, какой хернёй они там занимаются. С тверским ОМОНом шутки плохи.

Кто-то сказал ему:

— Васька, ты бы того, сначала губернатору доложил про москаля, а уже потом волок его в свою пресс-хату. Смотри, окочурится мужик после твоих омоновских методов, Борис Петрович тебя куда-нибудь ещё дальше мобилизации загонит.

— Ничего, авось не окочурится! — Весело воскликнул капитан Ярыгин, но всё же сказал — Семакин, пойди доложи, что мы взяли московского лазутчика, а я пока что москалю объясню, что ежели его тверской ОМОН поборкал, то он должен вести себя тише травы и ниже воды. Ты прикинь, Семакин, он Егору ногой по яйцам врезал, сука. Ну, ничего, я его сейчас так отрихтую, бля, что он у меня до конца жизни будет ходить рывками и срать где попало.

От таких слов мне сделалось немного не по себе. Ничего доброго от этого урода ждать не приходилось. Тем не менее я выпрямился и быстро огляделся. Похоже, что меня привезли в самый центр тверской крепости. Вокруг стояли массивные, высокие железобетонные капониры, укрывшие собой несколько зданий. За моей спиной находились бункеры пониже, а под мощной железобетонной стяжкой, как я понимаю, противоатомное убежище. Несколько таких укрепили и в Москве, вот только из них людей не вышвыривали, как отработанный материал. Да, штурмовать такую крепость будет сложно. Хотя с другой стороны я был согласен со своими коллегами, раз дело дошло до такого беспредела, то если эти уроды не сдадутся, то ничто не помешает нам сбросить на их крепость несколько десятков сверхтяжелых фугасных авиабомб, для которых полтора метра бетона это так, семечки. Ну, что же, если меня привезли сюда, значит тем самым тверичи, последовавшие за своим местечковым диктатором, только ускорили развязку. В мой мотоцикл был встроен радиомаячок и потому наши ребята быстро обнаружат его местоположение. Не думаю, что капитану Васильку, моему заместителю, и особенно Скибе понравится, что меня захватили в плен. Думаю, что они уже обо всём догадались и передали нашим разведчикам, находящимся в городе, соответствующий приказ. Как только я выпрямился и стал оглядываться, один из омоновцев крикнул:

— Командир, ты гляди, эта падлюка уже стреляет зенками во все стороны! Не, ну он точно лазутчик.

Капитан злорадно откликнулся:

— Ничего, щас он нам всё расскажет. Волоките его в мой кабинет, мужики. Допрашивать зачнём.

Один из омоновцев снова саданул меня кулаком в солнечное сплетение, отчего моё самочувствие не улучшилось, а два других поволокли к ближайшему бункеру с широченным, приоткрытым люком, в который въехала бы даже "Камаз". Это, похоже, было укрытие для автомобилей, но его успели превратить в тюрьму. Посередине был оставлен широкий проход, а слева и справа находились клетки, сваренные из арматуры. Меня протащили почти до конца, пока капитан не передумал и не сказал:

— Ладно, развяжите его и бросьте в одну из клеток, а я пока что вздремну. Успеем ещё допросить.

Ну, что же, уже лучше. Меня прижали лицом к решетке и я увидел, что в клетке уже сидят на бетонном полу четверо мужчин с заросшими щетиной лицами, а чуть по одаль от них стоят, прислонившись стеной к бетонной стене, две молодые женщины, одетые в мужскую одежду. Вид у всех шестерых был совершенно отсутствующий, а лица в синяках и ссадинах. Мне развязали руки и ноги, охранник открыл дверь и омоновцы пинком загнали меня внутрь. Влетев в клетку шириной в три и длиной метров в восемь, я не удержался на ногах и упал. Никто даже не пошевельнулся. Наоборот, люди стыдливо отвели глаза в сторону и я понял, что за всякое сочувствие им тут крепко достаётся. Да, сволочные порядки завёл в своём зиндане Рыбников. Поднявшись с пола, я прежде всего стал растирать затёкшие руки и ноги, после чего слегка размялся и хотел было подойти к двери камеры, как один из мужчин тихо сказал мне: