Джек и Джилл - Олкотт Луиза Мэй

И куда только девалась его солидность? Как вихрь он помчался на почту по раскисшей дороге. Фонтаны грязи так и взвивались из-под его ботинок; прибыв же на место, он, прежде чем отправить письмо, приписал от себя на конверте: «Поторопись! Ф. М.»

С самого утра следующего дня, не без некоторого чувства вины, но и не без гордости, они то и дело похихикивали украдкой над тем, как ловко они приблизились к разгадке тайны ничего не подозревавшего Джека. Жители Хилла не имели привычки быстро отвечать на полученную корреспонденцию, и тщетно было надеяться, что письмо от Боба придет с полуденной почтой. Вечером Джилл, однако, рассчитывала его получить, и не напрасно. Самое забавное, что конверт ей принес Джек, и, пока девочка читала долгожданный ответ, он преспокойно сидел рядом с ней, увлеченно листая журнал «Компаньон юности».

Боб, как, впрочем, и следовало ожидать, едва ли мог назвать себя мастером эпистолярного жанра. Текст дался ему с явным трудом и изобиловал огромным количеством помарок и клякс, однако его ответ порадовал Джилл куда больше, чем самое изящное и совершенное письмо на свете.

Не зная, как обратиться к незнакомке, ожидавшей от него письма, юноша просто проигнорировал эту часть, сразу перейдя к сути вопроса:

Ну да. Так и есть. Джек, стало быть, приходил ко мне в пятницу. Он такой добрый! Деньги ему я, конечно, верну. А вот передряга его — сплошная несправедливость.

За что наказали-mo? Тут дело было такое. Джек уплатил Джерри деньги заместо меня, потому как Джерри этот грозился иначе, ну, если долг не получит, сюда припожаловать и учинить заваруху. И я лишился бы хорошей работы. Капитан-то ужас до чего строгий, вмиг бы со своей фермы погнал. Но Джек меня спас и обещался ни одной живой душе об этом не рассказывать. Это я с него слово такое взял. Но коли уж он пострадал через это, а говорить ничего не хочет, тогда я сам расскажу. Я не подлый. Спасибо, что написала.

Р. О. У.

— Ур-ра! — прорезал тишину Птичьей комнаты ликующий вопль Джилл.

Фрэнк кинулся к девочке и, изловчившись, выхватил у нее письмо.

— Позови сюда всех сначала, а потом прочтешь его вслух, — велела она Фрэнку.

Тот, пробежав глазами корявые строки, кинулся звать маму, а Джилл, из страха не сдержаться и выпалить Джеку все, что узнала, раньше времени, громко запела песенку про Бобби Шафто, ушедшего в море. Джек обиженно посмотрел на нее, сочтя это за насмешку. Ведь, чтобы скрыть шрам на лбу, он в точности как герой этой песни тоже тщательно расчесывал свои золотистые кудри.

Не прошло и пяти минут, как дверь распахнулась и миссис Мино, стремительно пролетев через комнату, заключила младшего сына в объятия.

— Милый мой щедрый мальчик! Все это время я ничуть не сомневалась в тебе! — с пылом проговорила она, пока Джек с ошалелым видом переводил взгляд с одного сияющего лица на другое, сильно подозревая, что все семейство его вдруг разом сошло с ума.

— Ты молоток, сэр! Горжусь тобой! — И Фрэнк принялся с таким воодушевлением трясти брату руку, словно накачивал воду из колонки.

— Я ведь говорила! Говорила тебе, что узнаю! И узнала! — воскликнула Джилл и разразилась звонким победным смехом.

— Эй, что это с вами? — громко спросил Джек со столь неподдельным недоумением, что миссис Мино от смеха разжала объятия, в которых, похоже, готова была задушить его.

— Ты лучше скорее вот это прочти! — принялся вместо ответа размахивать перед носом брата листочком в кляксах Фрэнк, чем лишь усилил его уверенность, что с домашними не все ладно.

Миссис Мино, не в силах сдерживаться от бурного выражения чувств ко всем, кто ей дорог, тем временем переключилась с объятиями и поцелуями на Джилл.

— Ну и кто из вас вытянул это признание из Боба? — поинтересовался Джек, наконец прочитав письмо. — Разве я просил вас вмешиваться? Это наше с ним дело, хотя с его стороны и замечательно было честно обо всем рассказать, — добавил он.

Лицо его просветлело, и он с облегчением улыбнулся — впервые за все эти, к счастью, уже минувшие для него тяжелые дни.

— Это сделала я! — хлопнув в ладоши, провозгласила Джилл с таким счастливым видом, что у Джека просто язык не повернулся бы упрекнуть ее хоть одним словом, даже если бы ему и хотелось.

— Но откуда же ты узнала, что он попал в беду? — Теперь, когда уста его более не были запечатаны обетом молчания, ему не терпелось все выяснить.

— От тебя, — наслаждаясь пикантностью ситуации, выпалила с лукавой улыбкой Джилл.

— Брось свои шуточки. Я был нем как рыба, — уверенно возразил ей Джек.

— Это тебе так кажется, — с еще большим лукавством проговорила девочка. — Ты ведь заснул в тот день здесь, у камина, и начал во сне разговаривать с Бобом. Мол, старина, теперь все в порядке. Ты еще что-то говорил… Но тогда я, конечно, не догадалась, в чем дело. А потом выяснила от Фрэнка, что Боб поселился в Хилле, у меня закралась мысль, а не может ли он что-то знать, я написала ему, он прислал мне ответ, и теперь все встало на свои места — ты снова для всех самый лучший на свете. Ох, как я рада! Как рада!.. — Джилл замолчала, ибо от счастья у нее в легких иссяк запас воздуха.

— Теперь-то я знаю: если нам нужно будет сохранить что-то в тайне, нам следует остерегаться этой сверхпроницательной юной леди, — сказал Фрэнк, легонько проведя ладонью по темным кудрям Джилл. — Из вас, дорогая мисс, может выйти славный детектив.

— Не знаю, как остальные, а я больше никогда в жизни не позволю себе заснуть в чьем-либо присутствии, — подхватил Джек, совершенно обескураженный фактом, что слова, оброненные им во сне, достигнув чуткого уха Джилл, помогли ей разгадать тайну, которую он столь тщательно оберегал. — Но сейчас это уже не так важно, — продолжил он. — Я-то своего слова не нарушил и молчал до последнего, хотя мне очень хотелось всем вам все рассказать. И вот вы сами обо всем узнали, только, пожалуйста, больше никому не говорите, иначе у Боба могут быть неприятности, а он совсем неплохой малый, — произнес Джек, обеспокоенный тем, как бы его победа не обернулась для кого-то другого несчастьем.

— Но рассказать обязательно надо. Не желаю, чтобы моего сына подозревали в чем-то дурном, когда он на самом деле просто пытался выручить друга. Я сама поговорю с мистером Актоном и с капитаном. Уверена, мне удастся донести до них эту историю в правильном свете, — откликнулась миссис Мино, взволнованная стойкостью младшего сына, который сумел, несмотря ни на что, сохранить верность данному слову, хотя при непредвзятом взгляде на эту историю следовало бы отметить, что в данных обстоятельствах со стороны Джека могло быть проявлено и больше мудрости.

— Пожалуйста, перестаньте меня расхваливать. Мне это так же неприятно, как когда все вокруг осуждали меня. Вы еще ладно, но если другие тоже начнут умиленно гладить меня по головке — я этого просто не вынесу, — изрек восстановленный в правах и оправданный в глазах самых любимых своих людей Джек. И несмотря на всю суровость, с которой мальчик произнес последние слова, лицо его при этом светилось от радости.

— Шума из этой истории, разумеется, поднимать не надо, но все должны знать, что вы с Бобом не сделали ничего дурного. Не беспокойся: твой друг не пострадает. Я сама прослежу, чтобы с ним ничего плохого не случилось, — заверила сына миссис Мино.

— Ну расскажи же нам все, от начала до конца, — попросила, обратившись к Джеку, Джилл, полагавшая, что заслужила право узнать подробности этой истории.

— Ох, да не сделал я ничего такого особенного. Мы ведь обещали Эду поддерживать Боба в его отсутствие. А тому как раз понадобилась помощь. Не бросать же его в беде, — пожал плечами Джек, считая, что больше к этому и добавить нечего.

— Человека, который с таким упорством, несмотря ни на что, держит свои обещания, еще поискать! — указывая на брата, проговорил Фрэнк. — По-моему, Джек, у тебя это иногда доходит просто до глупости. Помнишь, мам, как прошлым летом мы отправились на пикник и ты взяла с него слово не садиться в лодку? — Фрэнк перевел взгляд на миссис Мино. — До места мы добрались в экипаже, но потом лошадь убежала от нас домой. Как же, прикажете, ехать обратно? Естественно, на лодке. Так все и сделали, кроме нашего чудика. Он наотрез отказался плыть с нами по реке и все пять миль отмахал пешком. По-моему, это уже перебор, — покачал головой Фрэнк, убежденный, что даже и в добродетели требуется соблюдать умеренность.