Ода абсолютной жестокости - Тим Скоренко

Какой-то доходяга подходит ко мне и просит:

– Дай монетку, господин хороший…

Он не видел, что произошло.

Я разрубаю ему череп. И иду догонять обоз.

Мы на месте. Это и есть пустырь.

– На местных постоялых дворах останавливаться нельзя. Обдерут как липку, – говорит Виркас. – Поэтому становимся тут и занимаем круговую оборону.

При последних словах он улыбается.

Это самая окраина. Дома тут редкие, полузаброшенные, покосившиеся. Люди ходят с отрешённым видом, пошатываясь.

– Под кариком, – поясняет Виркас.

Принимать наркотик и не быть зависимым. По крайней мере, физически. Это рай для идиотов.

Мы торгуем удовольствием, которым сами не пользуемся.

В этот момент появляется тип с лисьей физиономией. Возникает из ниоткуда.

Он что-то шепчет на ухо Лиуку. Лиук кивает. «Лис» исчезает.

– Что он сказал? – спрашиваю я.

– Карлифа устраивают условия. Он будет через час.

Я выхожу из круга повозок. Бродяги собираются тут. Они принюхиваются, трогают повозки руками.

– Они знают, что это трогать нельзя, – говорит Виркас. – Это Карлифа.

– Он не может просто напасть и отобрать груз?

– Ему нужны регулярные поставки.

Я – прямой человек. Мне проще пробить дорогу мечом, чем словом. Меня тошнит от этих вывертов и недоговорок. Все знают, что обозы из дальних провинций возят наркотические средства. Все знают, что они нарушают закон. Не потому что наркотики запрещены. Нет, конечно, они разрешены.

Но если платить налог с продажи наркотиков, их будет невыгодно продавать. Налог огромный. И цена высока. Проще дать на лапу стражникам и продать товар на чёрном рынке.

– Тебе противно всё это, – говорит Марфа.

Она кладёт руку мне на плечо.

– Да.

– Это видно по твоему лицу. Сдержи себя, Риггер. Скоро ты найдёшь себе дело.

Убивать.

Во мне борются два чувства. Ненависть к этим людям – за их двуличие. За второе дно. И ответственность. Потому что я дал им обещание.

Какой вес имеет слово Риггера?

Я смотрю на темнеющее небо.

Карлиф появляется через несколько часов, когда над городом уже царит ночь. Его несут в паланкине, чёрном, без всяких эмблем на пузатых боках. Впереди и позади – телохранители с факелами.

Он выходит из паланкина, отвратительный толстяк с кошачьей физиономией. Лиук подаётся навстречу. Справа от Лиука – Виркас, слева – я.

– Я смотрю, у тебя новый человек, Лиук, – говорит Карлиф.

– Да, – отвечает тот. – А ещё у меня есть товар.

– Десять мер, – говорит Карлиф.

Лиук хмурится.

– Десять – мало. Всегда было двенадцать.

– Ты не в курсе ситуации на рынке. Карик стремительно дешевеет. Десять.

– Мы потеряли две повозки. Осталось всего тринадцать. Если продавать по десять мер, то ста тридцати мер нам не хватит до следующего урожая.

Карлиф лениво улыбается.

– Вы сами выбрали такую жизнь. Растите картошку, как все остальные крестьяне. Пеките хлеб. Держите гусей и поросят. Кариком не насытишься.

– Карлиф, мы не первый год тебе поставляем. Всегда было двенадцать. Мы рассчитывали на двенадцать.

– Десять и не мерой больше.

Тогда я делаю три шага вперёд. Раз-два-три.

Один из громил-телохранителей делает шаг ко мне и падает с пронзённым горлом. Второй – тоже. Третий и четвёртый успевают достать мечи, но мой меч быстрее: схватка не занимает и десяти секунд.

Телохранители сыплются, как из ведра. Половина нищих, ошивающихся близ пустыря, оказываются вдруг моими врагами. Это просто избиение. Для того, чтобы превратить их в фарш, мне не нужно становиться огненным вихрем. Не нужно закрывать глаза и бить вслепую. Не нужно опережать время. Я просто мерно рублю направо и налево, и уже через несколько минут напротив меня только один человек – жирный Карлиф.

– Ты поплатишься за это! – говорит Карлиф. – Ты знаешь, на кого ты поднял руку?

Я подхожу к нему в упор и говорю:

– Знаешь, урод… Если я тебя сейчас убью, ты проснёшься вмурованным в камень где-нибудь на глубине двадцати метров в ближайшем водоёме. И в твоих лёгких не будет ни капли воздуха. И так будет каждый день. Завтра. Послезавтра. Через неделю.

Я не говорю, а шиплю, как змея.

– Меня наняли для того, чтобы я поддерживал порядок. Чтобы такая мразь, как ты, не обирала собственных поставщиков. Так какая цена повозки?

У него заплетается язык.

– Д-двенадцать.

– Неправильно.

Понимает.

– Т-т-тринадцать.

– Всё ещё неправильно.

– Ч-четырнадцать.

– Вот теперь правильно. Куда мне прийти, чтобы забрать деньги?

– Они с-с-собой…

– Все?

– Н-нет. Т-только с-сто мер.

– А должен ты нам четырнадцать на тринадцать… Сколько будет?

– С-сто восемьдесят два…

– Молодец.

Я думаю, что он не врёт. Я могу и пересчитать, но не хочется.

– Тогда сейчас я заберу то, что у тебя с собой. А завтра я приду и возьму то, что нам ещё причитается. Груз ты тоже заберёшь завтра. По получении всех денег.

Он кивает.

Я отхожу назад.

– Ты свободен.

Он вскакивает и исчезает в темноте. Я не думал, что подобный толстяк может так быстро бегать.

Сто золотых мер и в самом деле находятся – в сумках позади паланкина.

Мы стаскиваем в кучу тела людей Карлифа.

Я стою рядом с Лиуком.

– Что ты наделал… – качает тот головой. – Теперь-то ты с нами, а дальше… В следующий раз он не просто не будет торговать. Он нас закопает.

– Завтра я поговорю с ним ещё разок. Он будет всегда торговать с вами. По лучшей цене.

Лиук отворачивается и бредёт к повозкам.

Через два часа рассвет. Люди Карлифа будут оживать. Мне они живыми не нужны.

– Надо сторожить. Как только кто-то просыпается, резать глотку.

Микта кивает. По-моему, я становлюсь кумиром.

– Мне нужен проводник, который доведёт меня до дома этого Карлифа.

Вперёд выходит Стервятник.

– Я доведу.

Я иду прочь. Стервятник семенит следом.

– У тебя к нему счёты?

– Да, – в голосе Стервятника неподдельная злость.

– Секрет?

– Не то чтобы секрет, но если можно не говорить, то я предпочту промолчать.

– Молчи.

Мы подходим к городской стене. Внешний город уже закончился. Оказывается, вовне есть не только трущобы, но и вполне пристойные кварталы.

– Ночью ворота закрыты. Пойдём через систему водостоков.

– Для меня ворота открыты. Я не привык купаться в дерьме.

Ворота возвышаются метрах в ста справа.

Стервятник вяло пытается возражать.

– Эти ворота нам подходят? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает он неохотно.

– Вот и отлично.

Ворота забраны решёткой, через такую не просочишься. Узкий боковой проход ведёт в комнату стражи. С другой стороны эта комната тоже имеет выход. Наружной стражи не видно.

Дверь закрыта. Стучу.

На стук открывается окошко в двери. Хмурая физиономия стражника.

– Что надо?

– С начальником поговорить.

Мне нужно, чтобы он открыл дверь. И всё.

– Чего тебе от начальника-то надо? – стражник не спешит звать командира.

– По поводу найма.

– Это не к нему.

Как ты мне надоел, урод.

– Позови начальника, говорю. Тебе же хуже будет, если не позовёшь. От начальника и получишь.

Стражник колеблется. Потом его лицо исчезает.

Стервятник притаился слева от двери. Стражники должны думать, что я один.

Окошечко снова приоткрывается. Другие глаза. Более серьёзные. Более злые.

– Кто такие?

– Ты начальник?

– Я.

– В полусотне метров от твоих ворот открыто торгуют незаконным кариком, а ты сидишь в своей конуре.

Взгляд застывает.

– Что?

– Повторяю для тупых…

– Что???

Он орёт, но окошечка мало, чтобы развернуться во всю мощь. Он отодвигает тяжёлую щеколду. Это его последнее действие.

Дверь открывается наружу. Я дёргаю её на себя и вбиваю нож начальнику в глаз. Второй стражник в этой комнате получает тот же нож в живот. Пока он корчится, зажимая вываливающиеся кишки, я прохожу в дальнюю комнату. Там трое стражников. Они играли в какую-то азартную игру, но теперь готовы к бою. В руках – мечи.

– Меня зовут Риггер, – говорю я.

И отправляю нож в полёт. Один из стражников падает с ножом в глазнице. Второй пытается ударить меня мечом. Меч проходит мимо. Я отрубаю ему ногу чуть ниже бедра. Последний тоже пытается напасть. Ломаю ему горло ударом ладони. Тридцать секунд, пять трупов.

Ногой открываю дверь, ведущую в город. Передо мной – ещё один стражник. Через секунду он захлёбывается собственной кровью у моих ног.

За спиной появляется Стервятник.

– Надо поторопиться. Скоро начнёт светать.

Он обгоняет меня. Мы идём по мощёным улочкам. В темноте трудно оценить красоту города. Стервятник ориентируется легко. Он ведёт меня полупотайными тропами, иногда мы вынуждены забираться по лестницам на крыши и идти поверху.

В центре города возвышается шпиль.

– Что это?

– Башня Императора. Он живёт не там, но, кажется, иногда поднимается, чтобы посмотреть на свой город.