Эти разные, разные лица - Сергей Капков

- То есть вы жили в некой своей ауре, немножко загородившись от мира невидимой пленкой?

- Не немножко, а множко! Целиком! Днем - занятия, вечером - где-нибудь во МХАТе, на ступенечках или на галерке, сидела и умирала от этих спектаклей. Потом добиралась до общежития, где делила угол с еще сорока такими же студентками. Жизнь была прекрасна!

- А вы легко заводитесь на какую-нибудь поездку, на новое дело, на новую роль?

- Очень легко, но тут же начинаю сомневаться. Я - Весы, человек сомнений. А что касается ролей - не было ни одной, чтобы я была уверена в своих силах. Никогда этого со мной не было. Где-то внутри подсасывает: как я хочу сыграть вот это! И вдруг на доске распределения, обнаружив свою фамилию, начинаю: "А вдруг не получится? Как же я буду выглядеть?.." Мучения!

- Вы сменили очень много театров, работали в разных городах. Чем это было вызвано?

- Провинциальные актеры часто меняют сцены. Для провинции это нормально. Хотя есть люди, которые задерживаются на одном месте надолго. Я после института попала в Могилев, разбитый после войны городок. Деревянный купеческий театр. Это не описать! Это красиво и необыкновенно! А потом это же первый мой театр! Я жила в гостинице и когда шла по улочкам, заходила в местные лавки, и мне очень хотелось, чтобы знали, что я актриса и работаю в театре. Но местные жители, видя во мне приезжую, начинали расспрашивать: кто я, откуда. Я начинала объяснять, что я актриса, выступаю в театре, приглашала их на спектакли. И однажды получила первую роль, но очень переживала: по городу были развешаны огромные старые афиши, где указывались первые исполнители, а моей фамилии не было.

Потом Могилевский театр перевезли в Брест и объединили с Брестским театром. Полгода я проработала там, а когда заболела бронхиальной астмой, переехала в Кемерово. Там проработала год, и уехала в Ташкент, потому что заболели родители. Затем был Омск, где появились первые московские критики. И я задумалась, что не везде работать нужно, а можно было бы выбираться на более высокий уровень, где посильнее партнеры и получше театр.

И вот я попала в первый свой серьезный театр - челябинский, где проработала семь лет. Я бы назвала этот период "крепкой творческой юностью".

- Тогда же вы ощутили и любовь зрителей, и внимание критики?

- Вы знаете, вообще всю мою жизнь критика меня баловала очень. Было много добрых слов, но я-то для себя оставалась самым строгим критиком. Да и по серьезной критике я понимала, что и как. Но была роль в театре, за которую я отвечаю от и до - это Маша в "Чайке". Это действительно было признано и мной тоже.

- Судя по рецензиям, в Челябинске вы играли все, вплоть до Комиссара в "Оптимистической трагедии".

- Ой, не говорите! Это было очень смешно. Я жутко боялась выстрелов, и когда они раздавались из-за кулис, я закрывала уши, а потом кричала: "Вперед!" Но, повторюсь, так как в городе ко мне почему-то очень хорошо относились, в местной газете я прочла рецензию: "Все хорошо, но вот Комиссар - все-таки больше комсомольский организатор..."

- А в Ленинграде удачно все складывалось?

- Да. У меня дебют был удачным. Я играла Нюрку в спектакле "В день свадьбы". Я бы сказала, что это была приличная работа. Может, можно было бы и лучше сыграть, но режиссер не стал моим помощником. Не сложились у нас взаимоотношения, и получилось некое разночтение. В итоге я оказалась права - это подтвердила статья, написав, что "спектакль поставлен в духе Софронова, а это Розов! И единственный человек, который это понял,исполнительница Нюрки".

Но тут началось у меня кино, и театр стал несколько "двоиться".

- В кино вы влюбились?

- Я не могу так утверждать. Просто начался следующий этап, несущий в себе нечто новое и непонятное, а значит интересное.

Я очень жалею, что умер режиссер Авербах. У нас с ним начинали складываться очень интересные взаимоотношения, несмотря на то, что сыграла я у него совсем небольшие рольки в "Степени риска", "Драме из старинной жизни" и "Объяснении в любви". Но мне была обещана удивительная роль, которая так и не случилась. Я должна была играть атаманшу какого-то женского отряда анархисток. Я уже готовилась, скакала на лошадях, но этого не произошло, к сожалению.

Так что до Петра Наумовича Фоменко, пусть не сердятся на меня режиссеры, я ничего интересного не сыграла. Это все я уже могла и ничего не открывала. Фоменко стал моей Синей птицей. Я многое уже видела в жизни, испытала и прошла и встретила вдруг такое неожиданное, прекрасное и целомудренное! Я совершенно не боюсь таких красивых слов, вам про него то же самое скажут все актеры, которых он коснулся. Когда я смотрю на экран, я себя не воспринимаю как себя. Я - не я. Я смеюсь, я плачу вместе со зрителями над своими героинями.

- Значит, та же Юлия Дмитриевна из фильма "На всю оставшуюся жизнь" ничего общего с вами не имеет?

- Конечно, имеет. Например, ее влюбленность в кого-то или во что-то. Где бы она ни появлялась, ей обязательно надо было выбрать объект своей влюбленности. Так и я - периодами я должна быть в кого-то влюблена в своих мыслях. Я избирала себе кумира - в театре это были партнеры. Они не знали этого. Я начинала мечтать, развивать свою фантазию. Потом, когда это все уходило, я думала: "Боже мой! Откуда я это все взяла? Этого ничего не было и нет в человеке!" Но мне это было надо - и это главное качество Юлии Дмитриевны.

- Людмила Михайловна, как вы считаете, в общем в кино вам повезло?

- Да, я ведь человек - "спасибо за все". Поскольку я сомневающаяся и много не любящая в себе, то воспринимала все как подарки. Не я одна такая, я не оригинальничаю. Что-то получалось, что-то нет. Я редко отказывалась от ролей и всякий раз надеялась, что, может быть, на этот раз хоть что-то открою. Но... Сама я ничего не умею открывать, как выяснилось.

- Ну что ж вы так на себя наговариваете?

Смеется.

- Нет-нет. Я актриса в чистом виде. В чистом! Тот камень, под который вода не течет.

- А вы смогли бы на экране или на сцене находиться одна? Выдержать общение со зрителем один на один, в том же моноспектакле, например?

- Вот когда надо было ездить от отдела пропаганды киноискусства со своими пленками на встречи со зрителями, я села и сама себе написала сценарий. Не знаю, что за вдохновение меня тогда посетило. Но я была довольна этой работой. Мне было не стыдно, и я знала, что держала зал. И в моноспектакле я поработала бы с удовольствием. Это именно то, что меня сейчас безумно бередит. Ведь те же встречи со зрителями были настоящими моноспектаклями. Я вела зрителя за собой именно как актриса, я играла актрису. И я поняла, что могу это. Но поскольку я человек, конечно, необразованный, и, конечно, всего лишь актриса со своими рыбьими мозгами в этом плане, то сообразить самой свой моноспектакль, конечно, не могу.

Если бы нашелся человек с пьесой и предложил сделать с ним такую постановку, это было бы счастливым завершением моей художественной судьбы.

А, в общем, я счастлива.

- Такое редко кто может заявить!

- Да, я счастлива. Творческая жизнь для меня была подарком. Я благодарна своему актерскому, пусть и не звездному, положению.

- Людмила Михайловна, какой на ваш взгляд должна быть актерская семья?

- Думаю все-таки, что лучше, когда это творческая пара. Хотя не обязательно. Мой покойный муж, с которым я прожила 24 года, был режиссером. Это Мокин Николай Александрович. Очень талантливый человек. Всем своим духовным содержанием, если оно у меня есть, я обязана ему. Жизнь была идеально интересна и насыщена. Появился Окуджава - мы из Челябинска на пару дней неслись в Москву на его концерт. Возникла Новелла Матвеева - мы у нее дома в небольшом кругу удивлялись ее песням-сказкам. А песни Юлия Кима! А Эфрос, Любимов, Тарковский! А выставки! Все-все это мы буквально поглощали тогда, и все это помогало мне постигать "что такое хорошо и что такое плохо". Спасибо и еще раз спасибо этому человеку за то, что он был в моей жизни.

Теперь у меня все по-другому. Мой нынешний супруг - полковник в отставке. Замуж за него я вышла на старости лет. Не поверите, но решающим в этом событии было его имя. Его тоже зовут Николай Александрович. Я подумала, что это провидение. И не ошиблась. Дом отдыха, а не человек. "Наблюдает" он меня с большим любопытством. Да и не мудрено. Начальник отряда погранвойск и актриса. Ему - 55, и мне было столько же. Как интересно! А? И ему спасибо, огромное спасибо за его внимание и уважение ко мне.

- Вы всему и всем благодарны. Это удивительная человеческая черта, за которую теперь уже я вам благодарен. Мне очень приятно и интересно с вами общаться. Скажите, есть ли какая-то отдушина, к которой вы припадаете, когда вам все-таки грустно и тоскливо?

- Это книги. Только бы глаза не подвели меня и сохранились бы подольше. Я не могу сказать, что так уж много читаю, но столько не прочитано! Я недавно открыла для себя Мережковского, Набокова! Если я в 1615 году переписывала втайне Есенина, вы можете представить себе мое образование? Так что это отдушина. Ну и, естественно, Пушкин! Никуда не денешься. Я наизусть мало знаю, но с Пушкиным я просто погибаю. Достоевский, Блок, Чуковский - и снова открытия, удивления. Прихожу в библиотеку и говорю: "Мне, пожалуйста, пару умных книг и пару попроще". Попроще - это Жюль Верн, Майн Рид, Коллинз....